Я имею в виду не Александра Федоровича Керенского, главу Временного правительства и последнего досоветского президента нашего Вольного экономического общества. Речь идет о Федоре Михайловиче Керенском, его отце, директоре Симбирской гимназии, в которой учился и которую закончил Володя Ульянов. Примечательно, что Симбирск и его гимназия дали России двух главных вождей революции 1917 года.
Однако я хочу обратить внимание на другое — на выпускной аттестат Владимира Ульянова, подписанный Ф.М.Керенским. Аттестат этот могли видеть посетители музея Ленина. В нем — по всем предметам “отлично”. За одним исключением. Одна четверка. По логике. Да, да. А ведь И.В.Сталин считал логику одной из фундаментальных характеристик Ленина. Сталин писал: “Логика в речах Ленина — это какие-то всесильные щупальца, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал” (т. 6, стр. 55).
Экскурсовод, конечно, имел объяснение: “Керенский, мол, считал, что на “пять” логику знает только он сам”. Керенский выглядел как хорошо знакомый нам советский (да и нынешний) помпадур.
На самом деле Керенский был замечательным педагогом: его гимназия числилась образцовой среди почти что двухсот гимназий России. Федор Михайлович был сыном священника и до университета, окончив семинарию, сам получил сан священника. Он в принципе не мог рассуждать по-помпадурски.
Керенский дружил с покойным отцом Ленина — Ильей Николаевичем Ульяновым и относился с огромным вниманием к семье Ульяновых. А тогда Володя уже превратился в родственника только-только казненного за покушение на царя террориста.
Сделаю отступление. Михаил Сергеевич Горбачев не имел шансов поступить на юрфак МГУ — он был на временно оккупированной немцами территории. Путь в МГУ ему открыл орден за успехи на уборке хорошего в тот год урожая.
Царская власть не дошла до того, чтобы — как советская — мстить сыну участника войны за то, что она сама бросила мальчика под пяту оккупантов. Но Керенский понимал, что у Ульянова при поступлении в университет могут возникнуть трудности. Страховкой могла быть только золотая медаль. Вот он и боролся за эту медаль. Рискуя и своим будущим, и будущим своих детей. Ведь его уже ждал высокий пост в Туркестанском крае и чин действительного статского советника. Но Керенский был настоящим русским интеллигентом: защита медали Ульянова была для него делом чести и совести. Ему — и только ему — обязан медалью и гарантированным поступлением в университет Володя Ульянов.
И, несмотря на все это, именно Керенский ставит Володе “четверку”. Видимо, была для этого более чем веская причина. В логике молодого Ульянова опытный педагог увидел какой-то сверхсерьезный дефект, который он как учитель — как ни старался — не смог устранить. Какой именно?
В логике есть два пути получения истины: индукция и дедукция. Обобщение фактов в положение и извлечение из него всех следствий.
Выбор Лениным профессии юриста, в которой выведение следствий из законов занимает много места; выбор Лениным марксизма, когда надо было готовое учение приложить к России со всеми следствиями, — говорят о преимущественно дедуктивном складе ума Ленина. А вот с формулированием выводов из фактов у Ленина уже в гимназии, видимо, возникали проблемы: он скорее всего торопился с выводами или допускал недостаточно опирающиеся на аргументы обобщения.
Думаю, что именно из-за этого и поставил Керенский “четыре” по логике. Та самая интеллигентность, которая требовала защитить право Ульянова на медаль, не позволяла ставить ему “пятерку” при очевидной склонности к дефектам в логических рассуждениях.
Все это я понял спустя годы, когда пришел к выводу, что в двух самых главных вопросах своей жизни — о русской революции и о мировой революции — Ленин допустил принципиальные ошибки именно при обобщении фактов.
2. За что Фима ставил “двойку”Повторю для читателей “МК” историю, уже однажды рассказанную мною на страницах “Независимой газеты”. У меня в МГУ был преподаватель, прекрасный знаток всех работ Ленина — Ефим Григорьевич Василевский. “Фима” — так звали его студенты — ставил “двойку” за незнание ответа на вопрос: “В чем выявилась несостоятельность книги Ленина “Развитие капитализма в России”? (В нашем элитном вузе готовили способных бороться с Западом на равных не только теоретиков космонавтики, ядерного и лазерного оружия, но и философов, экономистов, историков и юристов как “мозг партии”. И поэтому такие вопросы позволялись.)
