Рейтинг телевизионного сериала “Штрафбат” — самый высокий за последние десять лет. Выше, чем у “Бригады” и даже чем у “Идиота”.
Но вот реакция на “Штрафбат” неоднозначна: от восторгов до откровенно хамской ругани. Ею всегда отличались и отличаются всевозможные маргиналы. Несмотря на некоторые внешние различия, нынче эти товарищи объединились в своей ненависти к фильму вокруг издания, спесиво именующего себя “газетой государства российского”. Особенно много претензий к сценаристу фильма Эдуарду Володарскому.
В сталинские годы даже малой толики этих претензий хватило бы для того, чтобы его расстрелять.
А в военное время — отправить в штрафбат.
СПРАВКА ”MК”
Эдуард Володарский — знаковая фигура советского и российского кинематографа. Автор сценариев более чем 50 фильмов. В том числе — широко известных и ставших культовыми: “Проверка на дорогах” (1971 г., реж. А.Герман), “Свой среди чужих, чужой среди своих” (1974 г., реж. Н.Михалков), “Емельян Пугачев” (1978 г., реж. А.Салтыков), “Демидовы” (1983 г., реж. Я.Лапшин), “Мой друг Иван Лапшин” (1984 г., реж. А.Герман).
И, наконец — “Штрафбат” (2004 г., реж. Н.Досталь).
У штрафников один закон, один конец...
Владимир ВЫСОЦКИЙ
— Эдуард Яковлевич, вас обвиняют в том, что вы не удосужились прочесть мемуары Жукова и Рокоссовского, Манштейна и Гудериана. И в том, что из вашего фильма следует неизбежный вывод: войну выиграли солдаты, вопреки идиотизму командования. Так что же — не читали?
— Да читал, читал. Только вот ведь какая штука — на фронте бытовала пословица: “Города сдают солдаты, а берут их генералы”. Когда гитлеровцам сдавали сотни городов, в сводках Совинформбюро имена генералов почему-то не назывались. Зато о взятии говорилось так: “Войска генерала такого-то штурмом овладели...” Между прочим, в своих мемуарах Гудериан с усмешкой пишет о том, что немецкое слово “штурм” во время войны немцами использовалось очень редко.
Что же касается командования... Если оно, командование — наш Генштаб вместе с маршалами, — было столь талантливым и подготовленным к войне, то почему, позвольте спросить, к октябрю 41-го кадровая Красная армия на европейской части СССР практически прекратила свое существование? Она была или уничтожена, или в плену, откуда пыталась прорваться, теряя 3/4, а то и 4/5 состава. А те, кто выходил к своим, попадали в фильтрационные пункты, откуда их гнали в штрафбаты...
В армии Гудериана служил генерал Фёрч. В своих воспоминаниях он пишет о том, что его обвиняли в жестокости: дескать, он плохо обращался с пленными. А я, пишет Фёрч, с ними никак не обращался, я всегда уважал русских солдат и никогда не был по отношению к ним жестоким. Но никто в вермахте, оправдывается Фёрч, не мог даже предположить, что русских пленных будет так много.
— Вас также обвиняют в том, что в сценарии вы отступили от правды. Дескать, в штрафбатах могли быть только бывшие офицеры, а рядовые — в штрафных ротах.
— Понимаете, есть правдоподобие и есть правда жизни. Этот упрек — из области правдоподобия. В той чудовищной неразберихе, которая сопутствовала первым двум годам войны, — кто бы тогда стал разбираться со штрафниками? К примеру, дивизии придан штрафбат, и туда же пригнали еще роту штрафников, рядовых. Комдив, он что — разбираться будет? Если к тому же в штрафбате половина людей уже полегла? Да еще если завтра наступление?.. Да он запихнет их всех в штрафбат — они же там все без погон, да к тому же в завтрашнем наступлении почти все погибнут. Кто там потом будет разбираться: штрафбат или штрафная рота?..
Все это мне напоминает историю “Войны и мира”. Когда роман вышел, еще были живы участники Бородинского сражения. Кое-кто из них (а к ним присоединились и некоторые критики) обвинял Толстого в неправде. Дескать, как это так: Пьер Безухов в цилиндре и белом сюртуке ходит посреди сражения, а вокруг него бомбы рвутся. Не могло такого быть! И батарея Тушина не могла продержаться столько времени, и вообще — не было в том месте, которое описывает Толстой, никакой батареи...
