МК АвтоВзгляд Охотники.ру WomanHit.ru

СПИД глаза не выест

Тайну массовых заражений детей смертельным вирусом скрывали 13 лет

  Советский Союз замечательно умел скрывать внутригосударственные трагедии. Казалось бы, на историю появления СПИДа в России должны были тоже наложить гриф секретности. Однако этому событию дали необыкновенно широкую огласку. Почему?
     ВИЧ-инфекцию выявили в Калмыкии в 1988 году. Генпрокуратура РСФСР не стала углубляться в подробности произошедшего. Вердикт вынесли сразу — “шприцевое заражение по халатности элистинских врачей”.
     В это же время инфекцию выявили в больницах Ростова, Астрахани, Волгограда и Ставрополя. Общее количество зараженных составило свыше двухсот человек. Но обвинили только калмыцких медиков.
     Они первыми в Союзе объявили о существовании ВИЧ-СПИДа. А зараженные элистинские дети проходили лечение в других крупных южных городах России.
     С момента этой трагедии прошло тринадцать лет. Все это время врачи, следователи Генпрокуратуры, сотрудники Минздрава продолжали хранить истинные причины проникновения СПИДа на территорию Советского Союза. Их вынудили согласиться с основной версией. Версией, которая не имела под собой никаких оснований.
     Именно поэтому она НЕ проходила под грифом “совершенно секретно”.

    
     СПИД появился в Советском Союзе в начале 1986 года. Однако этот факт не стал достоянием гласности. Министерство здравоохранения тщательно скрыло подобное обстоятельство. С известного переводчика по имени Владимир, который привез инфекцию из одной африканской страны, взяли подписку о неразглашении его же тайны в обмен на доброкачественное лечение. Но, несмотря на предупреждения врачей, он все-таки успел заразить порядка тридцати человек путем половой близости. И уже такую информацию утаить не удалось. Средства массовой информации оповестили советский народ о появлении СПИДа в нашей стране.
     Спустя неделю в телевизионной программе “Время” министр здравоохранения РСФСР выступил с докладом. “В Америке СПИД бушует с 1981 года, это западная болезнь. У нас нет базы для распространения этой инфекции, так как в России нет наркомании и проституции...” Тем самым удалось успокоить взволнованного обывателя.
     ВИЧ-инфицированных больных постарались изолировать от общества. Принудительно отправили на лечение в одну из столичных клиник.
     Затишье длилось год...
     В 1988 году неожиданно выявили еще два случая заражения. На этот раз дело происходило в Элисте. Женщина с ребенком поступили в республиканскую детскую больницу с ВИЧ-инфекцией. А спустя месяц в этой же больнице ВИЧ обнаружили еще у семидесяти детей.
     Сначала ученые-медики всячески пытались опровергнуть, что выявленная болезнь — СПИД. Взяли сыворотку крови у детей. И даже после этого в один голос утверждали, что в Калмыкии одни дети заразились некой болезнью овец, на других навеяло ветром из Чернобыля. Тогда сыворотку крови отправили на анализы в Швецию и Америку. ВИЧ подтвердили. Но несмотря на это, многие руководители Министерства здравоохранения долго говорили, что в России нет и не может быть СПИДа.

