29 мая 2014 года в столице Казахстана было подписано соглашение о создании Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Подписанты — страны — члены Таможенного союза: Россия, Белоруссия, Казахстан. Официальное начало его работы, как и было ранее заявлено, — 1 января 2015 года; соответственно, ратифицировать соглашение парламенты стран должны до конца этого года. Вроде бы все идет по плану, который Владимир Путин обозначил еще в 2011 году, когда идея Евразийского союза официально стала доминирующей во внешней политике России. И все-таки день подписания соглашения о ЕАЭС не станет историческим для будущего региона. Поскольку в документе нет самого главного, к чему стремилась Россия, — политического компонента.
Дело в том, что в России, и в остальных странах ЕАЭС, и в странах — кандидатах на вступление цели интеграции видят очень по-разному. Для России Евразийский союз — это способ собрать воедино все, что осталось на постсоветском пространстве, несмотря на экономические соображения. Цель — «создание геополитического центра силы», «моста между Европой и Азией», наднациональной структуры, чьи полномочия выходят далеко за рамки экономической интеграции. В Белоруссии, Казахстане и странах-кандидатах, говоря об интеграции, видят только экономические дивиденды — «плюшки», которые можно получить от Москвы взамен на лояльность. А политическая интеграция, то есть потеря части суверенитета, — это табу. И Лукашенко, и Назарбаев десятки раз говорили об исключительно экономическом наполнении проекта.
Поэтому из текста договора о создании ЕАЭС убрали абсолютно все, что могло бы намекать на политическую составляющую: вопросы общего гражданства, внешней политики, межпарламентского сотрудничества, паспортно-визовой сферы, общей охраны границ, экспортного контроля и т.д. Осталась только свобода движения капиталов, товаров и услуг, рабочей силы и заявление о согласованности политики по ряду сфер. Более того, ранее в проекте договора обозначалась гармонизация правового регулирования и реализация «общих подходов» в сферах энергетики, транспорта и агропромышленности, а теперь значится только лишь «согласованность». Конечно, плохого в этом ничего нет. Почти любая экономическая интеграция — это позитивный момент, когда от нее выигрывает конечный потребитель. Но по своей сути нынешнее соглашение — это лишь создание «Таможенного союза +», что вряд ли является событием «эпохального, исторического значения». Вообще, мы в России одновременно и переоцениваем значение экономической интеграции в рамках региона, и недооцениваем значение абсолютного нежелания политической интеграции для наших соседей.
По первоначальной задумке, Таможенный союз, соглашение о котором вступило в силу 1 июля 2011 года, должен был доказать всем, а в большей степени самым желанным участникам (Украине), что совместная экономическая интеграция — это значительное подспорье для роста экономики. И действительно — в первый год своего существования торговля внутри Таможенного союза росла значительными темпами. Товарооборот между Россией и Казахстаном вырос на 30,6%, а с Белоруссией на 37,7%. Позитивная динамика сохранилась и в 2012 году, но уже в 2013-м ресурс либерализации таможенного регулирования начал себя исчерпывать. В первом квартале 2014 года торговля в рамках ТС значительно упала — на 12,6%, хотя торговля России с остальными странами сократилась лишь на 2,1%. В выигрыше от введения ТС в наибольшей степени осталась Белоруссия, увеличившая свой экспорт в Россию и Казахстан почти на 10%. Впрочем, это вполне логично: Белоруссии есть что экспортировать, в отличие от России и Казахстана, чей экспорт на 77,3 и 91% соответственно состоит из нефтепродуктов и иного сырья.
Структура наших экономик изначально не подразумевала значительного прироста от либерализации торговли. Конечный потребитель в странах ТС выиграл бы намного больше от либерализации торговли со странами ЕС, чьи товары и услуги мы и так импортируем в огромном количестве, и поэтому снижение ввозных пошлин и иных ограничений положительно повлияло бы на снижение цен. Кстати, идея интеграции экономического пространства Таможенного союза и Евросоюза также звучала в знаменитой статье Владимира Путина.
