- Эрик, вы не только стали основателем группы, но и единственным постоянным участником в составе за долгие годы ее существования. Каково себя чувствовать в этом статусе?
- Мне уже очень тяжело вставать по утрам (смеется). Шучу, конечно. На самом деле я чувствую себя замечательно. Очень здорово ощущать, что с тобой твое детище, созданное, еще когда я учился в старших классах школы. Это моя первая и единственная группа, и когда мы достигли успеха – это был прорыв, вызвавший у меня колоссальные эмоции. Мне всегда нравился хэви-металл, с детства я был фанатом этой музыке и всю жизнь в итоге занимаюсь тем, чем хотел, - это дорогого стоит. В группе у меня изначально был лучший гитарист, так что мне это бремя нести не приходилось, я мог сконцентрироваться на написании песен и реализации всех своих идей. Конечно, 30 лет – это сумасшествие, даже не верится, что мы уже столько играем. Но до сих пор я чувствую себя ребенком, 20-летним юношей, разве что немного растолстевшим (смеется).
- Популярность пришла к Testament сразу после выхода первого альбома «Legacy». Что стало залогом успеха – удача или упорный труд?
- И то и другое. Самое главное, что время было подходящим. Тогда метал не был развит. Это сейчас можно услышать 200-300 групп, похожих на Judas Priest или Iron Maiden, а в 80-е треш-металл только зарождался. На сцене появились Metallica, Slayer, Exodus – всего примерно 10 групп, играющих в этом жанре. Конкуренции не было – просто приезжай и завоевывай Америку, будь первопроходцем! Нам повезло жить и заниматься творчеством в то время. Если сейчас звукозаписывающие компании подавляют металлических артистов, навязывая им свои правила игры, то, как они должны звучать, то тогда мы могли диктовать свои условия и делать звук таким, каким считали нужным. Когда появляется новый музыкальный стиль, ты являешься законодателем «моды» в нем, задаешь тренд, а уже потом более молодые команды слушают твои песни и хотят звучать так же, как ты, выглядеть так же.
- В начале пути вас часто сравнивали с Metallica. Как вы на это реагировали?
- Это было нашим проклятием. С одной стороны, играло на руку в плане повышенного внимания, популярности, с другой – вызывало у лейблов, например, ложные ожидания, что мы будем звучать так же, как они. Metallica стала одной из первых команд, играющих треш-металл. Должен признать, что в нашей музыке действительно есть что-то общее, но они стали более коммерчески успешны, у нас немного другой путь.
- Важно ли для вас чувство взаимовыручки в группе? И каково было расставаться с различными участниками, в разные годы покидавшими команду?
- На самом деле мы стали едва ли не единственной металлической группой в свое время, в которой долгие годы не менялся состав. Я наблюдал, как многие коллективы тогда были вынуждены привлекать к каждой новой записи новых участников – была жуткая «текучка кадров». Это происходило по разным причинам, часто фатальным. Помню, в 1986 году в Швеции погиб бас-гитарист Metallica Клифф Бертон, когда автобус группы перевернулся на дороге… Тогда ребята были потрясены и не знали, что делать дальше. Менялись участники Overkill – примеров очень много. Testament же продержались в оригинальном составе 7 лет, это потом началась темная полоса – сначала коллектив покинул один участник, потом другой. Тогда наступили тяжелые времена – появился и стал популярен гранж, все начали сходить с ума по Nirvana. Металл ушел на задний план, но я считаю, что этот период только сделал нашу группу сильнее – мы тогда, например, джемовали со многими классными барабанщиками. Мы стали тогда работать с барабанщиком Луи Клементе – очень талантливым и профессиональным парнем. Однако его все время тянуло к более сложной музыке, чем та, что делали Testament, в этом смысле группа его ограничивала. После его ухода мы начали работать с Дэйвом Ломбардо, который тоже стал настоящей находкой, его приход ознаменовал для нас период нового возрождения, новый виток развития.
- Как менялась ваша музыка от альбома к альбому?
- Первые альбомы были похожи друг на друга, тогда мы были молоды, постоянно выступали с гастролями, четко знали, чего хотим мы и чего ждут от нас поклонники. Тогда мы были еще, по сути, детьми, уже потом стали происходить определенные изменения, но больше личностного плана. Мое отношение к музыке не менялось никогда, в отличие от Алекса Сколника. У него была тайная страсть – джаз, поэтому в какой-то момент он ушел из группы и стал заниматься им. Тогда мы взяли Джеймса Мерфи из дэт-металлической группы, он был хорошим гитаристом. Нам пришлось немного приостановить развитие, потратить время на то, чтобы сработаться. Но это пошло только на пользу, благодаря различным переменам Testament стал таким, какой он есть сейчас. Наше кредо – это мелодичная музыка, приправленная элементами дэт-металла, блэк-металла, но сохранющая свою хард-роковую и треш-металлическую сущность.
- Что вы хотите донести до слушателей своим творчеством? Музыка для вас - это средство общения или украшение?
- И то, и другое. Я достаточно эгоистичный человек в творческом плане, я пишу и играю только те вещи, которые мне самому нравятся, которые идут от души, я должен чувствовать их. Когда я записывал партии соло-гитары и кто-то давал мне советы «делай так, играй быстрее или медленнее», я понимал, что это ломает меня. Для меня важно быть собой. Я просто закрываю глаза и пытаюсь понять, как я должен играть, что мне действительно нужно, - и решение приходит само собой. Главное, чтобы музыка шла от сердца. Люди это чувствуют.
- Вам нравится гастролировать, или с годами путешествия теряют свое очарование?
- Я люблю путешествовать, но дело не в самих перемещениях по миру, а в том, какой заряд энергии я получаю, играя концерты в разных городах и странах. Я очень жду нашего концерта в Москве в Yotaspace 19 июля. Последний раз, когда мы играли в Москве и Питере, мы замечательно провели время. Российские поклонники Testament – очень эмоциональные и отзывчивые, я чувствую, что наша музыка здесь вызывает резонанс.
- Если сравнить калифорнийскую металлическую сцену, которую вы представляете, в прошлом и сейчас, что в ней изменилось?
- Те времена, когда мы начинали, были эпохой ее зарождения. В Калифорнии было очень мощное и развитое хард-рок сообщество, хотя многие музыканты, игравшие там, были родом из других мест (например, Rainbow – из Англии). Все мечтали попасть в Лос-Анджелес. В этой части света появилось действительно много хорошей музыки, Лос-Анджелес был столицей рока. Сейчас этого нет. Это просто суетливый, хаотичный город.
- Почему в 80-е годы металлические группы были более разнообразными, а сейчас все звучат одинаково? Можно ли как-то исправить ситуацию?
- На сегодняшний день все открытия в металле уже совершены, существует огромное количество направлений, опыт старших коллег по сцене очевиден, поэтому молодым группам сложно развиваться методом проб и ошибок, а это единственный продуктивный путь. Но, повторюсь, если музыка идет от сердца, - все получится, только тогда можно создать что-то по-настоящему интересное и оригинальное.