Дело калмыцких врачей

     ВИЧ-инфекцию элистинские медики выявили в ноябре 1988 года. Тогда как заражение произошло в мае. Комиссия из Министерства здравоохранения РСФСР и эпидслужбы СССР собрались в Калмыкии в январе следующего года. Врачей в одночасье окрестили “убийцами”. Генпрокуратура РСФСР завела уголовное дело. Тут же сняли министра здравоохранения Республики Калмыкия и всех его заместителей. Без работы остались и врачи детской республиканской больницы.
     — Высшая медицинская комиссия изъяла все документы, все истории болезней детей. Анализы отправили на экспертизу в ростовский Институт акушерства и педиатрии. И все материалы по этому делу пропали, — рассказывает главврач Республиканского центра профилактики и борьбы со СПИДом в городе Элиста Дина Санджиева. — Никаких окончательных заключений мы не увидели. Результаты экспертиз отправили в столицу.
     До суда дело тоже не дошло. Следствие завершилось на начальном этапе. “Дело было прекращено в связи с отсутствием состава преступления”, — сообщили нам в следственном управлении прокуратуры Республики Калмыкия. Даже официальная версия вопроса: как же проник СПИД в больницу? — так и не дала ответа. Одни утверждали, что в больницу попал ребенок, зараженный от матери или донора. Другие, что в больнице могли делать “левые” уколы гомосексуалистам, проституткам и людям, стесняющимся лечиться от венерических заболеваний.
     Зато версия заражения детей была окончательной и бесповоротной — все малыши заражены в больнице по халатности медсестер через иглы, которые не подверглись стерилизации. Однако проверить и тем более доказать сей факт оказалось невозможно. Ведь с момента заражения ВИЧ-инфекцией и до ее выявления прошло больше полугода. Хотя местная администрация все-таки обратилась на дезинфекционную станцию, куда после каждого укола сдавались использованные шприцы. Шприцев, которыми делали уколы, оказалось в два раза меньше, чем положено. Больше сомнений не оставалось — одним шприцем делали две инъекции. Почему-то никто тогда не вспомнил, что одноразовые шприцы в СССР появились только в 1989 году. Кстати, в плохой подготовке медицинского штата элистинской больницы тоже никто не сомневался. Тринадцать лет назад профессиональный уровень медицинских работников провинции всегда ставили под сомнение.
     — Комиссия из Минздрава РСФСР приехала к нам уже с приговором. Перед ними не стояло проблемы разобраться в случившемся. Сработали настолько быстро, что версии наших врачей остались неуслышанными, — говорит заместитель министра здравоохранения Республики Калмыкия Игорь Гриньков. — Скорее всего Правительству Советского Союза надо было смыть позор с отечественной медицины, ему было наплевать, что под обвинение попадал калмыцкий народ.
     Тогда же ВИЧ-инфицированные дети стали появляться и в других южных городах. “Ничего удивительного нет, ведь из Элисты тяжелобольных детей отправляли в большие города”, — объяснили тогда чиновники Минздрава РСФСР. Эти же люди продолжали формировать общественное мнение. В СМИ стали появляться публикации, что СПИД в СССР начался с Калмыкии, по цепочке перешел в Астрахань, Волгоград, Набережные Челны и на Дальний Восток. В столичных газетах подробно описывались случаи, когда калмыцкий инфицированный ребенок, оказавшись в том или ином городе и подхватив какую-либо болезнь, был госпитализирован в местную больницу, где и заразил других детей.
     В свою очередь, медперсонал элистинской детской больницы пытался опротестовать вынесенный им приговор. Их версия оказалась самой убедительной и правдоподобной. Но, увы, она могла нанести сильный удар по престижу советского государства. Ситуация грозила скандалом мирового уровня...

На элистинских детях испытывали опасный препарат крови?

     После выявления у больных детей ВИЧ-инфекции элистинские врачи успели сопоставить истории болезни зараженных детей. Инфицированными оказались малыши с наиболее тяжелыми заболеваниями в возрасте до трех лет, которые находились либо в реанимации, либо проходили лечение в отделениях патологии. Именно такие дети нуждались в иммуноглобулине для поддержания иммунитета. Большинство из них получали от пяти до десяти инъекций в день. Также удалось выявить номер препарата. Перед тем как вводить иммуноглобулин, в медицинской карте ребенка обязательно регистрируют номер партии. У всех зараженных детей номера совпадали...
     Что это был за препарат? Как он попал в Элисту? Надо было срочно установить завод-производитель. Этим и занялись местные врачи.
     В начале мая 1988 года из Ростовского института бацилл и сыворотки в Элисту была доставлена новая партия иммуностимулирующих препаратов крови. Экспериментальная партия этого лекарства поступила с Северного Кавказа. Несмотря на то что в 1987 году в Советском Союзе был принят закон о строгом исследовании на ВИЧ не только доноров, но и любых препаратов крови, поступающих в медицинские учреждения, не все станции переливания крови могли выполнить это указание. Единственная спецлаборатория с новейшими препаратами и реактивами по выявлению ВИЧ-инфекции находилась в Москве.
     — После того как выявили инфекцию, один из педиатров предложил исследовать иммуноглобулин, — вспоминает заведующий отделения хирургии республиканской детской больницы Борис Сангажиев. — Пробирки с препаратом отправили в Москву. Через неделю пришел результат — в препарате крови обнаружена ВИЧ-инфекция...
     Для подтверждения этой версии требовалась повторная проверка. Вторичный анализ получить не удалось. За несколько дней до этого, по приказу руководства санэпидемслужбы, были уничтожены все ампулы сомнительного иммуноглобулина.
     — Они изъяли эту партию из всех аптек, больниц, поликлиник Ростова, Элисты, Волгограда, Астрахани и Ставрополя, — вспоминают врачи. — Мы наблюдали, как люди в военной форме собственноручно разбивали колбы и сжигали содержимое.
     Реакция со стороны Минздрава РСФСР вызвала удивление со стороны матерей, чьи дети были заражены. Зачем уничтожать нормальный дефицитный препарат крови, если еще не истек срок годности?
     — Это не случайное заражение, — уверены ростовчане. — Все это напоминало диверсию. Среди наших матерей есть такие, которые считают, что на детях проводили испытания. Тогда нас сразу предупредили: если мы не согласимся с официальной версией — шприцевым заражением, наши семьи лишатся денежной дотации.
     Так оно и получилось. Все семьи из южных городов, где выявили заражение, сегодня получают приличные пособия и добротное лечение. Все, кроме ростовских детей, чьи родители до сих пор пытаются отстоять свою версию.

