А он, мятежный, просит “бури”

  В Москву на несколько дней приехал известный английский режиссер Деклан Доннеллан. Маэстро, как удалось выяснить “МК”, присматривает русских актеров для своей будущей постановки (три предыдущие до сих пор с успехом ездят по миру). В Первопрестольной в рамках Чеховского фестиваля он также намерен играть свою последнюю премьеру — “Цимбелин”, которая сейчас идет в Париже. Деклан Доннеллан — в эксклюзивном интервью “МК”.
     
     — В каком переводе вы играете эту самую сложную пьесу Шекспира? У нас он достаточно архаичен, например: “Молодого львенка окутает свежая струя воздуха” — или нечто подобное. В “Цимбелине” — призраки, украденные дети, военные действия — все кипит и путается, как в котле.
     — Мы играем близко к оригиналу. Шекспировский текст действительно потрясающий и самый сложный из всех, что я когда-либо ставил. Одна из причин, по которой я выбрал ее, — это не трагедия. Она начинается как сказка, а заканчивается вполне реально. Как ты знаешь, Шекспир начал с комедий, которые все про любовь, затем у него идут хроники, которые все про политику, трагедии про невозможность жизни, а к концу жизни он увидел какой-то выход к Богу. Но Бог, как и во всех последних его пьесах, неоднозначен. С одной стороны, в тексте на могиле Бога нет, а с другой — когда Юпитер спускается с небес к героям — он есть. Для меня же Бог — в цепи самых невероятных событий.
     — “Мир под перстами Бога”, — говорится в финале пьесы. Ты тоже так считаешь? Неужели от нас ничего не зависит?
     — Вот это загадка. Я совсем не фаталист: у нас все-таки есть свобода воли, но при этом мы абсолютно неконтролируемы. Последние пьесы Шекспира как раз про это — как перестать умничать.
     — Говоришь такие серьезные вещи — значит ли это, что ты перестал хулиганить на сцене?
     — У меня всегда на сцене был Бог, но это не мешало озорничать. Вот в комедиях всегда есть сила любви, которую выражает женщина и которую никто не узнает, особенно мужчины. А она среди них находится и терпеливо учит — женщина в облике мужчины.
     — Это значит, что все роли в “Цимбелине” снова играют мужчины?
     — Господи! Да из всех 50 поставленных мною спектаклей только в двух — “Как вам это понравится” и “Двенадцатая ночь” — играют одни мужчины. Но почему-то их все очень любят. Сейчас “Двенадцатая ночь” была номером один в Стратфорде. Зрители встали в конце, хотя в этом городе никогда не встают.
     — Деклан, это правда, что ты ищешь сейчас артистов для своей новой постановки?
     — Верно. Но я еще не знаю, что это будет за пьеса. Рассматриваю “Бурю” Шекспира в качестве возможного варианта. Я не нагоняю атмосферу таинственности, просто точно пока не уверен, это будет зависеть от артистов, с которыми я буду работать. А может, это будет и вовсе не Шекспир — много идей в голове.
     — Будешь кастинг делать или смотреть спектакли?
     — И то, и другое. Хотя уже ясно, что те, с кем я давно работаю, войдут в новый спектакль. (Доннеллан любит Александра Феклистова, Игоря Ясуловича, Михаила Жигалова. — М.Р.)
     — Как ты относишься к актерской неверности, от которой сейчас очень страдают российские режиссеры? Репетируют, мучаются над спектаклем, а артисты уходят в сериалы, в кино…
     — Я не думаю об этом как о неверности. С возрастом я начал понимать, что часть моей жизни — обучать молодых артистов, которые неизбежно, особенно в Англии, приходят в труппу на пару лет, а потом уезжают в Голливуд. Я был бы сумасшедшим, если бы на это реагировал как на актерскую неверность. Я должен, наоборот, гордиться их достижениям. Так происходит в условиях свободного рынка. Я должен чувствовать себя счастливым, что кого-то смог вдохновить.
     Скажу честно: вначале это было сложно принять. Но прощаться с благодарностью и достоинством — очень важно. Также важно понимать, что без потерь не будет обновления. Если кто-то уходил из моих спектаклей, это приносило новую жизнь в них. Я не строю некую машину, которая действует раз и навсегда одинаково. Например, в Стратфорде мы играли на сцене, которая не была традиционной итальянской коробкой, и артисты боялись, что новое пространство разрушит спектакль. Мы поменяли все мизансцены, все входы и выходы, и я сказал им: “Рассматривайте это как большой подарок. Когда вы вернетесь в итальянскую коробку, вы будете помнить ту интимность, которая к вам пришла на этой сцене”.
     — Собираешься ли ты участвовать в международном проекте к 150-летию со дня рождения Чехова?
     — Планирую. Понятия не имею, что буду ставить из Чехова. Несколько месяцев назад умерла моя мать, потом я узнал, что Шекспир писал “Цимбелина”, когда он тоже потерял мать. Я похоронил маму в Ирландии, а в “Цимбелине” есть строчка: “Где мы похороним маму?”, и в “Трех сестрах” Прозоровы тоже говорят, что маму похоронили на Новодевичьем кладбище. Вот такие странные оценки и совпадения. Я же говорю: у Шекспира цепь невероятных совпадений.
     — Хотел ли ты поставить спектакль для детей?
     — Я думал об этом. Все мои спектакли в некотором роде детские. Это отличная идея.
     “Цимбелин” будут играть с 3 по 7 июля в театре им. Пушкина.