Вопрос лишь в том, совпадает ли ваше представление о себе с тем, что записано в вашем свидетельстве о рождении. История, которую я хочу вам рассказать, поначалу плохо укладывается в голове…
Татьяна Николаевна Комарова развелась с мужем, когда сыну было пять лет. Еще лет десять муж время от времени навещал ребенка, и это всегда был праздник. Геодезист, путешественник, песни под гитару — видение из другой жизни. А мать была из этой, грешной жизни: работала медсестрой, вечно хлопотала о хлебе насущном, тряслась за единственного сына — здоров ли, тепло ли ему, все ли в порядке в школе… Учился Роман хорошо, занимался водным спортом, был членом яхт-клуба. После школы поступил в МАИ и в 19 лет женился на однокурснице. Через три года развелся. Возможно, студенческий брак со временем бы окреп, но Роман влюбился. Глядя на его фотографии той поры, просто диву даешься — бывают же такие добрые молодцы: высокий, атлетического сложения синеглазый блондин. Думаю, что от поклонниц отбою не было. Но Роману приглянулась симпатичная маленькая брюнетка, дочь хозяина фирмы, в которой он подрабатывал еще во время учебы в институте.
В 1999 году сыграли свадьбу. Роман переехал к жене. Вскоре появился сын. В семейном альбоме уцелели фотографии Романа с грудным ребенком: и отец, и сын светятся от счастья. Вскоре он поступил в МГУ на факультет макроэкономики, там о нем очень хорошо отзывались. Получив второе высшее образование, он устроился на работу в крупнейший московский банк, экспертом по бюджету. Через год он был уже старшим экспертом. Забегая вперед, скажу, что его ждала блестящая карьера. Продвижение по служебной лестнице было стремительным, превосходная зарплата, почет и уважение…
В сентябре 2002 года жена с ребенком уехала на юг. В один прекрасный день Роман звонит матери и говорит, что ему плохо. Она спросила: давление? голова болит? Он ответил что-то невразумительное. Спустя сутки он сообщил ей, что перерезал себе вены. Татьяна Николаевна бросилась к нему: сын лежал в ванной и истекал кровью. Она вызвала “скорую помощь” и теперь не может себе простить, что уговорила врачей не забирать его в больницу и не ставить на учет в ПНД. Сейчас она бы дорого дала за то, чтобы врачи настояли на своем.
Что же случилось? Почему он сделал попытку свести счеты с жизнью? Роман объяснил матери, что поссорился с женой и собирается с ней разводиться. Предвижу комментарии: если так, половина населения земли не сегодня-завтра наложит на себя руки, эка невидаль… Так-то оно так, но на самом деле никто на свете не знает, что побудило Романа взяться за бритву. Было ли это предвестье надвигающейся беды? Несомненно. Но Татьяна Николаевна об этом знать не могла. Она отвела сына к врачу. Понемногу все как будто вернулось на прежние места. Роман было снял квартиру, но вскоре помирился с женой, и они снова стали жить там, где обосновались после свадьбы.
Прошло два года. В октябре 2004 года Роман забрал свои вещи и ушел от жены. Вскоре он переехал в Марьину Рощу, где на первом этаже в маленькой квартире жила его мать, а по соседству была куплена однокомнатная квартира для Романа. Там он и поселился.
Однажды он сказал матери, что к нему придет в гости друг. Что ж, дело хорошее. Вечером она пришла познакомиться с гостем. Очень приятно, Андрей. Молодой человек среднего роста. Обменялись несколькими словами, и Татьяна Николаевна вернулась к себе. На другой день они собирались взять в гости внука, сын сказал, что сходит за покупками. Утром она ему звонит — он говорит, что никуда не пойдет. Как не пойдет? Ребенку нужно купить молока, фруктов. Она снова набирает номер его телефона, но сын к телефону больше не подходит. Она стучит в дверь — тишина. Выскочила на улицу, заглянула в окно. Сын лежал на кровати как мертвый. В памяти встала страшная картина, попытка самоубийства. И она вызвала милицию.