“Здесь живет СПИД”

     В этом году Ване стукнет тринадцать. Его заразили в реанимации республиканской детской элистинской больницы спустя неделю после появления на свет. Он знает, что болен СПИДом...
     — СПИД — это когда мы с бабушкой выходим во двор, все смотрят в нашу сторону и говорят: “У него СПИД”. Тогда остальных детей уводят домой. И я всегда гуляю один, — совершенно спокойно объясняет он. — Со мной почему-то никто не хочет играть и дружить. Это потому, что я какой-то особенный...
     В 1989 году в Советском Союзе появилось понятие “спидофобия”. Люди с ВИЧ и их близкие оказывались в кольце отчуждения и злобы. Эти больные вызывали у окружающих страх и ненависть, о жалости никто не говорил. От таких семей шарахались в очередях, люди на улице показывали пальцем и переходили на другую сторону. “Здесь живет СПИД” — такая надпись была на каждой квартире, где жили инфицированные дети. Неудивительно, ведь западную эпидемию трактовали следующим образом: “СПИД — смертельная болезнь, передается воздушно-капельным путем, зараженные погибают в течение года”.
     — Мой сын был шестым, кому поставили страшный диагноз, — рассказывает одна из матерей. — Массажистка, которая до этого регулярно приходила к нам, однажды разрыдалась: “Я не могу больше помогать вашему малышу. Мне страшно”. Вскоре и соседи стали сторониться... Мне пришлось сменить место жительства.
     Ни о какой конфиденциальности и врачебной этике не могло быть и речи. Сотрудники санэпидемстанции ходили по квартирам больных, опрашивали соседей, родственников, друзей этих семей, вызывали всех на принудительное медицинское обследование. В результате друзья становились врагами, соседи меняли квартиры, родные открещивались от родства. Практически все мужья оставили свои семьи, во всем обвинив жен.
     — У моего мужа сейчас другая семья, там родился здоровый ребенок, о своем первом сыне он никому не рассказывает, — делится с нами одна из матерей.
     Дискриминация по отношению к инфицированным детям распространилась по всему Союзу. Их не брали в детский сад, не принимали в школы, не обследовали в общих клиниках. Учителя одной ростовской школы однажды сжалились над инфицированным учеником, собрали деньги и сшили ему прозрачный колпак, чтобы накрывать его во время занятий.
     В связи с такой обостренной ситуацией в стране родители старались скрывать диагноз не только от посторонних людей и родственников, но даже от собственного ребенка.
     Витю заразили в 14 лет во время операции на почках. Ежегодно он проходил курс терапии в Республиканской клинической инфекционной больнице в поселке Усть-Ижора под Санкт-Петербургом.
     — Он лежал в одной палате с ВИЧ-инфицированными, но не знал, что у него аналогичный диагноз, — рассказывает главный врач больницы Евгений Воронин. — Мать всегда находилась рядом, и только один раз она оставила его одного на неделю. И его соседи по палате объяснили: “Ты у врачей можешь просить все что угодно, они обязаны обеспечить тебя любыми лекарствами, ведь они перед тобой виноваты — они заразили тебя”, — объяснили ему тогда.
     У мальчика случился шок. Он не вставал с кровати целую неделю. Отказывался от еды, не мог разговаривать. Спустя полгода он выбросился из окна десятого этажа.
     Таких историй сотни. Одна страшнее другой. На центральном ростовском кладбище целый ряд маленьких могилок. Здесь лежат дети, которые умирали один за другим на протяжении года. У каждого из них история болезни начиналась со слов: “...был инфицирован в возрасте трех недель (года и т.д.)”.
     Передо мной могилка с чуть покосившимся надгробным камнем. На нем гвоздем выцарапано “Здесь лежит спидоносец”. Видимо, кто-то знал, что здесь похоронен ребенок, погибший от СПИДа.
     — Его бабушка умерла через месяц после смерти внука, — останавливается рядом женщина. — Родители, узнав о диагнозе сына, отказались от него. Поэтому она стала воспитывать мальчика сама. У нее было больное сердце, требовалась срочная операция, но она не могла оставить больного внука — с ним никто не соглашался сидеть. Да и со старушкой перестали общаться. Вдвоем они прожили два года. После похорон ребенка старушку больше никто не видел. Она умерла тихо. В собственной квартире. Ее даже хоронить было некому. В результате бабушку забрала труповозка. Покойницу кремировали в морге. Никто из родственников так и не пришел попрощаться с ней.

