…В четыре года папа привел меня на стадион Юных пионеров записываться в секцию фигурного катания. Тренер кивнула головой и показала в сторону уже занимающихся ребятишек — пусть идет… “Поддержите ее, все-таки первый раз”, — попросил папа. “Она что, совсем кататься не умеет?” — с подозрением оценивая мой кукольный даже для четырех лет рост, спросила строгая тренер. “Да нет, я имею в виду морально”, — засмеялся отец.
На морально-волевых качествах строится все фигурное катание. Кто заставляет малышей самоотверженно приезжать на тренировку, еле продрав глаза? Да, сначала мама. А потом — только воля. Откуда берется? А она либо есть, либо нет.
— Я просто рвалась в жизнь, — рассказывала первая наша чемпионка мира в одиночном катании Маша Бутырская. — Ведь и по детям можно судить — есть жажда жизни или нет. В шесть утра надо было выходить на тренировку — темнота, зима. Метро в Строгине нет… Добиралась тремя трамваями: стоишь, ждешь и ничего не соображаешь. В семь лет еще как-то бабушки встречали, иногда до остановки провожали. А в восемь — уже все: полная самодоставляемость и самоуправление.
Фигурное катание не самый травмоопасный вид спорта. Так считалось всегда. Но разберите на части любого фигуриста крупного калибра — места живого найти нельзя. А они улыбаются, им привычно… Хорошо, что врач нашей сборной тщательно оберегает секреты подопечных, а то бы мы про такие травмы узнали! Вон гений льда Евгений Плющенко начинает перечислять свои болевые точки — колено, еще колено, седалищный нерв, два дня с кровати как-то не вставал, пах, спина… И это все о нем?
Таня Тотьмянина упала с поддержки — не первый и, увы, не последний случай в современном фигурном катании с его бешеными скоростями и безумной фантазией хореографов и тренеров: что бы еще придумать, чем бы еще удивить? Два часа выпали из ее жизни. Сознание не зафиксировало события, словно оберегая и щадя: тебе это знать не надо, тебе надо кататься дальше. А в жизни Максима Маринина все последующие дни начиная с шокирующих минут — Таня лежит, неудобно изогнувшись на льду без движения, — отпечатались, наверное, навсегда. “Но я же не знал, что у нее: перелом шеи, что-то с позвоночником? Это страшно”.
И зачем им это? А это профессия. Любимая, с детства выбранная, годами подтверждаемая, часто за труды отплачивающая слезами, но затем вознаграждающая. И у каждого — свой стимул для выхода на лед. Кто-то не скрывает, что больше ничего не умеет, а лед — это стабильный заработок. Кто-то не может без мышечной нагрузки. Кто-то просто живет полной жизнью только на льду. Остальное — приложение.
— Мы катаемся прежде всего друг для друга. У нас никогда не было обручальных колец, и до сих пор нет. Не было свадьбы — ее заменила простенькая регистрация в райсовете, но я Людмиле сказал: сам Бог, если он есть, соединил нас друг с другом навсегда. Об этом — вечном — наши программы. И ни о чем больше, — это великие Белоусова—Протопопов. — Иногда только на подготовку одного элемента уходит несколько часов, а мы к каждому сезону ставим новые программы. Надо поставить, разучить, отшлифовать. Причем отшлифовывать надо, чтобы никто придраться не мог, и в первую очередь — мы сами. У меня до сих пор сохранилась флотская привычка: если уж драить камбуз, то так, чтобы блестело! Так что тренируемся от двух до пяти часов ежедневно. (Протопопову — 73 года, а Белоусова на пороге 70-летия!)
Фигуристы живут в режиме стресса. Только стресс у них по расписанию: уже научились — нервы включаем, выключаем. Кто больше получает удар по мозгам в фигурном катании — спортсмены или болельщики, — неизвестно. Зато то, что лидируют в этом соревновании тренеры, — бесспорно.
— А я стресс плохо умею снимать. Это мучает. Вообще, мне нужно пойти в парикмахерскую, нужно, чтобы мной кто-нибудь занялся, не я всеми, а кто-то — мной. Еще лучше сделать массаж, еще один день отлежаться в постели. Вообще не вставать и есть в этой постели. И есть желательно то, что любишь, а не то, что надо. Желательно картошечку с капусткой — и тут же прямо и заснуть. Проснуться и… опять это делать, — это Татьяна Тарасова. Тренер, что потрясает у бортика кулаками, что зычно на весь зал кричит своему фигуристу после прыжка “стоять!”, что рыдает и от счастья, и от обиды прямо в глазки телекамер, что своих учеников берет в свой дом и варит им супы…
Извечный вопрос: фигурное катание — спорт или искусство? Да просто жизнь в очень бурном ее проявлении. Нам их жизнь нравится, мы любопытничаем, наслаждаемся, расстраиваемся, не равнодушничаем. Им — тоже. Потому что они одержимы с детства. Других скользкий лед не держит.
