«А для меня важно: или ты жена, или содержанка»
— Что, на ваш взгляд, важнее для женщины: «женское счастье» или карьера?
— Ребенок. И для меня «женское счастье» в первую очередь в детях. Если при этом есть еще и полная семья — это сказочно. Но при выборе «карьера — семья» я выберу семью. При «мужчина — ребенок» — ребенка. До тех пор, пока у Маши нет своей семьи и своих детей, я не позволю никому притеснять ее интересы. Даже ради самой невероятной и бешеной любви. Я ей принадлежу с момента ее рождения, и это не жертва — это счастье.
— У вас есть идеал мужчины, к которому вы могли бы потянуться?
— Он простой: умный, добрый, не жадный, как мой папа. Больше не надо ничего, в этих трех понятиях — все. Остальное — производные мелочи.
— И много их, нежадных мужчин, вокруг?
— Знаете, да. У меня в жизни другая ситуация: довольно часто отказывалась от помощи и подарков. Говорила: «Не надо, спасибо, я сама!» Наверное, это комплексы. Человек хочет сделать приятное, а я воспитана так, что не могу принимать дорогие подарки или, к примеру, приглашение путешествовать. Это можно принять только от мужа, остальное — неприлично. Мне так в детстве объяснили. Все говорят: «Дура-дура, ну что ты не принимаешь помощь, сейчас на статус и на печать в паспорте никто не смотрит». А для меня важно: или ты жена, или содержанка. Если я ношу папину фамилию, то содержанкой быть не могу. Мне проще заработать самой, мне так спокойнее.
— Как вам удалось не избаловать дочку? У нее есть намного больше всего, чем у других ребятишек!
— Не знаю — Бог послал хорошего ребенка. А может, моя «обезьянка» слушает все, о чем я говорю с другими людьми. Маша старается соответствовать. Чем она старше, тем становится скромнее. У Маши есть белая норковая шубка. Однажды порвался пуховик — не заметили, не успели зашить. Я предложила: пойди в шубе в школу. Маша отказалась с ревом: «Это стыдно, у других детей шуб нет!» Вот ее позиция, и мне нравится, что дочь так думает.
— Кем вы хотите вырастить Машу?
— Порядочным, образованным человеком. И, конечно, женщиной. Она фантастически готовит и печет. В этот день рождения Маша попросила гостей подарить ей все для кухни. Ей подарили силиконовые формы, невероятные кулинарные книги и даже мультиварку. Она растет настоящей начитанной домохозяйкой. Если девушка хорошо готовит, моет полы, много читает и вышивает — все равно, какую профессию она выберет. Плюс ко всему дочка плавает, играет на пианино, ездит верхом и еще много что умеет. У нее коса до колен — так что претензий к ребенку никаких.
«Уход дяди Леши не могу пока пережить»
— Как вам удается столько лет существовать в рамках одного проекта?
— Я люблю свою работу — и ни разу не пришла на площадку, не прочитав сценарий. И даже если там ничего не прописано, мы стараемся найти, придумать, что сыграть. Но иногда силы заканчиваются. Буквально позавчера позвонила продюсеру и сказала: «Прости, мне через 17 лет ничего уже не выдумать! Встряхни сценаристов!» Потому что 17 лет существовать в одной роли и «ни на чем» постоянно придумывать — невозможно. На днях мы с Андреем Федорцовым придумали пять сцен — просто на человеческих отношениях, которых в сценарии не было. Ведь зритель следит не за информацией, которая прописана в сюжете, а именно за тем, как мы друг друга чувствуем, понимаем, как дружим. «Ты где была?» — «Соскучился, бурундучок?» Выражение глаз, лица… Но этого мало, нужен драматический сюжет и хорошо прописанные диалоги. И я не верю, что в России нет талантливых сценаристов, которые не просто сядут зарабатывать деньги, взяв кальку детектива из Интернета, а вложат в это душу, образование. Ведь, как правило, мы-то вкладываем! Потому что те сценарии, которые я сейчас читаю, — это откровенная халтура, написанная левой ногой. А ведь на экране зритель смотрит на меня — и ругает меня, а не сценаристов…
— Вам по-прежнему хочется сняться в полном метре?
