Ей три года, и она позиционируется как лаборатория смелых идей, а каждый спектакль — как расширение границ сценического языка и театральной лексики. Предваряя гастроли, художественный руководитель Александринки Валерий Фокин говорил о том, что в юбилейный год театр ищет пути обновления и эксперимента.
«Земля» в поставке Максима Диденко номинирована на «Золотую маску» как раз как эксперимент. Поставлена она по мотивам одноименного фильма Александра Довженко 1930 года. Черно-белый шедевр надо, конечно, видеть на большом экране, чтобы почувствовать его мощь. Пару лет назад на берлинском кинофестивале «Земля» шла в сопровождении украинского ансамбля и оставила сильнейшее впечатление.
Максим Диденко и сам кинематографист, в 2012 году совместно с Николаем Дрейденом снял фильм «Чинзелли». Складывается ощущение, что молодая генерация так называемых актуальных режиссеров мечтала о кинематографе, но в нем не состоялась и теперь наверстывает упущенное на поприще театра. В свое время обнаженное тело героини Довженко, оплакивающей мертвого возлюбленного, навлекло на режиссера обвинения в порнографии. В спектакле этот эпизод пытаются воспроизвести. Появляется раздетая девушка, но эффекта никакого. Оплакивать там вообще некого. Зрители не могут понять, что происходит, начинают истерично хихикать. Спектакль сопровождают титры, в последнее время использующиеся из спектакля в спектакль, но эффекта немого кино с его мощными выразительными жестами не возникает.
Максим Диденко, имеющий опыт работы у Антона Адасинского в театре «Дерево», чувствует форму, пластику тела и театра как такового. На этом и строится его «Земля», имеющая весьма отдаленное отношение к шедевру Довженко. Наверное, честнее было бы выстраивать собственную конструкцию, не эксплуатируя чужое имя. События перенесены в 90-е годы, которые пришлись на раннюю юность еще молодого режиссера. Для 25-летних актеров они и вовсе седая старина.
Сопровождают спектакль вдохновляющие, но имеющие к нему умозрительное отношение слова: «Мы боремся за землю и думаем, что можем ею обладать, но на самом деле земля — это то, что нас порождает, и то, во что мы уходим. Земля прекрасно обойдется и без нас. Иллюзия обладания опасна». Сцена-подиум превращена в спортзал с потертым, хорошо послужившим полом. Две спортивные команды — в синей и красной форме — выходят, чтобы погонять мяч, выйти на боксерский ринг. Неважно, что это за игра. У Довженко смертный бой стоял за коллективизацию. У Максима Диденко борьбы за колхозную жизнь, конечно, нет, идут разборки между гопотой. А уж когда один из ее ярких представителей заговорит на украинском языке и прозвучит слово «война», станет не по себе. Любое высказывание сегодня может наполниться смыслом, какого автор, возможно, и не вкладывал. Стоит быть аккуратнее с метафорами и аллюзиями.
Парни и девушки совершают нестройные гимнастические телодвижения, в мешке прыгает гигантский пупс с незабываемой гримасой. Все тут немного вымазаны землей. Пол взламывают, роют могилу. Комья земли летят на сцену. Зрелище скучное и пустое, и только за двадцать минут до финала вдруг прорывается энергия, которой так не хватало на протяжении часа с лишним. Но 20 минут для спектакля — мало.
Половину другого спектакля — «Макбет» (Новая сцена Александринки) тоже смотрим на экране, расположенном слева от сцены. Где-то сбоку — полосатый батут, напоминающий пост королевской гвардии. На «зебре» — китайская кошечка, помахивающая лапой. Те, кто видел спектакль в Петербурге, рассказывают, что там еще присутствовала надувная фигура Чебурашки. В Москве любимый мультгерой появится в виде головы-шапки на плечах одной героини. И тоже — на экране. Герои Шекспира словно забились в щель, скучились в тесном пространстве — лежат, стоят, копошатся, как твари. Среди них худая обнаженная фигура одной из актрис — то ли Леди Макбет, то ли кто-то еще. Сбоку кажется, что она вытянута, как на полотнах Эль Греко. Видеохудожник Роберт Млечко в этом «Макбете» становится главным. Макбета играет молодой артист Алексей Фролов. На его месте мог быть кто угодно, и героя можно было назвать любым именем.
Этот странный и невнятный спектакль поставлен молодым польским режиссером Кшиштофом Горбачевским, учеником Кристиана Люпы. Он тоже кинолюбитель и в прежних спектаклях превращал сцену в съемочную площадку и кинотеатр. Кшиштоф славится активным использованием медиатехнологии на сцене, но кто теперь до нее не охоч. Он называет свои опусы театральными инсталляциями. Актер в них — средство декора. Да и режиссер весьма декоративный, лишенный мощи, даром что выбрано одно из самых энергоемких сочинений Шекспира. «Макбета» дополнят монологом «Быть или не быть» и сонетом Адама Мицкевича в исполнении однофамильца польского гения. Говорят, что он про Крым. Но многие его вообще не услышали в потоке вялотекущих событий на сцене, вытесненных всепожирающим экраном.
В питерских новациях этого года много претензий и мало подлинного, выдается за высказывание его полное отсутствие. Не прозвучал даже расхваленный в прессе спектакль студентов Юрия Бутусова «Кабаре Брехт», перенесенный на сцену театра им. Ленсовета. Набор концертных номеров с участием Брехта, его жены Елены Вайгель, любовницы Маргарет Штеффин выглядел самодеятельно. Публику возбудило разве что появление актрисы в облике телеведущей Екатерины Андреевой, зачитавшей последние новости, — образчик абсолютной пустоты и абсурда.
Спектакль петербургского ТЮЗ им. А.Брянцева «Беккет. Пьесы» поставлен Дмитрием Волкостреловым по поздним пьесам классика театра абсурда. Прежде за них у нас никто не брался. 15–20 минут зритель бессмысленно сидит в кромешной темноте. Ничего это не дает. Потом выслушивает фирменный беккетовский текст, оказавшийся по зубам лишь одной исполнительнице. Смотрит на монотонно шагающих по фойе актеров в ярких комбинезонах, а под финал заходит ненадолго в замусоренную комнату. А потом мы должны расшифровывать пустоту. В тот вечер постоянно вспоминался давний приезд Питера Брука в Москву с беккетовским спектаклем «О, дивные дни». Вот где любая банальность банальной не становилась.
Название пьесы Беккета «Конец игры», мастерски поставленной в Александринке Теодоросом Терзопулосом и показанной в Москве, подходит ко всему, что мы увидели. Далеко нам до талантливого грека, вскрывшего смыслы драматургии нашей жизни. И актеры у него играют великолепно, с физическим и философским пониманием материала. Виртуозный Николай Мартон мог бы молчать, и все было бы сказано.
