Незадолго до той ссоры Лена заменила старую кухонную утварь на новую. Все сковороды, кастрюльки и ковшики привезены были из Германии и поражали красотой, качеством и весом. Все – тяжелые и по-немецки основательные. В доме осталась только одна старая алюминиевая сковородка: именно ею, такой неказистой и такой легкой, и ударил Игорь любимую жену. Вот почему она не стала инвалидом, а отделалась лишь огромным, во всю сковороду, синяком. Это хорошая сторона. А плохая заключается в том, что люстра в гостиной, божественное творение итальянских мастеров, встречи со сковородой не пережила и теперь светильник, некогда напоминавший букет райских цветов, стал похож на «розочку» от пивной бутылки. – Лена, это правда, что муж тебя бьет? Так почему же вы до сих пор не развелись?
Она начинает отвечать, и моя рука непроизвольно тянется к рогатке с оптическим прицелом.
Она и в самом деле симпатичная. Пятидесяти лет ей не дашь, это просто в голову не приходит. Пятнадцать лет назад она вышла замуж за руководителя большой строительной организации, которая легко превратилась в доходную фирму с радужными перспективами. У Лены была трехлетняя дочь от первого брака, а у Игоря – сын. Вначале Лене очень нравилось, что муж так внимательно относится к своему ребенку. Она справедливо полагала, что это характеризует его как человека надежного и ответственного. На это же рассчитывала и его первая жена. Она сделала все, чтобы связь с бывшим мужем не прерывалась ни на день. Разумеется, раз в неделю он навещал сына. Разумеется, если ребенок болел, Игорь приезжал по первому зову. Летний отдых, одежда, велосипед, коньки, лыжи – все целиком и полностью осталось за ним, но этого бывшей жене было мало. Она работала в бухгалтерии его строительной фирмы, и, когда муж ушел, ей захотелось стать там хозяйкой. На завоевание фирмы ушло время. Муж сопротивлялся до тех пор, пока она не пустила в ход волшебные слова «ты хочешь обобрать родного сына». В итоге бывшая жена добилась своего. Игорь оставил ей процветающий бизнес и ушел работать к своему старому другу. Лена, которая не была готова к такому повороту сюжета, растерялась.
Собственно, зарабатывали они оба достаточно, ездили отдыхать, ни в чем себе не отказывали, начали делать ремонт в Лениной трехкомнатной квартире, но что-то сломалось. Они начали ссориться. Из-за денег? От обиды, что первая жена переиграла вторую? А может, из-за Лениной дочери, которая стала раздражать Игоря? Так или иначе, отношения стали стремительно ухудшаться. И наступил день, когда Игорь поднял на Лену руку.
Женская половина человечества делится на две части: есть женщины, которых можно ударить только один раз, а есть такие, которых можно бить в свое удовольствие.
Как ни странно, рукоприкладство относится к вечным ценностям – я говорю так потому, что некоторые женщины, и их много, вовсе не считают его чем-то из ряда вон выходящим. Терпимость к насилию взращивается годами и плохо поддается искоренению. Возможно, она даже передается по наследству. По крайней мере, никакого более внятного объяснения… Хотя нет, я не права. Есть еще необходимость быть битой, то есть привычка все время чувствовать себя несчастной.
Куда бы мы с Леной ни шли, что бы ни делали, рано или поздно речь заходит о том, какая у нее невыносимая жизнь. На другие темы она разговаривает неохотно и, можно сказать, с некоторым усилием. Не могу забыть, как позвонила ей в тот день, когда по ТВ показывали серию «Идиота», в которой Настасья Филипповна бросает деньги в камин. Настасья Филипповна в исполнении хохочущей как нетрезвый денщик актрисы мне не понравилась – зато понравилось, что в эти дни все вокруг говорили о Достоевском, или, по крайней мере, о той другой жизни, до которой попытался дотронуться отважный режиссер. Говорили все – но только не Лена. Услышав мой голос, она раздраженно сказала: «Не вздумай спрашивать меня про этот чертов фильм. Все только о нем и говорят. Можно подумать, людям больше нечего обсуждать. Ты же знаешь, у меня свой идиот дома, живой и с прекрасным аппетитом».
Что интересно: во время коротких передышек Лена разговаривает с Игорем почти подобострастно, во всяком случае боится, что не успеет приготовить обед к его приходу, может на ночь глядя броситься в магазин за его любимым соусом. Он любит пельмени – она то и дело стряпает пельмени. И при этом, вымыв посуду, она идет в спальню, звонит подруге и срывающимся голосом рассказывает о своих унижениях.
