Тюрьма капитана Ульмана

Спецназовцы решили не дожидаться приговора третьего суда

Капитан Ульман, лейтенант Калаганский и прапорщик Воеводин в суд не явились. Ни адвокат, ни родственники, ни сослуживцы не знают, где они. Возможно, исчерпав все возможности оправдаться по закону, спецназовцы просто ушли в бега. Как говорил Ульман: “Боевая задача продолжается, но в другой обстановке...”
В четверг в Ростове-на-Дону в суде Северокавказского военного округа должен был завершиться бесконечный процесс по делу капитана Ульмана. Пять лет назад, ловя Хаттаба в горной Чечне, разведчики по приказу высокого начальства расстреляли шестерых мирных граждан. Прокурор выступил на прошлой неделе и запросил для подсудимых практически пожизненные сроки. В четверг должен был выступить адвокат, а там — приговор и наручники…

Ульманиада

Тем, кто еще не в курсе дела, кратко изложу суть.
11 января 2002 года в три часа пополудни на дороге у села Дай разведгруппа под командованием капитана Ульмана обстреляла из засады автомобиль с шестью местными жителями. Один был убит, двое ранены. Всех выживших задержали, оказали им первую помощь, а спустя несколько часов расстреляли по приказу, полученному по радиосвязи. На скамье подсудимых — командир разведгруппы капитан Ульман, руководивший расстрелом. Его подчиненные — лейтенант Калаганский и прапорщик Воеводин — стреляли. И майор Перелевский, который при казни не присутствовал, расстрелом не руководил, сам не стрелял, а сидел на командном пункте оперативным офицером, передавая разведчикам по связи приказы начальства.
Все это известно следователям с первых допросов. За пять лет уголовного разбирательства картина преступления существенно не изменилась. Следователи Главной военной прокуратуры не докапывались до причин преступления, не искали новых улик, не пытались понять мотивы. Они пошли по самому легкому пути. Обвинили того, кто признался. Но мотив преступления придумали свой. Ульман говорил следователям, что расстрелял людей, потому что получил приказ сверху. Этот мотив следователям не подходил. Им бы пришлось расширять круг подозреваемых, выдвигать обвинение против полковников, которые в отличие от капитана признаваться не торопились. И следователи придумали свой мотив: Ульман расстрелял пятерых, чтобы скрыть убийство одного. Эта хлипкая конструкция рухнула дважды — в двух судах с участием присяжных. И тогда присяжных вывели из процесса, поручив дело трем профессиональным судьям. Оценить уровень их профессионализма мы сможем уже на следующей неделе.
Годами не меняется и отношение общественности. Сторонники Ульмана считают его образцовым российским офицером, четко выполнившим приказ. Противники — палачом. Оба пафоса — оправдательный и обвинительный — лживы.
Не будем лепить героя из человека, расстрелявшего безоружных. Обвинять его тоже не будем, прокурор и без нас попросил для Ульмана 23 года колонии. Вынесем капитана за скобки. И попробуем разобраться, что на самом деле произошло 11 января 2002 года на горной дороге у села Дай.
По агентурной информации, в Дае скрывался Хаттаб с отрядом из 15 боевиков-арабов. Для его уничтожения в штабе Объединенной группировки спланировали грандиозную операцию с участием пехоты, авиации, артиллерии, подразделений МВД, ФСБ, ГРУ. План выглядел стандартно. Пехота демонстративно окружает село, сотрудники милиции, комендатуры и ФСБ проводят там зачистку, а на путях возможного отхода боевиков, на лесных и горных тропах, высаживаются засады спецназа. Всего в операции участвовало шесть групп спецразведки ГРУ, в том числе группа Ульмана.
Начало операции было скомкано. Пехота, которая должна была блокировать Дай, опоздала к назначенному часу. Вместо пехоты решили использовать группы спецразведки. Ульману перед самым вылетом дали новые координаты высадки, но способ выполнения задачи — организацию засады — оставили прежний. Кроме того, в неразберихе, возникшей из-за опоздавшей пехоты, группы спецназа высадили в район операции на полтора часа раньше.
Руководителем операции был назначен полковник Плотников, заместитель командующего группировкой по Воздушно-десантным войскам. В помощь Плотникову на командный пункт операции направили полковника Золотарева — офицера отдела специальной разведки группировки. Именно полковник Золотарев разрабатывал план применения групп спецназа в этой операции. Эти два полковника и являются главными действующими лицами трагедии. Они повязаны между собой взаимными обязательствами и поэтому покрывают друг друга. И у них есть ясный мотив для убийства.

