— Карен Георгиевич, «Белый тигр» не столько военная, сколько мистическая история, я правильно понимаю?
— Смотря что вы имеете в виду. В России давно уже каша в жанрах. Нахватались слов иностранных и носимся с ними. Я все время думаю: триллер, что это такое?.. Так и с мистикой. Мистический — это же от слова mistery, «таинственный». Но таинственной может быть любая история, даже комедия. Я думал не о жанре, а о том, как погрузиться в реальность войны, чтобы показать ее так, как ее чувствовал. Есть в фильме и элементы фантастики. Так что можете считать его фантастической военной картиной. А из того, что я уже делал, «Белый тигр» ближе всего к «Цареубийце».
— Кабинет Гитлера, в котором проходили последние съемочные дни, — ведь тоже фантастика, то есть фантазия ваших художников?
— Да, в том смысле, что к реальному кабинету Гитлера, фотографии которого дошли до наших дней, он не имеет никакого отношения. По моей просьбе художники сделали его в стиле модерн. Думаю, это не случайное совпадение — одновременное появление модерна и зарождение фашизма. Они сопутствуют друг другу.
Кабинет мы построили в павильоне, но это не бутафория. Все, начиная от пола, разрисованных стен и до мозаики и панно, художники делали своими руками и очень тщательно. Получилось отдельное художественное произведение.
— Может, его тогда надо выставлять на публике?
— Думаю, мы так и сделаем.
— Вернемся к замыслу фильма. В аннотации написано, что «Белый тигр» — символ всего мирового зла, с которым отправляется бороться такой же необычный, но уже советский танк. Получается, вы делаете не просто фантастическую военную драму, а метафорический фильм о добре и зле, войне и мире?
— Конечно, элемент притчи в нем есть. Но все то, о чем вы говорите, должно быть в ткани произведения, это нельзя проговаривать отдельно. Я опасаюсь однозначных оценок: в фильме будет вот это или вот то. А потом зрители посмотрят и скажут: «Да нет там ни хрена!»
— Давайте тогда о более конкретных вещах. Как будет выглядеть «Белый тигр», например?
— У нас были две разные модели. Одну делали буквально с нуля на заводе в Самаре, но танк не поехал. Вторую собрали на базе танка «ИС» — «Иосиф Сталин». Это тяжелый советский танк, очень хороший. Думаю, мы не прогадали, потому что в фильме у нас, конечно, «Тигр», но не совсем «Тигр», а его усовершенствованная версия. А у «ИС» и пушка намного мощнее, чем у «Тигра» (122 мм против 88 мм), и габариты более серьезные. Мы с ним поработали, что-то изменили: получился настоящий танк, причем стреляющий, что немаловажно.
— Холостыми, я надеюсь?
— Конечно. Вообще у нас было много приключений. Наш танк и горел, и взрывался. Кроме того, мы сделали очень хороший макет кабины «Т-34». Абсолютно точную копию интерьера, но с отверстиями для камер, чтобы можно было снимать изнутри. И все это поставили на подвижную платформу для имитации движения.
— Говорите о танках так, будто они полноправные герои фильма. Может, у них и реплики есть?
— Во всяком случае, я пытался придать им некое ощущение жизни. Такой у меня был план. Должен сказать, что я по-настоящему влюбился в «Т-34». Это все-таки поразительная машина. У нее есть абсолютно неповторимая эстетика, характер. Очень подвижная, маневренная. Она мне напоминает охотничью собаку, гончую с узкой веселой мордой. А немецкие — наоборот...
— Бульдоги?
— Или ротвейлеры. Морда страшная, основательная. Для немцев вообще был важен мотив устрашения. И «Т-3», и «Т-4» выглядели достаточно жутко. Такая у них эстетика. А может, это что-то национальное.
— На площадке бронированные актеры не капризничали?
— Мне мой друг Никита Сергеевич (Михалков. — Н.К.) жаловался, что у него на прошлой картине было много проблем с танками. Так вот, я о своих не могу ни одного плохого слова сказать. Но мы провели большую подготовительную работу. Много купили и заменили деталей. Что-то нам вытачивали на заказ. Машинам же по семьдесят лет. Но потом танки заводились, как «Мерседесы». Что, я вам скажу как человек, служивший в бронетанковых войсках, большая редкость. Я в семидесятых служил, и тогда по тревоге процентов тридцать танков не заводилось. И это считалось нормальным. А у нас все танки — по десять, по двадцать — за смену заводились с пол-оборота и работали как часы.
— Вы тоже танком умеете управлять?
— Я служил в бронетанковой дивизии, но в мотострелковой части. Ездил не на танке, а на бронетранспортере. Знаю, конечно, на что нажимать в кабине, но всерьез водить «Т-34» не могу. У нас на картине были замечательные механики. Вот они делали любые трюки: и крутились на месте, и в канаву падали...
