— Звание свалилось как снег на голову. Я и не ожидала. И очень рада.
— В связи с открытием исторической сцены Большого театра были скандалы. Все это помнят. Говорили, что репетиционные залы очень низкие. Головой в потолок не бьетесь?
— У нас сейчас в моде скандалы. Конечно, предусмотреть все и сразу просто невозможно. Действительно, есть один низкий репетиционный зал, но он и не предназначен для верхних поддержек. Я и сама порой ворчу как старая бабка, что вот раньше было комфортнее, удобнее. Мы же «выросли» в старом, «доремонтном» театре, привыкли. Данная ситуация похожа на переезд в новую квартиру, когда после ремонта ее надо доводить до ума. Когда-нибудь и это здание обживется. И все будет нормально. А места для репетиций хватает и сейчас. Есть, конечно, от артистов замечания, предложения по внутреннему обустройству здания, которые постепенно выполняются. Лично для меня сцена Большого театра — очень удобная. Я люблю покат, мне нравится объем сцены.
— Говорили, что скользкий пол перед выходом на сцену...
— Сейчас уже не скользко. Лежит ковролин. Постелили километры ковровых дорожек. Потому что, когда ты бежишь в пуантах по кафелю, удовольствия мало. Так, глядишь, и станок появится за сценой, чтобы можно было разогреться. Мы ждем...
— А как зрительская часть?
— Зал практически вообще не изменился! Думаю, что так и было задумано. Мне очень понравилось, как сейчас отделано Белое фойе! В бывшем Бетховенском зале — великолепные гобелены! Это все ручная работа. Мне рассказывали, что нашли бабулек, которые ткут эти гобелены еще на ручных машинах. Как жалко, что этот промысел пропадает: нет учеников! Уйдут бабушки — и с ними уйдет это искусство. Я была внутри театра, когда еще велась реконструкция (у меня была фотосессия для журнала «Станиславский»). Пару деталей на люстре позолотила я сама. Честно говорю: золото самое настоящее. Я его укладывала с помощью мастера, конечно. Очень интересно оказалось, но в жизни бы не стала заниматься этой скрупулезной работой. Очень тяжелый труд! И это еще самое простое — сложную работу мне бы не доверили. У меня впечатление от этой тончайшей работы на всю жизнь осталось.
— А как вам новый худрук Сергей Филин? Как отношения?
— Отношения хорошие.
— Это, наверное, сложно, когда часто меняются начальники?
— За мою творческую жизнь это уже восьмой руководитель.
С одной стороны привыкаешь — уже выработался иммунитет. С другой стороны, конечно, каждый раз приходится доказывать свой профессионализм, и это нелепо. Но Сергей Филин нас всех знает, мы с ним и танцевали в свое время вместе, поэтому сейчас, что называется, пришел свой человек.
— Почему в премьерах не участвуете? В балете «Драгоценности», который нам переносили американцы, вы замечены не были.
— В «Спящей красавице», которая открыла историческую сцену, я танцевала фею Сирени в первом составе. А по поводу последней премьеры «Драгоценностей» — выбор артистов был за американцами, которые не планировали делать много составов и хотели задействовать совсем молодых артистов. Это их выбор. Но мы тоже станцуем! Моя премьера в этом спектакле должна состояться в сентябре — буду танцевать в «Рубинах». Я сама захотела станцевать эту партию, выучила, прорепетировала, показала американским педагогам, они остались очень довольны.
— Вас не смущает, что этот балет уже идет в Мариинском театре?
— Пусть идет на любой сцене, мы тоже имеем право танцевать этот спектакль, и с нашей труппой он будет смотреться по-другому. Баланчин — абсолютная классика. В Большом не так много идет балетов этого хореографа, так пусть будут «Драгоценности». Для нас спектакль — новый и интересный.
Мария отвечает на вопросы читателей «МК»:
— В кордебалете я танцевала недолго. Это редкий случай в театре, когда артист на втором году получает ставку солиста.
По поводу современных постановок:
— На мой взгляд, классику танцевать сложнее. В принципе модерн может исполнить любой профессиональный и даже непрофессиональный танцовщик. А вот классику могут танцевать только профессионалы. Я не очень люблю современную хореографию, которая в своем большинстве бессюжетная и бесполая. Хочется на сцене себя чувствовать женщиной, люблю создавать роли.
Спрашивали и о том, как удается сочетать роль мамы и такую трудоемкую работу.
— Жизнь моя перевернулась на 180 градусов с рождением ребенка. И это здорово! Стараюсь справляться.
Конечно, про рацион питания — наверное, самый популярный вопрос, обращенный к балетным: «Шашлычка, макарон и тортика перед спектаклем не хочется?»
— Между прочим, макароны перед спектаклем — великая вещь. Потому что в них много энергии, они быстро перевариваются, не оставляя тяжести в желудке. В день вечернего спектакля ем только до часу дня. Когда танцуешь — физиологически организм отключается, желудок не работает (это доказано врачами), поэтому он должен быть пуст. А потом уже, после спектакля, часам к двенадцати ночи, — можно и поужинать. В обычные дни я завтракаю, обедаю и ужинаю, как нормальный человек. И тортик люблю — очень даже. И шашлычок на даче бывает. Вы знаете, балерины — очень прожорливые.
— «Черный лебедь» смотрели?
— Фильм мне не понравился. Ничего близкого к балету в нем нет. На мой взгляд, этот фильм только подрывает нашу репутацию. Все решат, что мы умалишенные. А героиня с ума сходит из-за чего? Все это абсолютно надуманно.
— Но ведь бывают такие случаи в балете. И неоднократные. Например, Ольга Спесивцева, Вацлав Нижинский. Известно, что Спесивцева, чтоб станцевать «Жизель», ходила даже в сумасшедшие дома.
— Конечно, какие-то особенности поведения людей с нарушенной психикой знать необходимо, чтобы создать образ, но перебарщивать ни в коем случае нельзя. Балерина, хорошо владеющая телом, образ может передать через технику танца. Всю жизнь мой незабвенный учитель Татьяна Николаевна Голикова говорила: «Не надо гримасничать. Не надо ничего из себя выражать. Танцуй телом».