— Конечно. Сейчас дали прочитать два сценария, которые мне безумно понравились. Боюсь рассказывать подробнее, чтобы не сглазить. Дай Бог, чтобы все состоялось в этом году. Оба сюжета современные, но героини — диаметрально противоположные. В прошлом году я снималась в картине у Алексея Германа-младшего и в сказке у Игоря Каленова. Роли были небольшие; в сказке в основном были актеры-дети, а я играла маму главной героини. У Алексея снималась с упоением: он, сам того не ведая, соединил во мне две обожаемых профессии — актрис театра и кино. Мы долго репетировали, а потом длинным кадром снимали дубль за дублем, пока не уйдет свет. Так что прошлый год был очень насыщенным, он перекрыл многое.
— Расскажите, пожалуйста, о вашей дружбе с семьей Германа.
— Это не дружба. Это СЕМЬЯ. Мы с дядей Лешей (Алексей Герман-старший. — Н.Ч.) — крестные моей племянницы Саши, а тетя Света (жена Алексея Юрьевича Светлана Кармалита. — Н.Ч.) с моим братом — крестные моего ребенка Маши. Много лет назад, когда родился замечательный режиссер Алексей Герман-младший, мой папа был его крестным отцом. Мы жили в одном доме, с Лешенькой росли вместе. Уход дяди Леши не могу пока пережить. Это последняя ниточка, которая связывала меня с папой и с детством. Говорят, пройдет время и станет легче, нет незаменимых людей. Но папа, который давно не с нами, для меня незаменим. Как и дядя Леша.
— Вы были инициатором того, чтоб «Ленфильму» присвоили имя Германа-старшего. На какой стадии сейчас эта история?
— Документы отосланы в Министерство культуры, вопрос будет решаться на уровне правительства. Сначала начинание было воспринято идеально. Люди говорили мне: «Настя, мы так этого хотим…» Но, как всегда бывает, потом часть закомплексованных людей, пытающихся во всем доказать свою значимость, нас не поддержала. А факты — упрямая вещь. Алексей Юрьевич был единственным художественным руководителем в истории «Ленфильма» с 90-го года. Не месяц, не год, не два, а до конца своей жизни. Это его заслуга, что на месте студии не строятся жилые кварталы и торговые центры. Он душу и сердце надорвал, борясь за «Ленфильм». Последнее, что сделал Герман, будучи в сознании, — продиктовал письмо министру культуры Владимиру Мединскому в защиту «Ленфильма».
Он не только снимал сам, но создал «Школу Германа». Ни одного дня на съемочной площадке Алексей Юрьевич не существовал без учеников. Большинство режиссеров так не живут: боятся, что талантливая молодежь займет их место. Герман же был велик и в том, что точно знал свое место в искусстве. Примут его кино или не примут, будет оно лежать 20 лет на полке или нет…
Каждому талантливому ученику он отдавал не только душу и ремесло. В 90-е годы он искал деньги дебютантам на их первое кино. Никто, кроме Германа, этого не делал. Тот же Алексей Балабанов, та же Ирина Евтеева — сегодня признанные на мировых фестивалях режиссеры — получили возможность снять свое первое кино только благодаря ему.
Я же понимаю, что есть люди в сто раз талантливей меня, служащих в академических театрах, но их никто не знает. Все, что есть у меня в профессии, состоялось только благодаря людям, давшим мне толчок. Так и Герман в 90-е годы, когда студия была заброшена, дал возможность молодым режиссерам снимать, а сам снимался в эпизодах в их фильмах. Он находил деньги, доказывал, кричал, наживал врагов. Не для себя, а для таланта, который продвигал. Заметьте, через два года после того, как на Каннском фестивале не приняли картину «Хрусталев, машину!», Алексею Юрьевичу принесли официальные извинения. Это говорит о его величине.