“Это не лечит время”

     В январе 1989 года Генеральной прокуратурой РСФСР было возбуждено уголовное дело в отношении медицинских сотрудников пяти южных городов. Но только в Волгограде дело дошло до суда. Главного врача и медсестру областной детской больницы приговорили к двум годам лишения свободы. И тут же, в зале суда, амнистировали. В остальных городах уголовное дело осталось на уровне следствия. По законам юриспруденции требуется конкретный обвиняемый. Такого человека не было. Правда, многие понесли административное наказание. Уволили и исключили из партии всех главврачей и некоторых медсестер тех больниц, где находились зараженные дети. Но больше всех досталось врачам из Калмыкии. Именно их решили сделать крайними.
     — То, что произошло в элистинской республиканской больнице, — не случайность. Там господствовала антисанитария, в подвалах бегали крысы, в палатах — тараканы... Бичом больницы был сальмонеллез, — так объяснял свою позицию один из чиновников Министерства здравоохранения СССР. — И конечно, сказалось наплевательское отношение к работе. В ходе проверки было выявлено, что медперсонал по своей лени не дезинфицировал шприцы.
     ...С виновниками этой трагедии мы встретились в той же детской республиканской больнице. Медперсонал не изменился. Вот только главврач сейчас другой. Василия Бадма-Халгаева назначили спустя год после случившегося.
     — Это тот случай, когда время не лечит, — говорит бывший главный врач больницы Эльмира Манджиева. — Даже сегодня я не могу спокойно вспоминать об этом. Два года нас таскали по судам, обвиняли в халатности. На моей двери тогда постоянно красовалась надпись “убийца”. А еще нас часто спрашивают: не стыдно ли нам? Признаюсь, стыдно! Стыдно, что с нашим мнением никто не захотел считаться, стыдно до сих пор оставаться “врачами-убийцами”...
     Тогда, в 1989 году, врачи боялись выходить из дому. Одну медсестру из Ставрополя разъяренные жители города избили до полусмерти, после чего она на всю жизнь осталась инвалидом. Элистинские врачи не могли доехать до соседних городов. Автобусы с медиками, которые следовали в Ростов на следствие, неизвестные люди останавливали на полпути и забрасывали камнями.
     Около полугода детская больница пустовала. Родители боялись туда приводить своих детей. И только когда в Элисте скончались несколько детей от обыкновенного гриппа, родители обратились к врачам, тем самым, которых обвинили в убийстве сотни детей.