Ошибки Плотникова

Плотников прилетел на командный пункт операции на два часа раньше Золотарева. И капитан Ульман с группой десантировался в район примерно в это же время. С той минуты, как Ульман оказался на месте, у села Дай возникла угрожающая ситуация. Пехота опоздала, село Дай никем не блокировано, любой человек может выехать из села и попасть в засаду спецназа, которая уже спряталась у дороги. Так и получилось. Группа Ульмана обстреляла проезжающую машину. Один человек погиб.
Главная причина этой смерти в том, что спецназ из-за неразберихи вступил в операцию за полтора часа до ее начала. Если бы разведчики десантировались на дорогу не в половине третьего, а в 16 часов, как и указывалось в окончательной редакции боевого распоряжения, то засада была бы организована с наступлением темноты, а в темное время суток никто из местных жителей из села выехать не отважился бы.
Именно по вине Плотникова полковник Золотарев не смог вовремя вылететь в отряд спецназа, чтобы уточнить задачу, потому что Плотников забрал все вертолеты для перевозки на командный пункт кроватей, печей, напольных щитов и дров. В любом случае, как руководитель операции, Плотников нес ответственность за весь ее ход, а значит, и за убитого группой Ульмана чеченца ему тоже пришлось бы отвечать.
После того как Ульман доложил на командный пункт об обстреле машины и убитом, операция по поимке Хаттаба фактически закончилась. С этой минуты полковник Плотников думал не о противнике, а о том, как остановить действия разведчиков, чтобы они еще кого-нибудь не застрелили. Посоветоваться Плотникову было не с кем, полковник спецназа Золотарев по его милости все еще ждал вертолета на аэродроме в Ханкале. И Плотников приказал Ульману рассекретиться. Прекратить засаду, выйти на дорогу и проверять документы у пассажиров проезжающих машин. И это также было его ошибкой. Плотников выставил разведгруппу на всеобщее обозрение и тем самым подставил спецназ.

Ошибки Ульмана

Ульман не первый разведчик, по ошибке убивший мирного чеченца. И правила поведения в такой ситуации в спецназе четкие и простые — замести следы и быстро уходить. Бывали случаи, когда группа болталась по лесу несколько суток, пока командиры в отряде обеспечивали им алиби. Группа возвращалась якобы совсем из другого района, с другой задачи, и никакая военная прокуратура не смогла бы найти концов. Были и такие командиры групп, которые не ленились таскать с собой трофейный автомат и пакетик с человеческими волосами. Убив по ошибке мирного пастуха, они подрывали тело гранатой и предъявляли его как труп боевика. Дескать, сидел человек в лесу, сбривал бороду, заметив нас, начал отстреливаться, а потом подорвал себя гранатой. Вот автомат, вот борода. Экспертиза при уголовном разбирательстве быстро установила бы, что борода эта липовая, но до экспертизы дело не доходило, а если бы и дошло, то главной уликой все-таки был автомат.
Натуре капитана Ульмана, о которой мы еще поговорим позже, такие методы были противны. Он полностью доверял своим командирам, не допуская ни одной задней мысли. Когда на дороге появилась машина, группа еще не успела организовать полноценную засаду. Например, перегородить дорогу поваленным деревом или заминировать ее управляемым фугасом. Ульман сам признавался, что ситуация выглядела неестественно хотя бы потому, что его посадили в засаду на дорогу средь бела дня. Он мог бы дождаться первого сеанса связи, для того чтобы еще раз уточнить задачу, а до этого ограничиться наблюдением за дорогой. Но ему сказали не пропускать, и он бросился наперерез машине, а когда она не остановилась, приказал группе открыть огонь.
Ульман как будто не допускал, что его командиры могут ошибаться или пребывать в растерянности. Вместо того чтобы действовать самостоятельно и по обстановке, четко выполнял все приказы, поступавшие с командного пункта. Даже если они казались ему безумными. Например, сразу после обстрела “уазика” и убийства одного из пассажиров выйти из укрытия, открыто встать на дороге и проверять документы у проезжающих водителей. До темноты через пост Ульмана прошло три машины. Так вся округа узнала, кто и когда расстрелял “уазик”.

