В 1999 году Ногинский суд лишил Петухову родительских прав в отношении всех детей, так как она, пребывая в запое, не находила времени на их воспитание. Как показала в суде детский врач Е.Е.Шовкун, «Владик родился с алкогольной фетопатией, что свидетельствует о приеме алкоголя во время беременности. Мальчик отстает в физическом развитии, имеет двухстороннюю паховую грыжу и нуждается в оперативном лечении, однако мать ребенка не только не принимает никаких мер к оперативному лечению, но даже не посещает детского врача...»
После решения суда старших детей — Наталью, Надежду, Валентину и Анатолия — забрали родственники, а Владика «забыли» дома. То есть на бумаге его из семьи изъяли, но никому он оказался не нужен. А опека даже не поинтересовалась: где он и что с ним? И в декабре 2003 года он выпал из окна квартиры, в которой жил с матерью и посетителями ее «салона». Квартира находилась на
Девять дней ребенок находился в реанимации. Окончательный диагноз, поставленный в детской психоневрологической больнице, где он находился полгода: «Травматическая болезнь спинного мозга вследствие многооскольчатого переломо-вывиха Th5 позвонка, нижняя спастическая переплегия, нарушение функции тазовых органов, кифосколиотическая деформация позвоночника». Больше ребенок домой не вернулся. После трех больниц мальчик попал в московский детский дом № 19 «Центр патронатного воспитания». В июле 2006 года после долгих мытарств патронатным воспитателем Владика Шевцова стала Светлана Вячеславовна Мурашкина. Так ребенок оказался в семье Мурашкиных, у которых было двое своих детей. Решение о помощи парализованному
Светлана Вячеславовна закончила институт культуры, но, как жена офицера, переезжала из гарнизона в гарнизон, и постоянным местом ее работы был дом. Чего не хватало в этом доме и почему Мурашкины решились взять на себя такую ответственность? Ведь это был не просто чужой ребенок, а парализованный мальчик с отставанием в развитии, и к тому же со страшным багажом детских воспоминаний. Ребенок, которому надо постоянно менять памперсы. Ребенок, страдающий нарушением кровотока, приводящего к постоянному возникновению пролежней. Если ему неудобно на стуле, если одежда из «неправильного» материала — жди пролежней. Зачем посторонним людям такая маета? Многие за своими детьми не готовы ухаживать, а тут чужой.
Патронатный воспитатель является сотрудником детского дома и за свой труд получает зарплату: 20 тысяч рублей. Конечно, лишние деньги никому не мешают, но в подобной ситуации многие сами готовы платить, лишь бы избежать этой каторги. Тогда зачем?
А зачем во время войны люди прятали раненых солдат, евреев, цыган и всяких «цветных», за что полагалась неминуемая смерть? Есть ведь вопросы, на которые не требуется ответа. Мне Мурашкина сказала: «Я хочу помочь ему выжить». Я ее поняла.
Между тем мать Владика времени даром не теряла, и в 2005 году вышла замуж за гражданина Игоря Сахарова, который с 2004 года отбывал наказание за убийство — это была его третья судимость. Свадьбу сыграли в колонии. Да и молодая монашеским поведением не отличалась: с 1998 по 2006 год она 14 раз привлекалась к административной ответственности и 4 раза — к уголовной, в том числе за побои и угрозу убийством с причинением телесных повреждений в отношении своих несовершеннолетних детей Нади и Наташи. Один раз в ход пошел даже топор: за что не схватишься, когда трубы горят и очень нужно выпить, а нечего, и денег ни копейки... В 2009 году она в очередной раз избила дочь Наталью. Та написала заявление в милицию, но потом почему-то решила его забрать.