Когда я писал сценарий фильма о Емельяне Пугачеве, консультировал меня замечательный историк, специалист по XVIII веку профессор Преображенский. Он говорил мне: “Если вы знаете, что в точности такого факта не было, но он вполне мог быть, — смело пишите. Если же такого не могло быть никогда — не пишите”.
— А как насчет штрафников, которых везли на фронт из лагерей? Ведь действительно была такая инструкция — осужденных по знаменитой 58-й статье, то есть “политических”, на фронт не посылать даже в составе штрафных частей.
— Да, такая инструкция существовала. Но она касалась лишь тех политзаключенных, у кого сроки были — от 15 лет и выше. До 15 лет — можно было брать. И брали. А уж уголовников — с любыми статьями и любыми сроками. Потому что на фронте катастрофически не хватало солдат. Причем 42-й год в этом отношении был еще страшнее 41-го. Практически все области европейской части СССР — исконные поставщики солдат в русскую армию — были оккупированы. Поэтому шарили по Сибири, гнали на фронт казахов. А кто-то сообразил, что в лагерях сидят сотни тысяч людей, способных держать оружие. И на фронт потекла река из штрафников.
А вот еще одна инструкция того времени. Согласно ей, командовать штрафниками могли только кадровые офицеры. Но какой кадровый офицер пойдет командовать штрафной ротой или штрафбатом?
— Прикажут — пойдет.
— Отбояривались как могли.
— Боялись получить пулю в спину?
— Многие и получали — особенно если не удавалось наладить отношения со штрафниками. Да и потом: они же знали, что штрафников бросают в самые гиблые места. И ему, офицеру и отнюдь не штрафнику, тоже придется идти — на верную смерть. А зачем ее приближать? На фронте она и так по пятам ходит.
— Помимо прочего, вам крепко досталось от ностальгирующих “патриотов” за ваше отношение к маршалу Жукову...
— Я отношусь к нему так, как он, на мой взгляд, того заслуживает. Безусловно, он был талантливым военачальником. Но я убежден в том, что победа в конечном счете осталась за нами вовсе не в силу полководческих гениев Сталина, Жукова и прочих маршалов. В народе проснулась душа, которая была замордована советской властью, коллективизацией и массовыми репрессиями. Именно эта власть обрекла на голод Украину, когда в деревнях началось людоедство и вымерли три с половиной миллиона человек. Те, кто остался жив, пошли потом воевать. Они, эти бывшие “кулаки”, они что — любили советскую власть? Да они ненавидели ее! А воевали — за свою землю. Земля — вечная...
Когда я читал о битве на Курской дуге, я не понимал, как это можно было выдержать. Полтора миллиона человек сошлись лоб в лоб. 4 тысячи танков таранили друг друга. Это был ад, из-за гари и копоти не было видно неба. Тем не менее — выстояли. Неужто благодаря гению Жукова?
— Известно, что Сталин очень ценил Жукова. Во всяком случае, Жуков был единственным военачальником, кому Сталин беспрекословно отдавал резервные части. Другим он почти всегда отказывал.
— Именно резервные части были задействованы в катастрофе под Вязьмой. В котле оказались тогда пять наших армий, из окружения вырвались меньше трети, а все остальные или погибли, или попали в плен. А кто планировал эту “оборонительную операцию”? Генштаб. После нее Западный фронт принял Жуков. И именно после нее Сталин почти никому не отдавал резервы. Кроме Жукова. А тот тратил эти резервы мгновенно. Губил солдат еще больше, чем другие, — сотнями тысяч. Благо к 1943 году численное соотношение советских и гитлеровских войск стало меняться: наши людские ресурсы были неисчерпаемы.
— В одном из ваших интервью вы назвали Жукова “мясником”...
— Это не я его так назвал. Так его называли солдаты — на фронте у Жукова была кличка: Мясник.