Как умирали 12-летние старички

     В кавказских семьях к мальчикам отношение особое. Неудивительно, что Таня Маргонян так мечтала о сыне. Джонни родился третьим. Родители не могли нарадоваться на долгожданного, но, к сожалению, позднего ребенка. Слабенький мальчик еще находился в реанимации, когда отец всю комнату завалил дорогими игрушками. Его выписали через месяц — 13 июня 1988 года.
     А через два месяца Джонни опять оказался в больнице. Диагноз — “отек легких”. Через месяц последовал еще один диагноз. Потом еще... А в декабре 1988 года у Джонни взяли анализы на ВИЧ. Результат оказался положительным.
     Все это время Джонни забирали домой только на выходные. И однажды врач вынес приговор.
     — Сегодня мы выписываем Джонни, — сказал он его отцу. — Мой вам совет, не продлевайте его мучения, не кормите его, поите только соками, дайте ему умереть спокойно. Ждать осталось немного... Несколько часов...
     Фанатичная любовь матери не дала в тот день умереть сыну. Когда Джонни перестал дышать, Татьяна стала что есть силы давить на грудь, восстанавливать дыхание. Она завела ему сердце.
     Через неделю ситуация повторилась...
     Татьяна возвращала мальчика к жизни три раза...
     — Я не мог ничего поделать, она не отходила от него ни на шаг, в последние дни Джонни не мог есть, плакать, он лежал и смотрел в одну точку, точно парализованный. Создавалось ощущение, что дитя уже не живет, — вспоминает отец умершего мальчика.
     Похоронив Джонни, она решилась родить еще одного ребенка. Кесарево сечение назначили на 15 мая. На шестнадцатое число приходился день рождения погибшего Джонни. Беременность протекала нормально. Противопоказаний к кесареву не было. Наркоз дали правильно. Врачи недоумевали: почему эта абсолютно здоровая женщина не проснулась?
     — Мы свято верим, что она ушла к Джонни, — говорят подруги. — Когда она его хоронила, тут же заказала себе надгробный камень.
     А мальчик, рожденный вслед за умершим Джонни, вырос. Его тоже назвали Джонни. Отец говорит, что он очень похож на своего брата. Те же кудрявые волосы и черные глаза...
     ...Инфекционная волгоградская больница. Передо мной сидит девочка лет шести. Обыкновенная на первый взгляд девочка. Только вот цвет лица у нее с серым оттенком и четко выраженные круги под глазами, а еще она очень худенькая...
     — Наши дети никогда не поправляются, они только худеют с каждым днем, высыхают изнутри, — шепчет мне ее мама. — У дочери серьезные проблемы с печенью, поджелудочной, почками, а недавно выявили малокровие.
     Девочка не обращает на нас внимания. Она рассматривает плюшевого чебурашку, подаренного ей мальчиком из соседней палаты. На тот момент я еще не знала, что этому ребенку уже вынесли приговор — два месяца жизни.
     В этой ситуации врачи могут спрогнозировать практически точную дату смерти.
     — Есть показатели иммунитета, видна клиническая картина определенного заболевания, также мы можем определить количество вируса в крови, — объясняет главный врач больницы №7.
     Если ребенку осталось жить меньше двух месяцев, его досрочно выписывают. В этом случае мама старается сдержать слезы. Она лишь улыбнется малышу и скажет: “Все нормально. Собирайся домой”. И наедине с этой болью проведет целый месяц. Слезы будут потом. А оставшееся время ребенок должен прожить, как и раньше, — верить, что он бессмертен.
     Каждый из этих детей умирал страшно. Так страшно, что нет слов описать эти муки. В первую очередь погибали дети, которые были заражены в реанимации, так как вирус попадал в катетер и сразу же в кровоток. Такие дети погибали в течение трех лет.
     Тем детям, которым удалось продержаться эти 13 лет, превратились в старичков, измученных постоянными болями, уставших от больниц, капельниц и уколов. В свои 10—12 лет они смотрят на мир слишком взрослыми глазами. А еще они ждут смерти. Но умирают, так и не поняв, что же с ними сделали.
     — Чем больше живут наши дети, тем страшнее нам ходить к врачу. Сколько еще осталось? — спрашиваем мы. Он же здоров, я вижу! Он же такой, как все дети, а врач говорит: не больше двух лет. И ты живешь эти два года. Потом говорит: еще два-три. И так несколько раз. Они внешне здоровые, а внутри — труха. Износились наши дети. Здоровые дети в 15 лет только жить начинают, а для наших уже двери жизни захлопываются. Что нас ждет? Мы и так потеряли все. Ребенка похороним — вообще ничего не останется.
     На удивление многих врачей, инфицированные дети очень сильны духом. Когда одному мальчику мама рассказала о его болезни, он лишь улыбнулся: “Мама, я все давно знаю. Обещай мне: когда я умру, ты не будешь плакать”.
     Большинство детей мужественно переносят этот недуг. Дети при любых обстоятельствах остаются детьми и живут одним днем. Единственное, что они не могут понять, — почему у них так мало друзей.
     — Наших детей боятся, с ними никто не дружит, хотя это мы должны бояться других малышей, — говорят родители. — Мой ребенок чихнет — ничего не случится. А если на него чихнут — я его до дома не довезу.
     С каждым днем здоровье таких детей становится все хуже и хуже. Несмотря на это, все родители надеются на чудо. Тем более перед глазами есть пример одной ВИЧ-инфицированной пары, у которых родился здоровый ребенок. Нам удалось встретиться с этой девушкой. Более грустных и замученных глаз мне не приходилось видеть.
     — Меня инфицировали в десять лет, моего мужа — чуть раньше. Когда нам исполнилось восемнадцать, мы с Геной поженились, через год родили ребенка (97 процентов рожают здоровых детей. — И.Б.), — рассказывает Ольга. — Все было хорошо, пока не пришлось обращаться в разные инстанции, чтобы получить жилье. Естественно, приходилось говорить о диагнозе...
     “Надо было заранее предупреждать, что у вас ВИЧ, мы бы респираторы приготовили”, — слышали они со всех сторон. И так продолжалось из месяца в месяц. Геннадию хватило несколько встреч с чиновниками, чтобы болезнь начала прогрессировать. Он умер в прошлом году.
     — С тех пор я перестала бороться за выживание и практически не выхожу на улицу. Я жалею, что родила ребенка, ведь я не смогу обеспечить ему будущее. Я очень устала выдерживать такие нагрузки, — вздыхает Ольга.
     За 13 лет из 270 зараженных детей осталось 112. Дети умирали один за другим. В детской инфекционной больнице умер двухлетний Вовочка. На следующий день скончалась его подружка. За несколько минут до смерти она вдруг вцепилась в мамину руку и прокричала: “Мама, в конце коридора Вова стоит, он зовет меня”. Видимо, здесь есть что-то потустороннее, но ВСЕ дети, которые умирали от СПИДа, видели перед смертью тех, кто ушел до них.