И вот в 2009 году образцовая многодетная мать семейства Светлана Сахарова обращается в Ногинский суд с иском о восстановлении в родительских правах в отношении троих несовершеннолетних детей, в том числе и парализованного Владика. Две старшие дочери к тому времени уже достигли совершеннолетия. 12 августа 2009 года суд принял соломоново решение. Сын Анатолий и дочь Валентина в судебном заседании заявили, что живут и хотят жить с матерью. А вот Владика в суд не вызывали, чтобы не травмировать ребенка в инвалидной коляске, и провели опрос с участием психологов и педагогов. Мальчик сказал, что он хочет жить с тетей Светой, считает дом Мурашкиной своим домом и проживать в другом месте не желает. И суд отказал Сахаровой в восстановлении родительских прав в отношении Владика. Хотя трудно объяснить: почему суд не обратил никакого внимания на то, что несовершеннолетние дети живут с матерью, лишенной родительских прав?
★★★
В январе 2012 года Ногинский городской прокурор в интересах Владика обратился в суд с иском к Сахаровой об увеличении размера алиментов. К этому моменту она должна была платить всего лишь одну десятую часть от своих доходов. Дело в том, что к 2010 году гражданка Сахарова вроде бы перестала пить и стала индивидуальным предпринимателем. И прокурор счел возможным потребовать увеличения алиментов. Но вот у Сахаровой на этот счет были свои соображения. И она обратилась с встречным иском о восстановлении в родительских правах в отношении Владика. Учитывая, что за все эти годы Сахарова не предприняла ни одной попытки навестить сына, в голову приходит единственная мысль: зачем разбрасываться деньгами, если, наоборот, можно заработать? Ребенок-инвалид получает пособие и пенсию. Сейчас Мурашкина копит эти деньги для Владика, и его счет в банке ежемесячно увеличивается. Но ведь можно распорядиться деньгами по-умному. И Сахарова пришла в суд.
И в день рождения Владика, то есть 16 марта 2012 года, судья Ногинского суда Н.В.Чекалова приняла встречный иск безутешной матери о воссоединении с сыном.
Вы даже не в силах вообразить, как теперь в судах заботятся о детях-инвалидах. Обычно рассмотрение «детских» дел тянется как минимум несколько месяцев, а бывает и больше года. Тут же случилось чудо: решение о восстановлении Светланы Сахаровой (Петуховой) в родительских правах было принято с крейсерской скоростью, за три судебных заседания в течение двух недель. Причем главным стало выездное заседание по месту жительства Владика, то есть в квартире Мурашкиной. Это мероприятие прошло под плотной завесой тайны, как собрание членов масонской ложи. Никто официально приглашен не был — к чему эти дурацкие формальности, когда речь идет о судьбе парализованного ребенка? Дорога каждая минута. Так вот, на заседании, о котором Светлана Мурашкина узнала за час до его начала, присутствовали 8 человек, не считая Владика и его патронатной мамы. Предстояло выяснить мнение ребенка. Конечно, стоило бы заранее поинтересоваться, не травмирует ли подобный марш-бросок такого хрустального мальчика, психика которого вдребезги разбилась при падении с
Со слов Мурашкиной, опрос продолжался приблизительно час. За это время суду удалось провести ювелирную работу и из ответа «не хочу жить с мамой» выпарить драгоценные кристаллы и записать прямо противоположное «хочу, чтобы маму восстановили в родительских правах и... я мог бы проживать с ней». Особенно берет за душу признание ребенка в том, что он скучает по отчиму, которого он ни разу в жизни не видел.
А что же администрация детского дома, который является официальным опекуном мальчика? Ведь Светлана Мурашкина — человек, которому этот опекун официально доверил судьбу ребенка. Она всегда считала детский дом № 19 своей главной опорой, тем более что еще совсем недавно это было образцовое учреждение, убедительно доказавшее преимущества правильно устроенной системы патронатного воспитания.
Директор детского дома Леонид Митяев совершенно неожиданно для Мурашкиной выступил горячим сторонником возвращения ребенка в кровную семью. В круг посвященных он не входил, явился лишь на последнее судебное заседание, позабыв взять с собой личное дело ребенка, и простодушно сказал, что «Светлана Вячеславовна на фоне эмоций и волнения может в одностороннем порядке расторгнуть договор патронатного воспитателя, привезти ребенка к нам в детский дом, и тогда мы будем вынуждены искать специализированное лечебное учреждение для содержания ребенка, поскольку в нашем детском доме не имеется условий для содержания детей-инвалидов... Разрешение исковых требований Сахаровой я оставляю на усмотрение суда... У меня не имеется опасений по передаче ребенка в кровную семью».