Почему-то все забывают об отношении Жукова к солдатам. Генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях пишет, как он увидел под Потсдамом огромное поле, устланное трупами русских солдат. Выполняя приказ Жукова, они штурмовали город в лоб — под кинжальным огнем немцев. Вид этого поля поразил Эйзенхауэра. Ему стало не по себе, и он спросил Жукова (не дословно, но за смысл я ручаюсь):
“На черта вам сдался этот Потсдам? Зачем вы за него столько людей положили?”
В ответ Жуков улыбнулся и сказал (эти слова, воспроизведенные Эйзенхауэром, я запомнил точно):
“Ничего, русские бабы еще нарожают”.
Маршал Жуков обладал той жестокостью, которая издавна была характерной чертой русского генералитета. Лишь единицы берегли солдат. Суворов, Брусилов, Корнилов... Вот, пожалуй, и все. Прочие солдат не жалели. И советские генералы были ничуть не лучше.
— В том же интервью вы приводите следующие цифры: при взятии Берлина погибли 600 тысяч наших солдат, при взятии Будапешта — 200 тысяч. Ваши оппоненты утверждают, что это ложь: в первом случае наши потери составили чуть больше 78 тысяч, во втором — 80 тысяч. Цифры несопоставимы.
— Давайте сопоставим другие цифры. На протяжении многих лет наша пропаганда утверждала: потери СССР в Великой Отечественной войне — 20 миллионов человек. Но вот данные о потерях, которые огласил президент Путин: 56 миллионов. Так что данные так называемых оппонентов — еще одна пропагандистская ложь.
— Поговорим немного о мелочах. В вашем фильме штрафники переодеваются в немецкие мундиры, а комбат-штрафник разъезжает на личном “Виллисе”...
— Это придирки идиотов. Старый, разбитый “Виллис” комбат получает от командира полка — за ненадобностью. А переодевались — потому что формы не хватало, и уж тем более для штрафников. Одежду они добывали себе сами: что добудешь, в том и ходи. Оружие, кстати, тоже.
Вообще-то быт штрафников не сильно отличался от быта регулярной армии. Жуков, вспоминая об операции “Багратион”, пишет: чтобы не снижать темп наступления, потребовались свежие силы. Из резерва была выделена 10-я армия. Но ее все нет и нет. Стали выяснять, в чем дело. Оказывается, от голода армия легла — солдаты не могли идти. Они четверо суток не получали паек.
Уж если такое происходило с резервной (по определению — сытой, готовой к бою) армией, можете догадаться, как кормили штрафников.
Я понимаю: нехватка продовольствия, воровство интендантов... А у генштабовских генералов на ремнях дырок не хватало — животы были такие, что ремень нельзя застегнуть.
— Как по-вашему, мог ли штрафник рассчитывать на прощение, на то, что его направят из штрафбата или штрафной роты в обычную часть? Ведь формулировка соответствующая была: “до первого ранения”.
— У нас много чего было написано. На деле — все по-другому. Ранило штрафника. Командир батальона или роты (если их самих не убило) пишет на него представление: мол, такой-то ранен в бою, искупил кровью. И направляется это представление в Особый отдел. Думаете, телеграфом? Да нет: оно идет туда неделями, а то и месяцами. Если вообще доходит.
Но, допустим, дошло. Так там, в Особом отделе, тоже не торопятся. Чего им торопиться? Тем более, если речь идет о “враге народа”. Пусть лучше еще повоюет, еще докажет. Кровью.
Но самое главное — в другом. Личный состав штрафного батальона в течение двух месяцев обновлялся полностью. Понимаете? ПОЛНОСТЬЮ! Погибали почти все, в живых оставались единицы — раненые. И еще меньше — получали “прощение”.
Как вы думаете: почему о штрафниках так мало известно? Почему никто из наших маршалов и генералов, оставивших многотомные воспоминания, ничего о них не писал? Тот же Жуков ни словом не упомянул о них в своем объемном труде.
— И почему же?
— А не хотелось. Это ведь неприятная, мрачная страница войны. Лучше ее не трогать. Иначе пришлось бы написать, в каких боевых операциях победа зависела от штрафников. И о том, что в гитлеровских войсках штрафников не было, а заградотряды появились там лишь в самом конце войны.