Участковому дверь открыли. Почему-то и Роман и Андрей были в длинных черных перчатках. Было понятно, что они спали в одной кровати — собственно, и спать-то больше было негде. Участковый понял, что мать вне себя, проверил документы гостя и сказал: все нормально, это же девочка, Анна Демедецкая.
Как только участковый ушел, квартиру покинули и Роман с “Андреем”. Татьяна Николаевна нашла там целую большую сумку лекарств — психотропных, противозачаточных и очень много женских гормонов. Спустя сутки Роман вернулся, забрал свои вещи и с тех пор больше дома не появлялся.
* * *
Через несколько дней Татьяна Николаевна пошла к психотерапевту, у которого Роман наблюдался после попытки самоубийства. Выяснилось, что уже полгода Роман посещает руководителя Московского городского психоэндокринологического центра Степана Нарбеевича Матевосяна. Зачем? Хочет переменить пол. Она идет к Матевосяну. От него узнает, что сын ходит на прием в женской одежде. Она умоляет Матевосяна отправить сына в больницу. На другой день Степан Нарбеевич направил Романа в дневной стационар больницы имени Ганнушкина. Татьяна Николаевна бросается туда. Там сказали, что после обследования будет ВКК, остается только ждать. В отделении она впервые увидела сына в женской одежде. Хотя нет, первый раз это было в тот день, когда сын приехал к жене забирать вещи. Узнала она об этом случайно, прилетела к дому на такси. Ну что тут скажешь? Каждый может представить себя на ее месте. Или не может… Роман приехал вместе с “Андреем”. Мать пыталась поговорить с ним, он ее оттолкнул. Роман был в короткой юбке, с макияжем. Позже выяснилось, что он прихватил и вещи жены, и главное — ее вечерние платья. Та же участь постигла и вечерние платья тещи.
В ожидании врачебной комиссии Татьяна Николаевна ездила в больницу, время от времени встречалась там с сыном. Однажды она уговорила его пойти в кафе. Он пришел в белой шубке, в сапогах на высоких каблуках, в шляпке и с модной сумочкой. Они вошли в кафе, и все головы повернулись в их сторону. Ну да, тем более что сапоги были 46-го размера. Оказалось, такую редкость можно купить на Кутузовском проспекте… Татьяна Николаевна пошла в туалет — через минуту там появился и Роман. Она закричала: а ты что здесь делаешь? И он ответил: а куда мне, по-твоему, идти?
Татьяна Николаевна спросила сына, где он живет. Он сказал, что снимает комнату. Позже она выяснила, что живет Роман у Ани—Андрея. А во время той памятной встречи в кафе он похвастался: ты знаешь, а мать Ани сама колет ей мужские гормоны…
И при этом Роман работал главным экспертом крупнейшего московского банка. Приходил на службу и переодевался в мужской костюм — корпоративный этикет. В январе 2005 года он уволился. После чего перестал появляться в больнице имени Ганнушкина. Между тем, согласно заключению врачебно-консультационной комиссии, установили, что на фоне глубокой депрессии у Романа развилось биполярное расстройство личности. Прогноз был оптимистический: избавимся от депрессии — все восстановится.
Лечили Романа галоперидолом. Он стал более контактным, у Татьяны Николаевны немного отлегло от сердца. Однако вскоре Роман перестал принимать лекарство из-за того, что от него тряслись руки и ноги. Именно по этой причине он перестал появляться и в больнице.
Потом она узнала, что сын поступил на работу в инвестиционную корпорацию, где стал начальником финансового отдела с окладом 5 тысяч долларов. Было это в апреле 2006 года. Они в очередной раз встретились в кафе, договорились повидаться в майские праздники, а через несколько дней выяснилось, что Романа уволили. И все. На звонки он отвечать перестал. Связь прервалась.