Суд не удовлетворил ни одного ходатайства Светланы Мурашкиной, отказал в проведении психолого-психиатрической экспертизы, которая позволила бы как минимум уяснить, понимал ли ребенок с задержкой психического развития смысл происходящего. А мнения И.Тарусиной и Т.Хлюстковой, психолога и педагога детского дома, которые на протяжении нескольких лет курировали Владика, суд назвал противоречивыми, потому что у них якобы «имеется заинтересованность в исходе дела», правда, не объяснил, в чем она заключается. Тарусина и Хлюсткова рассказали о том, как хорошо Владику в патронатной семье Светланы Мурашкиной, а появление кровных родственников вызывало только волнение, которое очень негативно сказывалось на состоянии его здоровья.
Суд так торопился, что забыл проверить реальные жилищные условия кровной матери. У Мурашкиной ребенок живет в собственной большой комнате, а в маленькой квартире Сахаровой официально зарегистрированы 8 человек, включая ее бывшего мужа Ю.Петухова. Никто не проверял сведения о доходах индивидуального предпринимателя Сахаровой — поверили на слово. Никто не поинтересовался отношением ее очередного мужа, отбывшего срок за убийство и всего 25 раз привлекавшегося к административной ответственности, к предполагаемому появлению в квартире парализованного мальчика...
Короче говоря, судебное следствие с честью справилось со всеми трудностями и триумфально завершилось удовлетворением иска исстрадавшейся матери Светланы Сахаровой о восстановлении ее в родительских правах.
17 мая патронатная мать Владислава Шевцова Светлана Мурашкина обжаловала это решение. Для защиты интересов ребенка ей пришлось нанять адвокатов, поскольку прокурор и детский дом и органы опеки в спешке забыли, кого должны защищать.
★★★
Между тем даже для нашей сегодняшней жизни, где есть все, начиная с несъедобной еды и отравленного воздуха и кончая бизнесом на стариках и торговле человеческими органами, даже для такой веселенькой жизни история, случившаяся в Ногинском городском суде, является из ряда вон выходящей.
В 2004 году правоохранительные органы Ногинского муниципального района позволили себе отказать в возбуждении уголовного дела по факту падения Владика Шевцова из окна, хотя ни по человеческим, ни по юридическим законам делать этого не имели права. Уже лишь потому, что остался без ответа вопрос о том, как это вообще могло случиться? Физически — как? Ведь ребенок не глухонемой и мог рассказать, что делал, как оказался возле окна, было ли оно открыто или все же, по зимней стуже, закрыто? И окно ли это было или балкон? И что это за пьяный дядя, о котором он несколько раз вспоминал в доверительных разговорах со взрослыми? И где в это время была его маман, даже не заметившая падения?
Если мне скажут, что причину установить не удалось — с уголовными делами так бывает, — я постараюсь заткнуть рот отвечающему задолго до того, как он договорит. Если полиция, или как там теперь называется эта опасная организация, не может расследовать дело, требующее двух-трех часов профессиональной работы, тогда что она вообще может?
И речи нет о том, что «не удалось», — дело замяли. Почему, тоже выяснить нетрудно, просто это никому не нужно. Ясно лишь одно: пятилетний ребенок алкоголички в ее присутствии выпал из окна и на всю жизнь стал инвалидом, который не может обходиться без посторонней помощи. Любовник ли матери вытолкнул ребенка, или она сама оступилась, или допилась до сиреневого тумана — так или иначе доверять ей ребенка уже невозможно. Ну есть ведь такие вопросы, на которые существует только один ответ: нет.
Значит, скажут мне профессиональные гуманисты, вы не верите в то, что человек может исправиться? Верю, джентльмены. Но предъявите доказательства, ведь речь идет о парализованном ребенке. А тут такая картина: дама с топором, любимица местной милиции и постоянный участник административных правонарушений, не говоря уж о четырех полноценных уголовных сюжетах, за шесть лет не сделавшая ни одной попытки повидаться с больным сыном, вдруг возжелала вернуть его домой. Причем не сама — не перепутайте, — а в ответ на невинное желание местной прокуратуры увеличить алименты в пользу так горячо любимого ею ребенка.