Ленин написал книгу на основе исследований самых разных авторов и огромного числа данных земской статистики. Перелопатив в сибирской ссылке горы материала — царизм предоставил достаточно времени для работы и достаточно денег на жизнь, — Ленин пришел к выводу: русская деревня уже распалась на кулаков, середняков и бедняков. Капитализм уже утвердился.
Из этого главного итога своей книги Ленин потом выводит серьезное следствие. Предстоящая русская буржуазная революция может перерасти в революцию социалистическую, раз в городе и в деревне есть пролетариат. Главный союзник рабочих — крестьянская беднота.
Но революция 1905 года показала — крестьянство вовсе не разложилось, как считал Ленин, на кулаков, середняков и бедняков. Обращения ленинцев “к крестьянской бедноте” и обещания вернуть “отрезки” никого не трогали. Крестьяне выступали все вместе — требовали национализации всей земли (“земля — божья”) как первого условия ее последующего справедливого дележа. Ленинская партия оказалась на обочине, чуждой для главной силы революции — крестьянства. Возможность возглавить крестьянскую революцию не была использована большевиками. И виновником был Ленин с его оценкой капитализма в деревне. Говоря языком логики — он провел ошибочную индукцию, сделал необоснованный вывод.
И Ленин после поражения революции полностью пересматривает свою аграрную программу. И как ни вилял Ленин, какие только софизмы не выдвигал, как ни прятался за Плеханова, ему пришлось признать ошибочность своей аграрной программы 1903 года — “отсутствие точного представления о том, из-за чего может и должна развернуться аграрная борьба” (т. 16, стр. 234). Тем самым он признал ошибочными выводы книги “Развитие капитализма в России”. Ничего другого не оставалось: или идти с крестьянством, или революцию не возглавить. Раз надо “захватить” крестьян, а понятные им лозунги — у партии эсеров, то он, не колеблясь, берет программу эсеров и кладет собранные эсерами наказы крестьян в основе “Декрета о земле”.
Гораздо менее известно, что в другом, после аграрного, фундаментальном вопросе русской революции — национальном — Ленину тоже пришлось отказаться от развитой им до революции концепции формально признать право наций на самоопределение, а на практике бороться за слияние всех наций в одну (“чтобы в целом мире, без Россий и Латвий, жить единым человечьим общежитием”). И здесь ленинские обобщения в отношении национальных проблем России оказались неверными. Ленин и здесь — чтобы остаться лидером революции — принял эсеровскую программу по национальному вопросу. Эта программа предусматривала не выход наций из России, а федеральную Россию. Федеральный центр отвечает за несколько главных вопросов — за единую армию, за единую военную политику, за единую валюту и т.п. А все остальное переходит к входящим в федерацию национальным автономиям. Именно эту программу и реализовал Ленин, создавая СССР.
Отказавшись от собственных выводов, Ленин нашел, таким образом, реальный путь к захвату власти в России. Но это была странная социалистическая революция. В деревне она усиливала не сельский пролетариат, а делала их собственниками. Не нации сливала, а давала им государственные машины. В русской революции Ленин победил не благодаря своим гениальным предвидениям, а в силу своей своего рода шустрости — он опередил других в реализации их намерений. И Ленин был в этом прав: если вы не торопитесь, а возможно, даже и не собираетесь реализовать свои предложения, то правы те, кто вашу программу превратит в реальность. Если кто-то принесет погибающему от жажды воду, то спасителем будут считать не того, кто разработал теорию поиска воды, а того, кто ее принес.
Но Ленина не интересовала власть сама по себе. Он был в этом смысле неизмеримо выше тьмы политиков и прошлого, и настоящего. Власть ему была нужна только для реализации его идеала — социализма. А тут выходило, что власть берем, но социализма в России это не создает. Как Ленин вышел из этой ситуации?
Власть надо сделать инструментом строительства социализма. А когда он будет построен — государство будет не нужно, и оно отомрет. Логичность тут только внешняя. Ведь возникает вопрос: а не переродится ли в ходе многолетнего применения силы сама эта власть? Где гарантия, что составляющая основу аппарата власти бюрократия добровольно на каком-то этапе сама подпишет себе смертный приговор?
Гарантию от бюрократического перерождения советской власти Ленин видит в мировой революции. И желание ускорить мировую революцию силами СССР было столь сильным, что почти все деньги, полученные от успешного НЭПа, были брошены на разжигание революции в Германии.
Но почему Ленин так верил в реальность мировой революции?
(Окончание в следующем номере)