* * *

     В мае 1988 года в южных городах России были заражены 264 ребенка. В Элисте — 73 ребенка, в живых на сегодня осталось — 42. В Ростовской области — 118 детей (55), в Волгограде — 56 детей (29), в Ставрополе — 17 детей (11).
     От недалеких обывателей до сих пор можно услышать: “В мире СПИД начался от африканцев, которые заразились от обезьян, а в Советском Союзе — от калмыков”.
     Руководил следственным делом Вячеслав Ли. Именно он хотел помочь калмыцким врачам. Тогда же были созданы группы медиков, которые пытались самостоятельно проводить расследование.
     — Это дело невозможно было раскрыть, — поделился он с нами. — Во-первых, со стороны Генпрокуратуры РСФСР постоянно шли какие-то угрозы. Никто не хотел, чтобы дело довели до конца. В Ростове местный руководитель от Минздрава нанял группу зависимых экспертов за некую сумму. Во-вторых, на каждую зараженную семью составлялась характеристика. Просмотрев их, я ужаснулся — все инфицированные дети оказались из неблагополучных семей. Защищать такие семьи было бесполезно.
     После этого неудачного дела Ли оставил прокуратуру. Продал квартиру и уехал в поселок Тахта Ставропольского края. Выстроил в степи дом и занялся выращиванием арбузов. А ведь в Элисте он был лучшим следователем.
    

Получайте вечернюю рассылку лучшего в «МК» - подпишитесь на наш Telegram

Самое интересное

Фотогалерея

Что еще почитать

Видео

В регионах