* * *
Однако время от времени до нее все же доходили слухи о его жизни. Из интернета, например, она узнала о том, как ее сын в костюме горничной выступает на вечеринках транссексуалов и прочих светских мероприятиях. В марте 2008 года Татьяна Николаевна обратилась в Останкинский суд с иском о признании сына недееспособным. 17 июля 2008 года было оглашено определение суда о том, что имеются основания для назначения судебной экспертизы для получения ответа на вопрос, страдает ли Комаров психическим расстройством, может ли отдавать отчет своим действиям и руководить ими.
Московский городской суд поддержал определение судьи Александрова, и Роман был направлен на амбулаторную судебно-психиатрическую экспертизу в Институт Сербского. Амбулаторную экспертизу называют “пятиминуткой” — за бессмысленную быстротечность. Вполне естественно, врачи пришли к выводу, что на такой сложный вопрос ни за несколько минут, ни даже за несколько часов правильно ответить невозможно. И дело возвращается в Останкинский суд для решения вопроса о направлении Романа на стационарную экспертизу.
Казалось бы, определение судьи Александрова не оставляет сомнений в том, как следует поступить. В деле есть документ, подписанный С.Н.Матевосяном: “В ответ на ваш запрос сообщаем, что пациент был обследован в связи с его обращением с целью решения вопроса о смене пола. В связи с отсутствием показаний к смене пола и наличием психического заболевания рекомендовано лечение у психиатра”. А вот и отрывок из выписки: Со слов пациента, в течение 2 лет после первого развода встречался с мужчиной, с которым поддерживал гомосексуальные отношения. Летом 2002 года после конфликта с женой отмечался период подавленности, появилось недовольство своей внешностью. Появились мысли о собственной никчемности, несостоятельности, невозможности изменить пол. На высоте переживаний пытался перерезать себе вены. …Принимал лекарство. Состояние нормализовалось. Помирился с женой… В июне 2004 года снова возникла подавленность и тоска… Лечился у психиатра. С 2004-го начал выходить из дома в женской одежде и макияже. Сообщает, что нужно “изменение внешности, чтобы быть похожим на женщину…” Вопрос об операции на гениталиях рассматривает в последнюю очередь, это можно сделать, чтобы “не висели”… Говорит, что не испытывает влечения ни к мужчинам, ни к женщинам, “важен человек, могу жить без этого годами…”
Диагноз: хроническое бредовое расстройство, расстройство половой идентификации”.
Но судья Александров уволился, и дело попало к судье Е.М.Дорохиной. Решение, которое 22 декабря 2008 года было оглашено в Останкинском суде: отказать Комаровой Т.Н. в удовлетворении заявления о признании недееспособным Комарова Р.А.
Оно заслуживает того, чтобы поговорить о нем подробней.
* * *
Я в суде не была. Знаю лишь, что на заседания кроме Романа и “Андрея” приезжали родители “Андрея” и, скажем так, чрезвычайно эмоционально говорили о том, что мать Романа не дает детям устроить свою жизнь и создать семью. Роман в свою очередь объяснил, что не помогает матери из-за того, что ему нужны деньги на операцию. И кроме того, он сейчас живет на деньги своего гражданского мужа Андрея Демидецкого — что не ясно? У молодой семьи трудности, родители должны это понимать.
Анна Демедецкая страдает тяжелым психическим заболеванием. Ее родители, конечно, об этом знают…
Судя по рассказам участников судебного слушания, судья Дорохина сочувственно отнеслась к борцу за скорейшее избавление от мужских гениталий Роману Комарову, а беспокойство матери о состоянии здоровья сына восприняла как покушение на его гражданские права. Более того, она выразилась в том смысле, что мать, которая настаивает на проведении стационарной экспертизы, куда как хитра — понятно, что она хочет за счет суда удовлетворить свое нездоровое любопытство и выяснить диагноз сына.
