Если бы не было агрессивной кампании по телевидению, мало кто бы заметил, что через несколько дней в России будут проходить президентские выборы. Основной кандидат демонстративно наблюдает за ходом предвыборной борьбы сверху, а его конкуренты из рядов системной оппозиции, в свою очередь, не особенно энергично имитируют соперничество. Красным пламенем революции не пышет даже Геннадий Зюганов. Создается впечатление: все понимают, что произойдет 4 марта, и пытаются сыграть свою роль как можно более достойно.
Кажется, что в первое воскресенье марта не просто состоятся президентские выборы, а решится вопрос, сохранит ли Россия свой нынешний облик или на следующий же день погрузится в «оранжевый» хаос и анархию. Тщетно доказывать, что оппоненты Путина не имеют ничего общего с «цветной революцией». Просто Владимир Путин означает стабильность, а другие — нет. Вот и все. Баста.
Построение предвыборной кампании на защите стабильности — прекрасная стратегия, что бы эта стабильность ни означала на самом деле. Беспроигрышный призыв, который традиционно консервативное и патерналистское российское общество уж точно услышит. Хотя бы его половина, как показывают опросы.
Вот только с антиподом путинской стабильности, неким призраком революции, властные политтехнологи промахнулись. Вместо политических конкурентов председателя правительства на роль его противника назначено гражданское общество. Но волну протестов, поднявшуюся после непрозрачных выборов в Госдуму, вряд ли можно сравнить с событиями, которые восемь лет назад снесли правящий режим на Украине, а до этого в Сербии и Грузии, — к разочарованию некоторых оппозиционеров, мечтающих о таком развитии событий.
Будучи сторонним наблюдателем, позволю себе выразить сомнение в существовании какого-либо прямого воздействия на политическую ситуацию в России из зарубежья — не слишком продуманная встреча лидеров оппозиции с американским послом в РФ Майклом Макфолом служит тому доказательством. Проплачивание оппозиционных акций врагами российской власти или применение массового гипноза — от таких утверждений веет холодом пропаганды прошлого века. Активность российского гражданского общества в большей степени напоминает чехословацкие события
«Первые месяцы
Это — вовсе не манифест с Болотной площади, а часть текста петиции «Несколько предложений», написанной в июне 1989 года нашим оппозиционным движением «Хартия-77». Но достаточно вместо X поставить актуальную дату, а Y заменить на название этой страны — и большинство российских оппозиционеров не раздумывая поставило бы под этим документом свою подпись.
Вот еще пример.
«Речь идет о призыве к конфронтации с социалистическим государством, с нашим общественным строем, содержащим требования признания „Хартии“ и ее производных, попустительстве ее разлагающему воздействию... Подобная мания петиций должна поднять популярность нескольких десятков антисоциалистически ориентированных лиц и получить поддержку общественности для их целей, о которых большинство людей мало что знает или же имеет фальшивые представления. Неоспоримо, кто стоит за этим и что является политической целью таких акций — в первую очередь „Свободной Европы“, „Голоса Америки“ и других американских институтов. Речь идет о свержении нашего общественного строя...»
И это не расшифровка вчерашнего выпуска российских вечерних новостей, а реакция тогдашней чехословацкой пропаганды на «Несколько предложений». Похожими утверждениями пугали Чехословакию два с лишним десятилетия назад. Сегодня ими, в чуть измененном варианте, стращают российское общество консервативные комментаторы и ораторы.
Сходство с требованиями оппозиции и риторикой апологетов режима потрясает. Без особого усилия можно представить, что Борис Акунин — это российский Вацлав Гавел и что через пару месяцев россияне будут менять политическую систему в стране. Неужели история повторяется?
Как и все исторические параллели, эта тоже хромает. События, которые переросли в «бархатную революцию», медленно развивались в течение всего года. Режим ожесточенно подавлял любые неразрешенные акции протеста и неумолимо принимал меры против их участников. Агрессия чехословацких властей против оппозиции была намного более радикальной, чем мы привыкли видеть в России во время акций
При всех проблемах, с которыми ежедневно сталкивается российское гражданское общество, я все же не осмелился бы утверждать, что систему, сложившуюся в нынешней России, можно назвать тоталитарной. Государственный аппарат нередко демонстрирует циничное отношение к обществу, однако степень контроля и доминирования в обществе государственной идеологии далеко не та, что была у нас 30 лет назад.
У российской оппозиции также пока отсутствует то, что сделало «бархатную революцию» революцией, — массовая поддержка народа. Не имея таковой, она едва ли может надеяться, что добьется от режима серьезных уступок (ими определенно нельзя считать предложения Медведева по модернизации политической системы). Возрождение гражданского общества в России, которое мы можем наблюдать последние несколько месяцев, является исключительно аутентичным процессом. Россияне постепенно привыкают отстаивать свои законные права, причем делают это своим, индивидуальным способом. И кто сказал, что все это должно немедленно закончиться низвержением правящего режима в выгребную яму истории?
Определяющим фактором для очередного сравнения чехословацкой «бархатной революции» и оппозиционных протестов в России станут результаты выборов и последующее поведение российской власти. Если она будет игнорировать требования избирателей и после удачного завершения «операции 4 марта» станет жестко подавлять несогласных, грань между «бархатной революцией» и простым недовольством начнет сглаживаться. В сложившейся политической реальности остается надеяться, что возникшая недавно непонятная ситуация вокруг независимых СМИ или попытки ужесточить надзор за неправительственными организациями не являются тому сигналами.
Также не остается ничего другого, чем уповать на то, что российская власть понимает: проект «суверенной демократии» мертв. И надеяться, что она способна создать более гибкую, не только на словах плюралистическую систему, которую все настойчивее требует гражданское общество. Иначе у власти действительно появится шанс испытать на собственной шкуре, насколько мягок бывает бархат революций.