Опрос мальчика с задержкой психического развития, даже в том виде, как записал секретарь суда, не склонный, как мы понимаем, к вольнодумству, не выдерживает никакой критики. И начало записи, хоть ты тресни, не имеет никакого отношения к ее финалу. В сухом остатке: ребенок говорит, что с мамой жить не хочет, а хочет с тетей Светой, но, однако, хотелось бы вернуться к маме. И этот сумеречный бред выдают за ответ ребенка и на таком основании решают его судьбу. Один раз его уже убили, но показалось мало.
Теперь несколько слов о директоре детского дома № 19 Леониде Митяеве. Такое простодушие достойно лучшего применения. Он, видимо, настолько привык считать своих воспитанников по головам, как скот, что даже не счел нужным хоть как-то задрапировать откровенное признание: а вдруг эта Мурашкина «на фоне эмоций» вернет парнишку и нам придется искать, куда его пристроить, — пусть лучше маманя заберет, полагаюсь на суд, аминь. Ценный кадр. Я думаю, его нежно любят в департаменте молодежной политики — говорят, некоторые сотрудники этого департамента оформлены там на ставку и получают зарплату. Не мешало бы проверить, тогда и вопросов будет меньше, а главное — ответов больше.
Я долго думала, как объяснить такое открытое нападение на патронатного воспитателя Светлану Вячеславовну Мурашкину? Ведь в последнее время только покойники не распространялись о патронате: будем поддерживать, развивать, родина поможет... Но у профессионалов есть ответ: чем больше детей вернут в кровные семьи, тем лучше, выходит, трудится государство, стоящее на защите их интересов. Кипит работа, понимаете? Опять потемкинские деревни с учетом технологий XXI века. Люди, готовые работать с брошенными детьми, — публика неудобная. Везде лезут, ходят по инстанциям, качают права (не свои, правда, а детей, ну не важно, все равно достали) — гораздо проще иметь дело с благородными кровными семействами, за поллитру готовыми на любой подвиг. Ведь им, кроме детских пособий, ничего не нужно — как тут не поспособствовать?
И последнее. Как следует из постановления Ногинского судебного пристава-исполнителя О.С.Чеботаревой о расчете задолженности по алиментам, на 1 апреля 2012 года долг Сахаровой составляет 118 тысяч 470 рублей. Таким образом, возвращение ребенка «в семью» — наиболее рациональное решение финансовых проблем, к тому же открывающее доступ к его счету в банке. Но этого постановления — по существу, ключевого документа! — в деле нет. Если судья Ногинского суда Н.Чекалова забыла поинтересоваться, как Сахарова платила алименты, это свидетельствует о некачественно выполненной работе, а если не сочла нужным — это, по-моему, предмет для служебного расследования.
★★★
Владик Шевцов уже один раз умер. Мы ведь не знаем, что он пережил во время падения с
P.S. В начале апреля на сайте Следственного комитета России появилось сообщение о том, что возбуждено дело в отношении судьи Кировского районного суда Новосибирска Ирины Глебовой. В марте 2011 года судья Глебова восстановила в родительских правах наркомана Евгения Глотова. Жена Глотова тоже была наркоманкой, и с 2010 года, после ее смерти, дочь Глотовых находилась в детском доме. Однако суд вернул двухлетнего ребенка кровному отцу. И 28 апреля 2011 года, когда он кормил ребенка кашей, девочка отказалась есть. И отец избил непослушного ребенка. Девочка умерла. Позже выяснилось, что накануне Глотов также избил ее.
4 апреля 2012 года Новосибирский областной суд приговорил Евгения Глотова к 19 годам лишения свободы. Глотов собирается обжаловать приговор, ведь он не хотел убивать дочь, просто так получилось. Интересно, судья Глебова до сих пор считает, что ребенку всегда лучше находиться в кровной семье?