Какой диагноз? Что-то не так? Роман, мужчина 34 лет, отец больного ребенка (у 5-летнего мальчика обнаружился сахарный диабет в тяжелой форме), приходит в суд с макияжем и женской укладкой вытравленных перекисью длинных волос. Объясняет, что живет на деньги мужа. Да каждая вторая женщина живет на деньги своего благоверного. Вмешательство в частную жизнь не приветствуется, не правда ли?
И все бы хорошо, и пусть мужья содержат своих жен, но все же вчитаемся в решение судьи Е.М.Дорохиной: “Согласно заключению комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы в связи с неясностью клинической картины в амбулаторных условиях установить Комарову клинический диагноз и решить… страдает ли он психическим заболеванием, не представляется возможным… Таким образом, наличие у Комарова Р.А. психического заболевания не установлено. (выделено мною. — О.Б.) …В этой связи… оснований для его принудительного помещения в психиатрический стационар не имеется — суд не вправе назначать стационарную психиатрическую экспертизу и, в связи с наличием доказательств социальной адаптации Комарова Р.А., полагает заявление его матери не подлежащим удовлетворению…”
То есть: на “пятиминутке” установить диагноз не удалось, а раз так — признаков психического заболевания нет и незачем проводить стационарную экспертизу. Конечно, ни в УК, ни в ГК не содержится указаний на то, что решение суда должно быть логичным — главное, чтобы оно соответствовало закону. Но все же попробуем вникнуть в суть.
Кто такой судья? Это человек, которому государство от своего имени доверило отправление правосудия. Судья не обязан разбираться в гинекологии, кулинарии, литературе — он должен разобраться в существе дела, вот что главное. Без этого самого существа буква закона, которой в конце концов руководствуется судья, всего лишь пустая формальность.
Должен ли судья знать, чем отличается трансвестизм от транссексуализма? Должен ли судья разбираться в том, почему один бывший “он” просто ходит в женской одежде и считает себя женщиной, а другой бывший норовит отрезать все ненужное и вырастить нужное? Ни в одном кодексе я не нашла упоминаний о том, что судья обязан знать содержание классического труда Фридеманна Пфэффлина “Транссексуальность”. Но это и не требуется. Судья должен всемерно способствовать тому, чтобы все встало на свои места.
Роман представил суду заключение медицинского консилиума Санкт-Петербургского НИИ имени Бехтерева, из которого следует, что в его случае можно говорить о транссексуализме, который не является признаком психического расстройства. Консилиум пришел к выводу, что Комарову Р.А. рекомендована замена документов и хирургическая коррекция. Мнение завкафедрой клинической психологии Петербургской медицинской академии Д.Д.Исаева: на основании динамического наблюдения и данных обследования у пациента расстройство половой идентификации, но данных о наличии психического заболевания не обнаружено.
И что дальше? Один врач считает, что человек психически болен, а другой — что человек здоров и расстройство половой идентификации — дело житейское. Как может судья принять чью-то сторону?
Может — закон позволяет.
Может — но не должен.
Необходима третья точка зрения. Тем более что речь идет не только о судьбе Романа. У него есть маленький ребенок, есть обезумевшая от безысходности мать — кто позаботится о них? Необходимо убедиться в том, что человек не нуждается в лечении. А если нуждается?
Свои 150, а похоже, и все 160 килограммов Роман набрал благодаря употреблению препаратов, которые в цивилизованных странах можно купить только по рецепту врача. У нас же по интернету можно заказать любую отраву, причем дешевле, чем в аптеке. И получается, что естественный ход событий — экзотика. Но так проще. Цена этой простоты — искалеченная жизнь, и не одна. Если бы кто-нибудь мог себе представить, как сейчас живет мать Романа. У нее ушла земля из-под ног. Это даже не крах — прибавьте к бесконечному отчаянию нестерпимую боль от того, что Роману еще можно помочь. Но как?
7 апреля в Московском городском суде состоится кассационное слушание по делу Романа Комарова. Речь не о лишних гениталиях — а о том, как остаться людьми. Такими, какими нас создал Творец. Я думаю, он старался…
P.S. Имя и фамилия главного героя изменены.
