На волне феминизма и движения MeToo все чаще появляются картины, словно снятые для того, чтобы в очередной раз высказаться в защиту женщин, права которых ущемляются. Участвующий в основном конкурсе «Хэппенинг» французского режиссера ливанского происхождения, активистки, выступающей за равные права женщин и мужчин в киноиндустрии, а в прошлом журналиста Одри Диван как раз и нацелен на разговор о том, каково это — быть женщиной.
Триумф румынской картины «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу, еще до того, как началось движение MeToo, отмеченной «Золотой пальмовой ветвью» Каннского кинофестиваля в 2007 году, многим не дает покоя. Там тоже была затронута тема запрещения абортов в Румынии в 1987-м, в последние годы режима Чаушеску. Студентка хочет избавиться от нежеланного ребенка, что грозит уголовным наказанием. На прошлогоднем Берлинале резонанс имела американо-британская картина «Никогда, редко, иногда, всегда» Элизы Хиттман — о юной американке, вынужденной отправиться из своего штата, где запрещены аборты, в Нью-Йорк. Теперь французские кинематографисты затронули болевую тему, углубившись в прошлое. Если исходить из того, что хэппенинг предполагает стирание границ между зрителем и художником, то опыт получился впечатляющим, о чем свидетельствует произошедшее на показе в Венеции.
События в «Хэппенинге» происходят в 1963 году. 23-летняя студентка беременна, и это для нее как гром среди ясного неба, словно произошло непорочное зачатие. Она не понимает, как это возможно. Если бы с экрана не прозвучало, что девушка родилась в 1940 году, то можно было бы предположить, что ей лет 17, — так она неопытна и наивна. И врачу сообщает, что у нее нет бойфренда. Ей надо прервать нежелательную беременность, а это чревато тюремным сроком. Аборты в стране запрещены. Врач ничем не может ей помочь. Единственное, что в его силах, — это дать совет сохранить ребенка.
Проходят недели, и в субтитрах сообщается, на каком сроке беременности героиня. Ее играет обаятельная 20-летняя актриса Анамария Вартоломей. Дома девушка не найдет поддержки. Единственное, на что способна ее мать, роль которой сыграла звезда «Сибирского цирюльника» Сандрин Боннер, это дать пощечину. И девушка, сходив в библиотеку, с оглядкой пролистав там медицинские книги о деторождении, решается на отчаянный шаг. Она берет спицу, расстилает простынь, ложится на пол, устанавливает зеркало и сама пытается прервать беременность. Зрители в деталях все это видят. Не все выдерживают. Кто-то прикрывает глаза. Накатывает тошнота, которую усугубляет постоянное ношение медицинских масок. В зале раздается крик. Одной зрительнице становится плохо. Пока ждут прихода врачей, кто-то в зале оказывает ей первую помощь. Жертву киноискусства успевают под руки вывести на воздух — слава богу, что не вынести, — еще до прихода врачей. Сеанс не прерывается. Сделать это, как правило, невозможно, поскольку для нового показа потребуется ключ.
Время работает не в пользу героини, и она решается на подпольный аборт, отправляется к колоритной акушерке с низким прокуренным голосом. Но и та советует хорошенько все обдумать, поскольку есть риск для жизни. Вновь зритель в режиме реального времени наблюдает за ходом операции с использованием первобытных медицинских приспособлений, следит за тем, как акушерка ковыряется в чреве героини. А потом будут кровь и жизнь на волоске от смерти. Потом действие резко оборвется, так что многие и не поймут, что, собственно, было. Кроме острых физиологических ощущений, не испытываешь почти ничего. Хотя зыбкость атмосферы, смятение героини Одри Диван смогла передать, но довести зрителей до высшей эмоциональной точки ей не удалось. Мы так и остались свидетелями операции, как студенты медицинского вуза, наблюдающие за работой опытных врачей.