Никаких демонстраций религиозной общественности, которую так любит бесить хореограф, на этот раз у театра не наблюдалось. Хотя все примочки, что обсуждались в кулуарах и придумывались заранее, чтобы подразнить публику Большого, без обмана были предъявлены готовой к эпатажу аудитории.
Двух черных живых барашков умилительно кормили из соски молоком одетые в прозрачные рубища артисты, а символизирующие библейских агнцев бараны гуляли по сцене, застланной государственными флагами разных стран… Артисты корчились в адских муках в полиэтиленовых пакетах, и на них, словно стрелы божьего гнева, с колосников падали тяжелые металлические цепи — к счастью, никто не пострадал. Изо рта же двух девиц на металлические подносы лились потоки крови. Тем не менее уходили во время спектакля немногие.
Как стало известно “МК”, дирекция Большого решительно не допустила на своих подмостках никакой обнаженки — на одного из танцоров, истошно кричащего в балете, который еще на закрытых прогонах по настоянию хореографа демонстрировал свои гениталии, администрация жестко распорядилась надеть трусы. Кроме того, от святотатства героическими усилиями уберегли российский государственный флаг. Зато стяги других стран, отстиранные танцорами в металлических мойках и использованные в качестве мочалок, согласно сценарию, были повержены и затоптаны.
Из других, все же допущенных к просмотру сцен преобладали “эротические”, впрочем, без какой-либо эротики. Так, две девицы, идиотски хохоча, предавались ласкам и поцелуям с двумя скелетами с намеком на средневековые “пляски смерти”. Замершие в откровенных позах и завернутые во флаги группы танцовщиков пристраивались друг к другу таким образом, что рот одних находился на уровне гениталий других. Привлекала внимание мужская парочка, в движениях которой проступала то борьба, то ласка, закончившаяся глубоким поцелуем (одинокий свист в зале). Эта сцена последовала после того, как артисты вышагивали, словно цапли, с Библией в зубах и в руках.
Несмотря на кое-какую литературную основу, балет вряд ли может быть отнесен к сюжетным. Прельжокаж отказался от иллюстрирования 22 глав божественного текста. А хитросплетения мысли хореографа и танцовщиков (а балет на добрую половину состоял из их импровизаций) представляют загадку. И разгадывать этот ребус никакого смысла не имеет. Например, малоискушенному в богословии зрителю будет весьма мудрено догадаться, что цепи в спектакле и “тысячелетие покоя” в названии, про которые говорится в Апокалипсисе, это, по мысли хореографа, “время, когда Сатана скован цепями и поэтому в этот период никак не может повредить миру”.