«Послушай, – говорю ей, – сколько лет назад ты начала делать ремонт? Шесть?» Захотелось обить вагонкой холл. Половину обили, половина зияет ободранными обоями. Шесть лет. Она отвечает: «Ты же знаешь о наших отношениях с Игорем, не до ремонта». Книги и посуда в коробках – тоже шесть лет.
Счастливым быть трудно, а несчастным легко, это правда. Но не настолько же труд-но и не так уж легко, чтобы согласиться жить не на самом деле, а понарошку, как на репетиции. Ленина дочь живет у ее мамы: «Ты же знаешь, она его раздражает, бедный ребенок…» Бедный ребенок давно понял, что мешает матери наслаждаться скандалами с мужем. Девочка учится в институте, и встречаются они, как правило, в метро, на бегу. Потом Лена говорит, с трудом сдерживая слезы: «Ей нужны только мои деньги. Представляешь, опять понадобились джинсы, и босоножки порвались… Когда-нибудь я не выдержу и она поймет, что такое остаться одной».
Не поймет и не останется. У ее матери железное здоровье, стальные нервы, а слез в запасе столько же, сколько нефти в Арабских Эмиратах. А про сковородки и говорить нечего.
Домашний монстр
Но в неволе можно не только жить, но и прятаться. Выходит прямо-таки классический античный сюжет.
Отправляясь домой, Валерия Андреевна неизменно говорит: «Мне пора в тюрьму». Тюрьма состоит из двух комнат, кухни, где все, начиная от плитки на полу и кончая кастрюлями и фартуками, украшено чесноком и его двоюродным братом луком. Есть еще балкон, увитый плющом. Тюрьма, надо сказать, уютная и содержится в чистоте. Живет в ней Валерия Андреевна с мужем и взрослым сыном. Муж, представительный брюнет в дорогих очках, компьютерный бог. Ему хорошо платят и очень ценят на работе. Возвращается он домой в шесть, а в семь он уже пьян. Пьяный он невыносим. Он ходит по соседям, бьет стекла в подъезде, выводит из строя лифт, задирает сына и время от времени запирает жену в ванной. Случается, ей везет: стоит ему выпить чуть больше нормы, и он, плотно поужинав, засыпает. Если Морфей настигает мужа в коридоре или на кухне, она на себе тащит его в спальню, и жизнь продолжается. Но бывает это редко. Как правило, приходится терпеть до полуночи, если, конечно, кто-нибудь из соседей не вызовет милицию.
Напиваться до животных оргий муж стал лет десять назад. Раньше он пил, но не пьянел, к ним все время приходили гости, и жизнь казалась веселой и даже завидной для других. Но потом возраст взял свое.
Любимое развлечение мужа – спектакль, который он разыгрывает в гостях или заглянув к соседям. Придравшись к пустяку, он виртуозно доводит жену до истерики, сам оставаясь при этом спокойным и даже чуть печальным. Глядите, люди, с кем я живу и как мне трудно. Теперь только старые фотографии напоминают о том, что когда-то он был симпатичным человеком с незаурядными способностями.
Казалось бы, защитить мать мог бы двадцатилетний сын Алексей. Мог бы – но это слишком трудная дорога, зачем выбирать ее, когда под ногами есть хорошо протоптанная тропинка? Видя, что мать позволяет делать с собой что угодно, Алексей стал вести себя как отец. Ему ее не жалко, ведь он знает, что она даже не пытается изменить положение вещей. Может, но не пытается. Жалко, когда человек бьется, а у него ничего не получается. И кроме того, для подростка имеет значение, являются ли его родители личностями. Культ силы – моральной и физической – для мальчика неотменим. Кто на самом деле молодец, так это отец: он сумел сделать так, что все его желания сбываются. Хочет пить – и пьет, хочет, чтобы дома все было, как ему надо – так и есть. Соседи его боятся, на работе его прощают, потому что от него пьяного больше толку, чем от дюжины трезвых.
Алексей дважды бросал институт. Оба раза обучение было платное и влетело в копеечку. А мать – ну что мать? Поныла, и обошлось. Наконец, он объявил, что учиться не хочет, а пойдет работать. Работу он, правда, нашел замечательную, но кто-то должен был решить вопрос с армией. Этот кто-то ходил в военкомат, унижался, плакал, занимал деньги… Получилось, что Алексей тоже добился, чего хотел. Матери, которая от напряжения перестала спать, он даже спасибо не сказал.
Потом отец подарил ему машину. На которой раньше ездила мама. Алексей немножко помялся, но подарок принял. Тем более, что он был со значением: отец дал ему знать, что оценил сыновнюю понятливость.
