Наталия Бабасян. Справедливы ли разговоры о милитаризации российского госбюджета и насколько эффективно он используется?
Иван Сафранчук. О милитаризации бюджета страны можно говорить только применительно к последним двум годам – военные расходы растут быстрее прироста ВВП и быстрее прироста доходов федерального бюджета. Когда бюджет с каждым годом растет, понятно, что нет большого стимула к эффективности использования бюджетных расходов. На что не хватает сегодня, хватит завтра, когда бюджет вырастет еще раз. Серьезным испытанием будет период, когда произойдет какая-то стабилизация в росте бюджета и бюджетополучатели, в том числе силовики, рассчитывать на его увеличение из года в год больше не смогут. И тогда, чтобы повышать боеготовность, придется реально повышать эффективность расходов.
В российском бюджете 2007 года на оборону страны выделено более 800 миллиардов рублей. Много это или мало?
Если сравнивать российский и американский военные бюджеты, учитывая обменный курс, то российский бюджет небольшой – примерно 31 млрд долларов, а американский – больше полутриллиона долларов. То есть больше в 15 раз.
По паритету покупательной способности, согласно данным 2005 года, Россия по военным расходам находится на четвертом месте в мире. Но даже по этому показателю российский военный бюджет оказывается в семь раз меньше американского, в три раза меньше китайского и составляет 60 процентов индийского военного бюджета, однако обгоняет бюджеты таких мощных в военном отношении стран, как Франция, Великобритания, Япония и Германия.
В российском бюджете на оборону уходит чуть меньше четверти всего федерального бюджета – примерно от 20 до 25 процентов. Это довольно большая сумма.
Российская бюджетная система устроена таким образом, что парламент практически не участвует в распределении бюджетных средств по тем или иным конкретным программам. Он только устанавливает лимиты на траты Министерству обороны и другим силовым ведомствам. Существует детализация: сколько должно пойти на закупку вооружений, сколько – на содержание войск, сколько – на военное образование и так далее. Но этот бюджет не содержит распределения, сколько из него должно пойти на ВВС, а сколько, скажем, на сухопутные войска. Фактически что, как и по каким ценам за эти деньги закупить, определяют не парламентарии, а несколько десятков профессиональных военных. Это кардинально отличается от американской системы, где парламентарии решают, какое количество вертолетов, танков, какой модели и за какую цену закупить. В США Конгресс фактически предписывает власти, как тратить деньги. При этом существует очень высокая детализация – на что их можно тратить, а на что нельзя. Так, американский парламент может решить, что промышленность предлагает какой-нибудь вертолет по слишком высокой цене, и запретит закупать его. В Европе другая система. Во Франции, Германии бюджет и его распределение больше похожи на наши.
Практикуется ли в мире участие бизнеса в развитии армии?
Например, в Финляндии, в Швеции бюджет отдельных силовых ведомств пытались наполнить не только из госказны, но и за счет предоставления этими ведомствами определенных услуг населению.
Можно сказать, что в какой-то степени вынужденно Россия была в этом пионером. В 90-е годы, когда бюджет был очень маленький и выделяемых из него денег силовикам просто не хватало, стоял выбор: либо резко сократить силовиков, чтобы они жили на те деньги, которых хватает в федеральном бюджете, либо дать им возможность кормиться на стороне.
Очень многим ведомствам дали возможность заниматься бизнесом. Пограничникам разрешили оставлять часть собранных средств за штрафы, от реализации конфискованной продукции им был установлен процент, который шел в их бюджет. Службе, которая сейчас уже расформирована – Федеральное агентство по связи и информации (ФАПСИ), – было разрешено предоставлять услуги особой связи тем, кто за нее заплатит. За деньги можно было купить «вертушку» и поставить ее у себя на столе. Государственная фельдъегерская служба могла доставлять не только секретные донесения военного командования, но и переписку бизнесменов.
В общем, всем силовикам дали возможность зарабатывать. Это рассматривалось как временная мера. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Силовики вошли во вкус, потому что у них появились ведомственные деньги, которые не зависят от госбюджета, ему не подотчетны и в нем не учитываются. 13 лет существования такой практики показали, что это прямая дорога к коррупции. Размывается выполнение основной функции. Тот или иной генерал не может решить, действует ли он в первую очередь как государственный служащий – в интересах государства, или как бизнесмен – в коммерческих интересах своей службы.