Ошибка Золотарева

В пять часов вечера на командный пункт прилетел полковник спецназа Золотарев. Руководитель операции полковник Плотников с ним посоветовался, и они вдвоем стали искать выход из ситуации. К тому времени было точно известно, что в расстрелянной машине ехали мирные граждане. Ульман по рации передал на командный пункт паспортные данные задержанных. Казалось бы, самый простой выход — отпустить всех оставшихся в живых по домам. Но этот вариант был отвергнут. Отпустить людей — значит признаться в том, что их обстрелял спецназ. Свидетели наверняка запомнили Ульмана и смогут его опознать. А если арестуют капитана, то отвечать придется и полковнику Плотникову, потому что руководитель операции отвечает за все.
Вариант второй — представить дело так, будто все погибли при обстреле машины. А чтоб по трупам ничего нельзя было определить, подорвать машину на фугасе и сжечь. Тогда можно будет сказать, что автомобиль не остановился по требованию военных и был расстрелян. Так как свидетелей не останется, можно даже представить дело так, что машина вообще подорвалась на фугасе боевиков, а группа спецназа прибыла на место чуть позже. Проезжающие люди видели на дороге только обстрелянный “уазик”. А то, что в нем после обстрела еще кто-то выжил, никто не знает. Остальных пассажиров разведчики сразу же спрятали в лощине.
Возможно, планируя убрать свидетелей, Золотарев хотел спасти от наказания и Ульмана. А если спасти не удастся, то свалить всю ответственность на него. В конце концов Ульман сам во всем виноват. Он не должен был стрелять по машине. Он не должен был выполнять приказ Плотникова и выходить на дорогу. Он должен был сразу уйти с места обстрела, а если не ушел, то зачем допустил, чтобы расстрелянный “уазик” видели посторонние.
По сути, решение двух полковников сводилось к тому, что капитан должен сам выпутываться из ситуации. Приказ на уничтожение задержанных впрямую отдавать ему никто не собирался. Нужно было просто намекнуть капитану, как ему действовать дальше. Этот намек должен был передать Ульману по связи оперативный офицер майор Перелевский. Он и передал: “У тебя шесть “двухсотых”!” И попросил Перелевского об этом на десантник Плотников, а спецназовец Золотарев. Это было деликатное, чисто спецназовское поручение.
По меркам спецназа в убийстве мирных граждан, так или иначе вступивших в контакт с разведчиками, нет ничего экстраординарного. Все мои знакомые бойцы спецразведки, которые соглашались на откровенные интервью, легко признавались в чем-то подобном. Один в сентябре 2000 года по ошибке пустил пулеметную очередь по припозднившемуся автобусу в станице Шелковской, тогда погибло шесть человек, из них четыре женщины. Другой в 2001-м расстрелял в Веденском районе 15-летнего боевика, которого хоть и нельзя считать мирным жителем, но и казнить без суда тоже незаконно. А на засаду третьего вышел странный человек с заплечным мешком, в котором лежала самодельная лопатка, ксерокопия заявления на паспорт и парашютик от осветительной мины. Пока командир группы докладывал о задержанном оперативному офицеру, старшина шомполом отбил парню все пятки — и тот успел признаться в причастности ко всем известным бандам. Хорошо, что командир, внимательно приглядевшись к задержанному, увидел в его глазах легкий огонек безумия. Парень оказался сумасшедшим. Оперативный офицер разрешил обойтись с ним “по своему усмотрению”. То есть могли и пристрелить, но пожалели, привязали к дереву, сунули в карман бутылку воды, сникерс и ушли. И когда спустя сутки возвращались с задачи, специально прошли через то же место. Дурачок к тому времени отвязался, выпил воду, съел шоколадку и ушел домой. Пустая бутылка и обертка от сникерса валялись тут же. А другой командир такого же случайного прохожего привязал так крепко, что тот не смог отвязаться, и его сожрали шакалы.
Проще говоря, одним из обязательных профессиональных качеств диверсанта, а разведчики ГРУ — именно диверсанты, является способность к убийству безоружного человека, то есть фактически к уголовному преступлению. И разница между диверсантом и уголовником только в месте убийства и мотиве. Диверсант убивает только на войне и только ради выполнения боевой задачи. Но в условиях вооруженного конфликта на собственной территории эта грань практически стерта.
Ульману отвели роль уголовного преступника, потому что цель убийства — убрать свидетелей. Капитана, однако, в истинный замысел посвящать не стали. Полковник Золотарев, видимо, не сомневался, что капитан спецразведки убьет, как положено диверсанту — скрытно и не раздумывая. И это была ошибка Золотарева. Профессионализма Ульмана хватило только на то, чтобы придумать оправдание для расстрела. Он гнал от себя мысль, что людей казнят просто как нежелательных свидетелей. “Я подумал тогда, насколько же они важны для чеченского сопротивления, если с ними поступают так жестко”, — рассказывал мне Ульман.
И то, как Ульман организовал расстрел, только усугубило ситуацию. Вместо пяти свидетелей появилось девять. Вместо одного преступника — четверо. Вместо неумышленного убийства одного человека — массовая казнь пятерых.