То есть дом превратился для Валерии Андреевны в место ночлега. Почему бы, черт побери, не расторгнуть этот странный брак?
А как же квартира? Ведь разменять ее можно только на две комнаты. Нет, ни в коем случае. Друзья предлагали ей деньги на покупку маленькой квартиры в спальном районе, зарплата позволяет, через два-три года она бы расплатилась с долгами. Ужас. Нужно идти в суд, подавать документы на развод, он будет издеваться, все затянется и будет еще хуже. Нет-нет, пусть все остается как есть. Собственно, живет она на работе. Уже много лет они всем отделом ездят вместе отдыхать. Коллеги давно перестали уговаривать ее уйти от мужа. И романов у нее нет и не предвидится, потому что она перестала источать аромат женщины. Наверное, все сразу понимают, что перед ними лабораторная мышь. Свободы она боится больше, чем обжитой тюрьмы. Что с ней делать, с этой свободой? Радость ее пугает, она перестала в ней нуждаться. Главное, чтобы из тюрьмы не выгнали.
Семья с браком
Время от времени я захожу в мастерскую своего приятеля-художника. Он разрешает смотреть, как он работает. Больше всего мне нравится, как он смешивает краски. Вот кисть нырнула в одно цветное озерцо, в другое, и возникает – из трех разных зеленых один голубой, из оранжевого – вишневый, цвета переходят друг в друга с легкостью, за которой не поспевает человеческий глаз. Иногда ему требуется, к примеру, алый, и кисть повисает над каким-нибудь мало подходящим, на мой взгляд, озерцом. Я говорю: ну есть же такая краска, ее и возьми. И он неизменно отвечает: так не бывает.
Да, в природе нет ни синего, ни красного, ни зеленого. Есть только переходы, за ними-то и устремляются настоящие живописцы. Наверное, такому ремеслу можно научиться, но только в жизни все получается куда стремительней и необъяснимей. Было белое, стало черное. Подождите, так было же белое…
На самом деле ее зовут Тамара, но в детстве звали Тарой, так и осталось. Смешно. В школе на уроках физкультуры я никогда не могла перепрыгнуть через «коня», а она и сейчас делает это легко и даже небрежно. Всегда бесилась из-за четверок. И в школе, и в институте у преподавателей не было выбора: или они теряли сознание, или все-таки ставили ей пять. У Тары все получается превосходно. Она печет пироги, водит машину, ныряет с аквалангом. Может подстричь модницу, запросто находит дорогу в чужом городе. И только одно у нее не получилось.
Ее муж Петя смотрит на нее так, что хочется провалиться сквозь землю и не мешать. Он считает, что она всегда права, что она лучше знает, лучше разбирается, он поступает так, как она скажет. Они не ссорятся – они всего лишь полемизируют, а ко дню их свадьбы Петя неизменно покупает большой букет цветов. Поженились они двадцать один год назад. И лет десять спят в разных комнатах. Прошло.
Как сказал один хороший писатель, любить – значит видеть чудо, невидимое для других. Так вот – это невидимое исчезло.
Говорят, что подлинная привязанность, началом которой была любовь, не может исчезнуть. Она может измениться, преобразиться, но только не обратиться в ничто. Даже если это правда – нам-то от этого какая польза? Мы ведь не знаем, что было тогда. Зато мы знаем, что есть теперь.
Теперь двое людей встречаются за завтраком, спрашивают друг у друга: тебе с сыром или с колбасой? И идут на работу. Он на свою, она – на свою.
Таре не приходит в голову позвонить мужу среди дня и спросить, как у него дела. О Пете и говорить нечего. На работе надо заниматься работой, они и занимаются.
Он приходит домой первым. Сыновья любят жареную картошку. Он пожарит, накормит их, потом поужинает сам и идет во двор копаться в машине. Когда Тара появляется у подъезда, она знает, что муж сейчас помашет ей рукой из-под зеленых «Жигулей». Она никогда не замечает, как он возвращается домой. Ну, вернулся. Очень хорошо.
Отсутствие личной жизни то и дело толкает ее на необъяснимые предприятия. То она помогает знакомым делать ремонт. Рабочие и не догадываются, что она не родственница хозяев квартиры и действует просто по зову беспокойного сердца. Прошлой зимой она каждую ночь ездила куда-то кататься на коньках, а перед этим увлеклась фотографией, купила дорогую камеру, носилась по выставкам – конечно, бросила.
