Инди-группа OQJAV была основана в 2013 году, и за время своего существования сменила название и состав. Их альбомы не похожи друг на друга, а каждый клип — маленькая история. За музыку и гармонию отвечает пианист Ярослав Тимофеев, а за все остальное лидер группы Вадик Королев и басист Дмитрий Шугайкин. Концерт не случайно состоялся именно в Центре Вознесенского — пространстве, где для разговоров о 1960-х изобретают новый язык, понятный сегодняшней молодежи, а в воздухе витает дух Оттепели и свободы.
— На одном сайте ваш концерт анонсировали как выступление «пожилых юношей». Как относитесь к такому определению?
Вадик: Мы все разные. Диму точно странно относить к стареющим юношам. Он младше меня на 10 лет, ему 24. А я ощущаю себя соответственно своему возрасту, ничуть не младше. Это, наверное, касается ответственности. У меня никогда не вызывал восторга китч по поводу «мне вечно 15 или 18». Мне нравится каждый год, все меняется, и тем интереснее, потому что скучно оставаться в одной речке долгое время. Другое дело, что в плане привычного совозрастного, да, у меня нет машины, квартиры и детей, пока так.
— Сегодня сыграете «Миллион алых роз» на стихи Андрея Вознесенского. Не боитесь сравнений с неповторимым оригиналом?
Вадик: «Миллион алых роз» — главный шлягер десятилетия. Чем популярнее песня, тем она дальше от авторов. Ее и под забором пьяные люди поют, и на официальных мероприятиях. Это уже сверхобщественно. Другое дело, когда речь идет о какой-то уникальной песне, которую знает 200 человек. И они щепетильно относятся к тому, что она исполнена так-то.
— Часто записываете каверы?
Вадик: Записываем вот прямо сейчас, и впервые — участвуем в трибьюте Летову. Это всегда связано с какими-то мероприятиями. Например, в прошлом году в рамках «Ночи кино» на ВДНХ мы спели «У природы нет плохой погоды», «Помоги мне» и «Я шагаю по Москве». Интересно касаться другого материала, чтобы посмотреть, как работает чужая талантливая голова. Ведь каким бы ты ни был разносторонним и глубоким, так или иначе, происходит самоповторение. А тут ты сталкиваешься с другим композиционным мышлением. Я прямо слышу музыкальную линию в песнях Микаэла Таривердиева. Сегодня мы исполним его «Плач по двум не рожденным поэмам» на стихи Андрея Вознесенского.
Слава: Эта песня с мощнейшим зарядом, который попал в нас.
— Какие у вас отношения с «оттепельной» поэзией?
Слава: Поэт, ответь.
Вадик: Я застрял на нескольких предыдущих ребятах. Из «оттепели» выхватываю чаще всего хиты, неважно в песенной форме или в поэтической. Эти произведения понятны многим, при знакомстве с ними скучно. Какая-то странная рефлексия, и мне она чаще всего не близка. Но «Плач…» Вознесенского, о котором я уже говорил, для меня стал настоящим откровением.
Слава: У меня к «оттепельной» поэзии очень романтизированное отношение. Во-первых, мне довелось поработать над сериалом «Оптимисты», в котором рассказывается об этой эпохе. Я тогда очень погрузился в атмосферу 1960-х. А во-вторых, я много времени провожу в филармонии — в 30 метрах от того места, где рождалась культура «оттепели», у памятника Маяковскому. Меня очень привлекает в этом мире его, грубо говоря, сексуальность. Все это делали 20-летние люди, которые горели сами и зажигали других. В моем представлении это какое-то буйство, коллективная поэтическая оргия. И, может быть, с этим связано то, что шестидесятники — абсолютные антиперфекционисты, у них жемчуг рядом с мусором. Евтушенко, Рождественский, Вознесенский для меня очень шершавые. Строчка гениальная, строчка проходная — не потому что они неталантливые, а потому что писали, не контролируя поэтический поток. Это здорово и нездорово одновременно.
— Когда вы пишете песню, то уже на начальном этапе понимаете, что она может стать суперхитом?
Дима: Вадик все песни пишет как супер хиты.
Вадик: Да, мне кажется, что каждая новая станет хитом, но этого еще ни разу не произошло. Ладно, шучу.
Слава: Нет, не шутит.
Дима: Иногда неожиданные штуки бывают, например, с песней «Два секрета».
Вадик: Для меня это была как раз мною ожидаемая штука.
— Обидно за песни, которые публика не очень ждет?
Вадик: Если публике что-то не нравится, то на нее нельзя обижаться ни в коем случае. Когда мы составляем программу, я не люблю вредничать. Но действительно бывает, что ты на каждом мероприятии обязательно исполняешь какую-нибудь песню. Мы в течение двух лет на любом концерте, фестивале играли «Линду», а недавно этого не сделали, и концерт ничуть не потерял. Это, скорее, вопрос замыливания. Есть песни, которые публика может ждать, но артисту уже неинтересно ее воспроизводить. Получается просто механика. И если в песне нет жизни, то нужно какое-то время ее не исполнять.
— В Центре Вознесенского зал рассчитан примерно на 100 человек. Чем камерный концерт отличается от большого?
Слава: В маленьком зале точнее работаешь со звуком и больше видна реакция людей, их глаза. Но в то же время ты и сам как под микроскопом.
Вадик: Конечно, проще выступать на больших площадках. Ты отделен от всех. Высокая сцена, как аквариум, причем непонятно, по какую сторону находишься: то ли ты рыбка, и тебя разглядывают, то ли, наоборот, смотря у кого какое зрение. Сегодняшний концерт на 80–100 человек — это в каком-то плане испытание. 100 человек — это почти 10, а 10 человек — это почти 2. Происходит персонализация. Кроме того, здесь не будет каких-то спецэффектов, но такие форматы нам тоже очень интересны.
