...Мы встретились с ней через несколько дней. Аида лихо подкатила на белой «шестерке». Не на «Мерседесе», конечно, на стареньких вазовских «Жигулях». Салон авто был забит какими-то свертками, газетами, папками, сумками. На коврике перед передним пассажирским сиденьем примостилась, тараща на меня испуганные глаза, лохматая, потрепанная, как и сам автомобиль, Джесси...
— Готова на все случаи жизни, — заметив мое удивление, пояснила Аида Яковлевна. — И к пожару, и к аресту...
По-моему, сейчас так не шутят.
— ...и трех коз держу, — продолжала «светский» разговор дама с политическим криминальным прошлым. — Кстати, молока не хотите? Вкусное, угощаю. А вообще продаю. Хочу чувствовать себя независимой.
Про коз ничего не знаю. Сказать мне здесь нечего.
— Вы считаете подобное, что было в те тридцатые — пятидесятые годы прошлого столетия, может повториться?
Моя собеседница долго не размышляет над ответом:
— Думаю, что да... Во мне до сих пор сидит страх. Он никуда не ушел. Страх за то, что в будущем репрессии могут повториться.
Мне хочется успокоить миниатюрную шуструю женщину. Сказать, что мир изменился, что все мы стали совсем другие... Но понимаю, что тут слова бесполезны. Что понять Аиду Яковлевну можно, только прожив ее жизнь.
Ночью 9 октября 1937 г. забрали из дома отца. Белоруса Якова Анатольевича Вишневского, начальника стройки на железной дороге в украинском Житомире. Беременную Александру Архиповну и ее двух детей — шестилетнюю Аиду и полуторагодовалого Толика — вывели во двор, квартиру опечатали. Мать, оставив ревущих детей в беседке, побежала по соседям устроить семью хотя бы на ночь. Никто не согласился... «Мы вам сочувствуем, но...» Нашлось место только в бараке. Обрывки детских воспоминаний Аиды: «Длинный коридор, большая общая кухня. Кто-то дал нам хлеба...»
Началось все то, что и должно было начаться. Пристроив детей у белорусских родственников, Анна не отходила от ворот тюрьмы. Приговор — десять лет лагерей: мужа обвинили во вредительстве.
Отец Аиды так ничего и не признал. Несмотря на избиения, пытки. Еще хотели доказать, что он (фамилия подвела) польский шпион. Александра через родителей мужа достала справку, что Яков крестился в православной церкви, что не католик... В
Якова Анатольевича перевели в Смоленск. Готовились к войне. Опытный инженер в районе Ржева опять руководил строительством. Сооружалась секретная объездная железная дорога... В
Как попала Аида в Лопасню, будущий Чехов? Тут тоже своя история. Мамина родная сестра Мария была замужем за Яковом Куликовым, начальником пограничной заставы на станции Бигосово, что на границе с Латвией. Когда арестовали отца Аиды, Куликова немедленно удалили с заставы. За родственную связь с преступником. Продолжать службу он уже не мог нигде. Случайно узнал, что в Лопасне строится регенераторный завод, приехал устраиваться... Бывший офицер, «без двух минут враг народа», стал простым рабочим. Но зато получил от завода комнату, перевез сюда семью. Жену, двух детей. Позже Куликовы пригласили овдовевшую Марию и ее уже трех детей. Так и жили Куликовы и Архиповы всемером на двенадцати квадратных метрах. Но были живы, и была работа.
Вскоре Яков Куликов вступил добровольцем в истребительный батальон. Воевать ему пришлось недолго. Погиб воин в Стремилове — это рядом с современным Чеховом. Потом Мария устроилась в местном селе Васькине учительницей в школе, а Архиповы остались в лопасненской комнатушке.
Вот в такие узлы закручивалась жизнь.
Аида поступила в столичный железнодорожный техникум. Активистка, заводила, профорг. Сокольнический райком ВЛКСМ в свои ряды девушку не принял. Не принял — и все. Была же графа в анкетах: «Что делали ваши родители в 1937 году...».
—... В 1991 году, — вспоминает Аида Яковлевна, — я, мама и братья получили справки о том, что мы реабилитированы. А в Чехове появилось Общество жертв политических репрессий.
— Вот посмотрите, — торопится поделиться со мной Никитенкова, — я привезла списки репрессированных из числа тех, кто жил в районе.
И достает ворох распечатанных страниц, сотни фамилий бывших «врагов народа», их детей, близких. Только в одном маленьком в те годы Лопасненском районе были арестованы свыше 450 человек. Большинство расстреляны на Бутовском учебном полигоне. Эти цифры еще уточняются.
— Страна стала словно моргом, — определила для себя суть происходившего Аида.
— Но ведь Сталин, так многие уверены, победил в войне, — говорю руководителю движения пострадавших. — И этим до сих пор многие все оправдывают. И ГУЛАГ, и расстрелы...
— Как сказал патриарх Кирилл, — возражает Аида Яковлевна, — победил народ с божьей помощью. И сами подумайте, почему Гитлер напал на такое большое мощное государство, как СССР? Он знал, что оно ослаблено репрессиями. Вот факты... Из маршалов остались только двое, из 16 командующих армиями —1, из 67 командиров корпусов — только семь, из 199 командиров дивизий — 63 человека. Выдающегося военачальника Рокоссовского трижды выводили на расстрел... Спас его знаменитый летчик Чкалов, лично заступившийся за него перед Сталиным. А знаете, что килограмм добытого на Колыме золота стоил четырнадцать человеческих жизней? Жизней зэков...
...Никитенко, когда перестройка отмыла народную память, и стала инициатором создания памятника жертвам политических репрессий. Ходила из года в год во власть, терзала местную администрацию. Менялся один глава района, потом другой, третий... А слышала она примерно одно и то же: «Зачем этот памятник вообще нужен...» Потом предлагали: положите просто камень где-нибудь в сквере. Да надпись на нем сделайте.
— Наконец что-то перевернулось, — вспоминает Аида Яковлевна. — Дали разрешение на возведение памятника и место хорошее подобрали. Нужны были деньги. Мы разместили объявление в газете — помогите кто чем может. Но собрали крохи — полторы тысячи рублей. Просто растерялись... Очень помог заместитель главы района Сергей Юдин... Нашлись спонсоры... А председатель Совета депутатов Чеховского района Михаил Кессельман предложил в качестве автора проекта памятника художника, отца Вадима, Овсянникова. Он в храме Рождества в нашем Мелихове одно время служил.
И Аида Яковлевна рассказывает идею мемориала. Это своего рода голгофа. В основании памятника камни, на них лежит гранитная плита — символ народных масс, жертв террора — в обрамлении тюремных решеток. И кверху идут тяжелые металлические полосы, которые завершаются крестом в обрамлении колючей проволоки. Терновый венец страданий и надежды, что все когда-нибудь кончится.
На граните надпись: «Вечная память невинно расстрелянным, замученным в тюрьмах, умершим в лагерях от голода и непосильного труда. Поклонись им и сделай все, чтобы такое больше не повторилось».
Слова эти придумала сама Аида Яковлевна. Подсказаны они ей личной, наполненной страданиями и надеждами жизнью...
— Пора уже козочек кормить, — спохватывается женщина. — Ну, я поехала...