Лет пять назад она, как ей показалось, влюбилась. Даже ездила со своим «предметом» отдыхать. Суетилась, покупала соломенную шляпку. «Предмет» ее бросил, но она объяснила разрыв тем, что она замужем и «предмету» было известно, что разводиться она не собирается. Правда, последствия этого разрыва сказались чуть позже: она вдруг стала материться и рассказывать сомнительные анекдоты, с удовольствием повторяя сальные детали. Получилось, что последняя попытка вернуться в рай далась ей дорогой ценой. Она рассталась с чем-то неизъяснимо милым, женским и, инстинктивно разыскивая мужчину, сама стала мужеобразна. Платить за все приходится немедленно.
Когда ее спрашивают, не приходит ли ей в голову разъехаться с Петей и попробовать устроить свою жизнь, она искренне удивляется. Она считает, что во второй половине жизни все живут так, как они, а все прочее – выдумки и беллетристика. Она уверена, что, став старше, люди должны расстаться с прежними привычками – радоваться друг другу, гладить по голове, целовать в нос и звонить просто так, чтобы узнать, как дела и услышать голос. Но она не привыкла проигрывать. Она считает, что быть замужем, то есть находиться в официальном браке – это фундаментальная ценность, вроде государственного золотого запаса, и ставить под удар этот запас она не намерена. Если муж не хочет лежать с ней в одной кровати, пусть лежит хотя бы под машиной. Под их общими зелеными «Жигулями».
Рецепт от классика
Летом 1870 года Алексей Константинович Толстой написал жене из Дрездена: «Вот я здесь опять, и мне тяжело на сердце, когда вижу опять эту улицу, эту гостиницу и эту комнату без тебя. Я только что приехал, в 3 1/4 часа утра и не могу лечь, не сказав тебе то, что говорю тебе уже двадцать лет, что я не могу жить без тебя, что ты мое единственное сокровище на земле, и я плачу над этим письмом, как плакал двадцать лет тому назад…»
Двадцать лет назад Алексей Константинович Толстой увидел на балу жену кавалергардского полковника Миллера. Стихи «Средь шумного бала…» посвящены этой встрече.
«Кровь застывает в сердце при одной мысли, что я могу тебя потерять – я говорю себе: как ужасно глупо расставаться! Думая о тебе, я в твоем образе не вижу ни одной тени, ни одной. Все вокруг лишь свет и счастье…»
Софья Андреевна Миллер двенадцать лет не могла получить развод от мужа. Но это была лишь одна из бед в череде несчастий ее жизни.
«Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты»…
Тайна была. Когда-то юная Софья Бахметьева любила князя Вяземского. Ее брат вызвал князя на дуэль и был убит. Девушке пришлось жить в семье, где все считали ее виновницей гибели брата. Жизнь стала невыносимой. Брак с Миллером оказался несчастливым. Полтора столетия спустя кажется, что судьба так жестоко испытывала ее потому, что впереди ее ждал тот бал, где ее увидел Алексей Толстой. И еще кажется, что провидение на волшебных весах безошибочно отмеряет, сколько горя должно быть пережито в награду за счастье. Должно быть, так задумано, без горечи не познаешь сладости. Не велика ли цена? Провидение все равно не ответит, спрашивать нужно у людей. Они тоже могут отмолчаться – от страха.
Умер швейцар дрезденской гостиницы, который столько раз улыбался Алексею Константиновичу. «Мы тоже умрем, – пишет он Софье Андреевне, – и вот отчего мне так тяжело сокращать время, которое нам остается быть вместе».
И тремя днями позже: «Если б у меня был бог знает какой успех литературный… все это не стоило бы четверти часа быть с тобой, и держать твою руку, и видеть твое милое доброе лицо… И тяжело слушать музыку без тебя…»
Приятных сновидений!
Говорят, каждому из нас судьба посылает только то испытание, которое мы можем выдержать. Говорят, на дне каждой чаши с ядом всегда есть крупинка противоядия. Но люди так спешат… Куда, кстати?
Вот если бы стояла где-нибудь на полянке с рыжиками, под большой елкой, волшебная школа… Первый урок – искусство просыпаться с улыбкой. Второй – музыкальный: колокольчики смеха. Третий – практические занятия, упражнения благодарности. Если бы всех нас учили в этой школе, даже двоечники, даже второгодники должны были бы вызубрить правила любви. Гордой и беззащитной любви – к людям, к рыжикам и к свободе. Только свободный человек может сделать царский подарок: подарить другому свою свободу. Больше нам дарить друг другу нечего, у нас кроме этого ничего нет. Сковородки, машины и светильники из венецианского стекла не в счет. А любить свои оковы не запрещено. Просто не надо было прогуливать первый урок – искусство просыпаться с улыбкой…