— Жаль, что в силу обстоятельств Герман-старший снял мало картин…
— Как вы считаете, лучше снять 50 сериалов или один фильм «Проверка на дорогах»?! Я бы как актриса предпочла сняться в крошечном эпизоде у Германа-старшего и войти в историю мирового кино, а не в 50 сериалах, которые доставили удовольствие широкой аудитории, на которых мы заработали деньги и потратили, а в вечности не остались. Но Герман останется — это другой масштаб, и я как актриса понимаю, насколько мы уже и мельче его огромной личности. Можно принимать его или нет, любить или нет его кино, но если вы духовно развитый человек, вы будете смотреть Германа. Когда я увидела материал картины «Трудно быть Богом» еще с черновым звуком, было ощущение, что это произведение искусства, что кадр звучит, хотя нет музыки и слов. Что идет движение, а я понимаю, что это живопись, картина. Нет текста, а я его слышу, и он потрясающе поэтичен.
— Как вы думаете, как примут фильм?
— Две ночи после просмотра я вообще не спала: картина меня не отпускала. Для меня она невероятна. Но я понимаю, что кто-то увидит в картине грязь, шокирующую откровенность. Но основная мысль чиста: человек не может быть рабом, и если наступает серость, то дальше будет только чернота. Богом быть не трудно — невозможно. Я думаю, если кино поглотило меня настолько, значит, оно настоящее. Но это картина для подготовленного зрителя, ведь мир Германа — другой. Он не для тех, кто идет с попкорном в кино. Он для тех, кто способен думать, чувствовать, прочесть несколько книг, послушать интервью с режиссером и попытаться разобраться, зачем мы живем. И понять, и принять — или не принять — другую точку зрения.
«Самый главный поворот для меня — рождение дочки Маши»
— Обычно нас закаляют трудности. Какие жизненные ситуации повлияли на ваш характер?
— Как ни странно, положительные. Когда выживаешь не «благодаря», а «вопреки», ничего хорошего не получается. Самый главный поворот для меня — рождение дочки Маши. Она научила меня добру, терпению, смирению. То, что раньше казалось невероятными сложностями и бедами, стало ерундой по сравнению с тем счастьем, которое на меня свалилось, когда я стала мамой.
— И все же — расскажите об испытаниях…
— Когда приходит беда, молишься, чтобы эта ситуация тебя не ожесточила. Чтоб достойно пройти испытания и остаться собой. Кстати, есть испытания и со знаком «плюс» — это власть и деньги. И их мало кто проходит. У меня сейчас период, когда в профессиональной жизни появилась власть. Я постоянно говорю себе: «Только не зарвись! Чем дальше идешь по этой дороге, тем скромнее должна быть». Убеждена: чем меньше я себе буду позволять, тем больше могу сделать для других.
— Чем себя в тяжелые моменты «вытаскиваете»?
— Я глубоко верующий человек и стараюсь соблюдать законы и каноны церкви. Я не монашенка, я живая, грешная, но держу пост, молюсь и слушаю наставления своего духовного отца. Безумную благодарна священникам, что в самый тяжелый момент жизни они меня не оставили.
У меня было достаточно страшных полтора года жизни, когда ушло все: положение, деньги, друзья. И делалось все возможное, чтобы меня не стало не просто в этой профессии, а вообще на земле. Рядом была семья, и рядом были батюшки. Они меня спасли. И, конечно же, Маня. Я ей честно тогда сказала: «Малышка, мы не сможем поехать в этом году на море, в Европу, посмотреть новые города, музеи». На что Маня ответила: «Ах, какая я бедная-несчастная, все каникулы придется в Эрмитаж и Русский музей ходить!..»
— Вы прихожанка петербургского храма в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость». Почему именно он?
— Так сложилось. Мы снимали сцену сериала недалеко от церкви, у причала, и я второпях бросила машину на дороге. Из храма вышел батюшка и сказал: «Почему вы тут машину поставили, ее же любой грузовик снесет». Он предложил поставить машину на стоянке храма. Пригласил в церковь, рассказал историю чудодейственной иконы. И я стала приходить в храм, там были чудные люди, которые рядом со мной до сих пор. Когда я снова встану на ноги, раздам долги, обязательно постараюсь что-нибудь для них сделать. Я вошла в эту церковь незадолго до того, как у меня начались неприятности: так что ничего случайного в жизни не бывает.
— Те, кто вас травил, делали это от зависти?
— Я не знаю. Да и разбираться не хочу. Не хочу никому зла, мне их жалко. Просто пишу их имена в записке «За здравие», когда иду в церковь, сразу после имен своих близких.
Санкт-Петербург.