Что касается создания полноценного центра экономического притяжения, способного потягаться с соседями, — то это, как и многое другое в вопросе евразийской интеграции, еще один миф. Россия — это порядка 88,5% ($2,015 триллиона) от суммарного ВВП стран Таможенного союза, и даже приращение всех потенциальных кандидатов — Армении, Кыргызстана и Таджикистана — добавило бы только 17% к российскому ВВП. Напомню, что ВВП ЕС — это порядка $17 триллионов, ВВП Китая — $13,4. Более того, как правильно подмечают многие эксперты, для создания достаточного мультипликационного эффекта единая евразийская экономика должна располагать рынком не менее 200–250 миллионов человек. У ЕС это порядка 507 миллионов, в Китае — 1350 миллионов жителей. Как добрать до существующих 170 миллионов ЕАЭС еще хотя бы 30–50 — это большой вопрос. Кандидаты могут дать только 16 млн человек. В Центральной Азии есть еще Узбекистан (30 млн) и Туркменистан (5,1), но никакого желания присоединяться даже к Таможенному союзу у них очевидно нет. Вопрос же Молдавии, Грузии и Украины закрыт полностью — эти страны безвозвратно настроены на интеграцию с европейской экономикой.
Большой вопрос вызывает и желание ЕАЭС в кратчайшие сроки присоединить Кыргызстан. ВВП Кыргызстана примерно в 20 раз меньше белорусского, в 30 раз меньше казахстанского и в 310 раз меньше российского. Такая диспропорция в условиях открытой границы для движения трудовых мигрантов обернется значительным ростом процента киргизов, проживающих в России. Учитывая растущую у нас ксенофобию, представляется крайне сложным «продать» такой «плюс» для коренного населения. Существует и вопрос реэкспорта ширпотреба из Китая — одной из главных доходных статей для населения Кыргызстана. В работе рынков, занимающихся реэкспортом товаров из КНР, занято порядка 500 тысяч человек — почти 20% трудоспособного киргизского населения. Ввозные тарифы ТС, а теперь и ЕАЭС, значительно выше киргизских — более того, стандарты качества, принятые в ТС, на порядок выше львиной доли продукции, перетекающей из Китая в Кыргызстан. При его принятии у ЕАЭС есть два выхода: либо закрыть глаза на прозрачную границу с Китаем и получить «рог изобилия» китайской продукции — либо готовиться инвестировать в экономику Кыргызстана с целью создания рабочих мест и быть готовым принять большое количество его граждан, в том числе и в России.
Но пока вопросы интеграции остаются в плоскости экономики, Россия и ее соседи показывают возможность медленно, но все-таки договариваться по ключевым вопросам, хотя значительного эффекта от такой кооперации ждать не стоит. Вся соль недопонимания начинается, когда Россия говорит о следующем шаге — о создании Евразийского союза, и здесь уже фантазия идеологов евразийства не имеет границ. Разные версии политического союза пугают соседей одна больше другой. Ни евразийство по версии классиков 1920-х, ни сакральная версия Александра Дугина, ни реинкарнация Советского Союза — в любой возможной форме — не возбуждает интереса наших соседей. Лукашенко и Назарбаев — политики, единолично занимающие высшие посты в своих странах свыше 20 лет, ценят сегодняшнюю степень независимости в принятии решений намного выше любых устремлений Кремля потягаться силами с США, ЕС или с кем-либо еще. Минск и Астана последовательно отказывались включать политические компоненты в договор об ЕАЭС и, как оказалось, смогли настоять на своем.
Подписанный договор — это компромисс. Белоруссия и Казахстан получают некоторые экономические выгоды без потери суверенитета, а Владимир Путин сохраняет лицо: обещал создать Евразийский экономический союз — и создал, и неважно, что он совсем не тот, которым был изначально задуман. В условиях, когда все соседи и союзники России не без оснований напуганы той легкостью, с которой она радикализирует свою внешнюю политику, подписание ЕАЭС, пусть и в такой сокращенной и выхолощенной форме, — это маленькая победа Путина. Победа, которую через почти бесконечный мультипликатор государственной пропаганды превратили в триумф и историческое событие. Но Евразийский союз — не экономический, а политический — это скорее иллюзия, причем в складывающейся ситуации все менее осуществимая.