— Кстати, о заградотрядах. В Красной Армии они были созданы приказом НКВД СССР (№00941) 19 июля 1941 года. За них вам тоже достается от ваших оппонентов. Они оперируют мнением генерала армии Лащенко, который в своих воспоминаниях писал:
“Да, были заградительные отряды. Но я не знаю, чтобы кто-нибудь из них стрелял по своим, по крайней мере на нашем участке фронта. Уже после войны я запрашивал архивные документы на этот счет. Таких документов не нашлось”.
— Извините, но я не знаю, кто такой генерал Лащенко. Интересно, какие архивы он запрашивал. Ведь заградотряды создавались при особых отделах. Стало быть, генерал запрашивал архивы КГБ. Совершенно очевидно, что именно и в каких выражениях ему оттуда ответили.
Заградотряды не стреляли по своим? Еще как стреляли! Для этого они и были созданы. Посмотрите директивы Ставки Верховного Главнокомандования — и вы все поймете.
СПРАВКА ”MК”
Директива Ставки Верховного Главнокомандования №001650 от 5 сентября 1941 г. В ответ на просьбу командующего Брянским фронтом генерал-лейтенанта А.И.Еременко: “Ставка ознакомилась с Вашей докладной запиской и разрешает Вам создать заградительные отряды в тех дивизиях, которые зарекомендовали себя как неустойчивые. Цель заградительных отрядов — не допускать самовольного отхода частей, а в случае бегства остановить, применяя при необходимости оружие”.
Через семь дней Директива была распространена на все фронты.
Допустим, некий генерал бросает солдат на взятие высоты. Бросает в лоб, без артподготовки. А высота прекрасно защищена, взять ее неимоверно сложно, а практически — полная безнадега. Понимаете, ведь русские солдаты во время войны не геройствовали. Они старались выжить, чтобы воевать дальше. Захлебываясь своей кровью, кровью своих товарищей, собственной шкурой ощущая бессмысленность подобной атаки, они откатывались назад. И вот тут их встречали пулеметы.
— Заградотряды были расформированы лишь в конце ноября 1944 года. Вместо них появились отряды СМЕРШ — “Смерть шпионам”. Зачем, на ваш взгляд, они понадобились? Ведь до конца войны оставалось около шести месяцев.
— По мнению высшего военного командования, армия нуждалась в “чистке”. К концу войны линию фронта переходили и пленные, и власовцы. Вот тут-то и нужен был СМЕРШ.
Как поступали с теми, кто переходил линию фронта, хорошо известно. Когда мы с Алексеем Германом работали над фильмом “Проверка на дорогах”, нам помогал полковник Никифоров. Во время войны его забрасывали в расположение власовских частей, он агитировал и переводил через линию фронта порой целые батальоны. Кстати, получил за это Звезду Героя Советского Союза. Что происходило дальше с теми, кого он переводил, Никифоров не знал. И рассказал нам с Германом такую историю.
В 1945-м несколько бывших власовцев бежали с этапа и сумели связаться с Никифоровым (он жил в Ленинграде). Они сказали ему примерно следующее: мол, что ж ты, сука, от имени Родины обещал нам прощение, а нас, как свиней, гонят в товарняке в Сибирь... Никифоров был человеком очень смелым и очень наивным. Пришел в обком, ворвался в какой-то кабинет и стал орать: как же так, что же вы делаете!.. Его прямо там и арестовали. Он получил 10 лет и вслед за своими подопечными отправился туда же, в Сибирь.
— Насколько я знаю, когда-то вы уже пытались написать сценарий фильма о штрафниках.
— Было такое. Принес заявку в Госкино СССР, им тогда Ермаш командовал. Известный деятель... Так он меня послал по матери. Забери, говорит, свою заявку и больше ничего такого не приноси.
— Чем вы объясняете огромный интерес к вашему фильму?
— Честно говоря, этот интерес одновременно удивителен и отраден. Когда шел фильм, я был на съемках новой картины в Переславле-Залесском. Вечером захожу в кафе. В зале — полная тишина. И тут слышу знакомые голоса актеров. В углу — телевизор, полный зал, и все уставились в этот угол: смотрят “Штрафбат”. А кто смотрит? Парни и девушки, им по 20, максимум — 25. Это меня больше всего поразило. Значит, им интересно. Значит, есть в них желание знать о своем прошлом.