Ошибка Перелевского

Майор Алексей Перелевский, который и передал Ульману по рации намек “у тебя шесть “двухсотых”, выглядит в этом деле посторонним. Прокуратура считает его организатором преступления, но у майора вообще не было никакого мотива. Как оперативный офицер, он отвечал только за взаимодействие спецназа с другими подразделениями. И если бы даже разведчики перебили все население Дая, майору Перелевскому наказание бы не грозило. Более того, как оперативный офицер, он и не имел права отдавать группе приказы независимо от руководителя операции.
Говорят, что майор Перелевский и капитан Ульман раньше были товарищами, а теперь они встречаются только на скамье подсудимых. Заседание заканчивается, Ульман, Калаганский и Воеводин идут в одну сторону, а Перелевский в другую. И в бега Ульман, Калаганский и Воеводин ушли без Перелевского.
Думаю, это вызвано чувством взаимной вины. Услышав осторожный намек Перелевского “у тебя шесть “двухсотых”, Ульман не поверил своим ушам, заставил оперативного повторить эту фразу и вытянул руку с наушником, чтобы слова Перелевского услышали и другие бойцы. Так у Перелевского появились свидетели обвинения. Перелевский, конечно, говорит, что просто передавал приказ Плотникова, но следователи ему не верят, а свидетелей, которые могли бы подтвердить слова Перелевского, нет. Так Ульман, сам того не желая, подставил товарища.
А вина Перелевского перед Ульманом в том, что, находясь на командном пункте и понимая, к чему начальники подталкивают Ульмана, он мог бы передать товарищу не туманный намек, а, например, такой текст: “Эдик, никто тебя вытаскивать не будет. Руководитель операции предлагает убрать всех свидетелей. Так что оцени обстановку и сам принимай решение”.
Перелевский этого не сказал, и теперь прокурор потребовал для него 23 года колонии.
О том, почему спецназ ГРУ отказался от капитана Ульмана, читайте в понедельник.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру