Новое правило вступило в силу вчера — после того как Дмитрий Медведев подписал указ “О мерах по реализации отдельных положений Федерального закона “О противодействии коррупции”. В указе отмечено, что согласие на замещение подобной должности может дать только комиссия по соблюдению требований к служебному поведению государственных и муниципальных служащих и урегулированию конфликта интересов. Нововведение распространяется на граждан, которые при устройстве на работу в госорганы представляли сведения о доходах и имуществе — как своих, так и ближайших родственников. Президент обязал руководителей федеральных государственных органов в течение двух месяцев принять соответствующие меры, составить и утвердить списки должностей, прямо или косвенно попадающих под действие указа.
Генеральный директор Центра антикоррупционных исследований и инициатив “Трансперенси Интернешнл — Р” Елена Панфилова считает, что это мера “на вырост”: “Комиссий, которые будут решать судьбу бывших чиновников, пока нет”. А когда появятся — их членов ждет непростая работа. По регламенту, в них войдут в основном представители “родного ведомства”, наряду с учеными и преподавателями, чья деятельность связана с госслужбой. Участие профсоюзных деятелей и ветеранских организаций оставляется на усмотрение руководителя ведомства. О независимых общественных организациях в положении о комиссиях вообще не говорится ни слова. “И могут ли члены комиссии, наплевав на чиновничью иерархию, не отпустить бывшего руководителя на новое место работы?” — риторически вопрошает Панфилова.
Запрет на “смену ориентации” для бывших чиновников — не российское ноу-хау. Он содержится в антикоррупционной Конвенции ООН, которую подписали многие страны, в том числе и Россия. Панфилова напоминает, что переход с чиновничьего кресла в бизнес-структуру, за которой экс-служащий раньше неустанно бдел, — вид коррупции, который распространен и на Западе, и в Японии. Некоторые чиновники, которые вроде бы должны жестко контролировать определенную фирму, усмиряют свое рвение в надежде на хорошее место по окончании госкарьеры. Поэтому ряд стран прямо запрещает бывшим госслужащим работать в бизнесе несколько лет после увольнения — и без всяких комиссий.
Впрочем, указ здорово подрезает крылья тем 20% чиновников, которые в ближайшие годы останутся без работы в свете сокращения госаппарата. А те, что работали в министерствах и ведомствах не ради хлебного места, а связей, опыта и личного реноме, могут оказаться у разбитого корыта. Вкалывали, до ночи с бумагами сидели, взяток не брали — и все зря... В перспективе эта мера угрожает оттолкнуть от государевой службы специалистов с хорошим потенциалом. Впрочем, посредственных и неамбициозных служащих она вряд ли отпугнет. Сидя на одном месте и не высовываясь, можно проявлять госаппаратную нечистоплотность.
Впрочем, Панфилова не спешит совсем уж порицать реформу. “Все же это лучше чем ничего”. Хотя указанный ею риск — отсутствие в комиссиях “общественных контролеров” — может превратить хорошее начинание в очередную фикцию. “Своих” можно и запугать, и задарить. Оба варианта сложно назвать антикоррупционными. А еще жаль, что указ не содержит обратной меры — не создает комиссию, которая проверяла бы бизнесменов, которые хотят стать чиновниками.