— И чуть не наехали на операторскую группу...
— Мы слишком близко поставили камеру и немного не рассчитали с траекторией движения. В нашем понимании танк должен был проехать дом перед собой насквозь, а он его просто сдвинул в сторону. И вся эта «байда» остановилась буквально в полуметре от камеры и людей. Я, кстати, сам переставил их перед этим на два метра подальше. Если бы этого не произошло, думаю, мы бы получили большие неприятности.
Кстати, Леша (актер Вертков, исполнитель главной роли. — Н.К.) научился на танке ездить, и в одном кадре хорошо видно, как он самостоятельно рулит. Он полтора месяца усердно занимался. Научился даже задним ходом заезжать в ров, что непросто и для профессионального танкиста.
— Алексей Вертков уже играл у вас в «Палате № 6». Как и Владимир Ильин, который вслед за Алексеем снялся и в «Белом тигре».
— Владимира я просто попросил мне помочь. Можно сказать, воспользовался нашей хорошей дружбой. Ильин мне был нужен для совсем небольшого эпизода, на роль врача в госпитале — буквально два съемочных дня. Он ответил: «Сыграю все, что ты хочешь». По-моему, получилось просто замечательно.
— Еще вы позвали несколько немецких актеров. Чем они отличаются от наших?
— Если актер хороший, то нет разницы, русский он или немецкий. Вот я впервые работал с Виталием Кищенко (актер, сыгравший в фильмах «Отрыв» Александра Миндадзе, «Мишень» Александра Зельдовича. — Н.К.), и он меня просто удивил — очень способный, очень умный актер. И в немцах в первую очередь поражает их уровень. Я помню немецкое кино 60–70-х годов. Их актеры никогда не были авторитетом в мире, в отличие от английских, голливудских, советских. Но сегодня все изменилось. Они точно выполняют задачи, с ними не надо долго репетировать, и они необыкновенно подготовлены. Чего у нас сейчас нет совершенно. Наше молодое поколение выросло с большими проблемами.
— Ленивые?
— Очень! Не знают текст, все время отвлекаются. А немцы — вы же сами видели исполнителя роли Гитлера, Карла Кранцковски (в фильмографии актера уже есть один фильм, в котором фигурирует Адольф Гитлер — «Бункер» Оливера Хиршбигеля; только тогда фашистского лидера сыграл швейцарец Бруно Ганц. — Н.К.). Он огромнейшую сцену, включая репетицию и все дубли, сыграл и ни слова не перепутал! Сегодня почти никто из русских актеров так не может. С нашим мы бы сидели и на площадке учили роль, а потом еще бы поправляли, где и что он пропустил. Для меня немецкая школа — настоящее открытие. Ладно Карл — он сейчас одна из главных звезд в Германии, но ведь у меня снимались и самые обычные артисты. У них такой же подход к работе.
— В этой сцене воображаемый Гитлер говорит с воображаемым собеседником о причинах войны. И какие же они, эти причины?
— Скорее, об истоках фашизма. А истоки фашизма, на мой взгляд, давно и глубоко присутствовали в европейской цивилизации. Это не произведение исключительно немцев. Не случайно основной источник, из которого Гитлер черпал идеи, — труды англичанина Чемберлена. Не премьер-министра, а такого господина — писателя и философа. Расовую теорию разработал первым именно он. Гитлер же все брал откуда-то, он сам почти ничего не придумал. Сама сцена фантастическая, но все, что в ней говорит Гитлер, он говорил на самом деле. Мы ничего за него не придумали.
— Сегодня такие разговоры об истоках фашизма выглядят как никогда актуальными.
— Это важно не только сегодня и не только у нас. И в Европе, может, в первую очередь. Я узнал важную новость: в Норвегии начали судить террориста Брейвика. Вот еще одно подтверждение того, что фашизм никуда не делся. Все есть, просто, как нам показалось, на какое-то время задремало. Но нет, тема фашизма что-то уж очень глубоко в нас забралась. Выкорчевать ее не так просто.
— Вы с немецкими актерами обсуждали эту тему?
— У нас не было с ними никаких философских бесед. Ни о войне, ни о фашизме. Говорили только о сути сцен, в которых они снимались. Так что наше сотрудничество вышло вполне прагматичным.
— Типичные немцы.
— Мне это очень понравилось!
— А с Алексеем Вертковым?
— С Лешей, конечно, поговорили. Но и Леша, и Виталий Кищенко относятся к числу артистов, с которыми ты как бы договариваешься. То есть один раз ставишь задачу, а дальше вступает в дело их собственная органика. С такими актерами, как они, главное — правильно сделать выбор. Остальное они сделают за тебя.
— Наши-то в фильме победят?
— Наши всегда побеждают!
