Сегодня вечером на Пречистенке в Академии художеств Зураб Церетели представит своих современников — бронзовых. А их прототипы придут на себя посмотреть и, естественно, себя показать. По этому случаю ожидается большой сбор. Накануне обозреватель “МК” побывал в академии и узнал тайны некоторых бронзовых изваяний.
В бронзовом полку новобранцы — оперные певцы Паваротти, Бурчиладзе и режиссер Любимов с Таганки. Справа застыл барельеф Георгия Данелии, что снимает комедии, а прямо по курсу, как и положено, — премьер Путин в костюме дзюдоиста. Сам Церетели — в дорогом красивом и совсем не бронзовом костюмчике горчичного цвета.
— Как думаешь, Пугачевой понравится? — спрашивает он меня. В этот день он в числе столичного бомонда собирался на юбилей Примадонны. Самой Примадонны в бронзовом виде в галерее нет. Пока.
— А будет?
Ответа я не успеваю получить, поскольку неистовый Зураб, останавливаясь у того или иного современника, начинает рассказывать истории — одна интереснее другой. Вот великий Федор Шаляпин хотя и не был знаком с Церетели, но однажды дочь певца позвонила ему из Лондона в Москву. Она спросила Зураба Константиновича, не знает ли он, кто такой Ираклий Церетели?
— Тогда я позвонил отцу в Тбилиси. Отец сказал, что, если это тот Ираклий, что жил в Грузии и был импресарио Шаляпина, а похоронен во Франции, то он наш родственник. Я рассказал это дочери Шаляпина, а через некоторое время получил от нее подарок. Она прислала мне рисунок своего отца — на нем и был изображен Ираклий Церетели.
Могу оценить как профессионал — Шаляпин был отличный художник, на рисунке у него такая мощная штриховка.
А вот история совершенно потрясающая, она связана с Высоцким. Церетели пригласил Высоцкого с Мариной Влади в Тбилиси отметить их свадьбу.
— Очень жалел, что не могу это сделать в Москве, поэтому и позвал к себе на родину. У меня дома накрыли стол, моя жена вынесла по такому случаю фамильный сервиз из фарфора, очень красивый, и украсила им стол. Но, наверное, я, когда раскладывал стол, плохо его укрепил. Грузины пели, гости пили, веселились, очевидно, кто-то двинул по столу ногой снизу — и стол так вот (показывает руками, как складывается книга) рухнул. Вместе со всем фамильным сервизом. У нас это плохая примета, когда на свадьбе бьется посуда.
Когда грузины устали петь, встал Володя, взял гитару. Он потрясающе пел, я запомнил его позу и таким сделал. Но вот что ужасно — когда он пел, лопнула струна. Это тоже плохая примета. Все грузины улыбались, но поняли, что жизнь не сложится.
— Вот, Зураб Константинович, странный барельеф Иосифа Бродского. С одной стороны — решетка, с другой — Нобелевская премия.
— Но, слушай, такой была его жизнь. Я это понял, когда встретился с ним в Нью-Йорке возле ресторана “Самовар”. Я как раз вышел, а он стоял. Так изменился, что я его не сразу узнал. Он молчал, и только слеза так покатилась по щеке. Мы до утра гуляли и говорили. Я понял, что он как будто разорван между тюрьмой (выгнали же его с Родины) и мировым признанием, когда дали Нобелевскую премию.
Церетели не рассказывает, но многие знают, что, когда поэта выгнали из СССР, он один из немногих, кто помогал его матери. Деньгами от карикатур, опубликованных в “Крокодиле”. И еще одна денежная история, связанная с Высоцким.
Церетели дал в долг артисту — как раз получил приличный гонорар за картину “На страже мира”. Потом встретил его в Доме кино, и Высоцкий сказал: “На днях тебе долг верну”.
— Даже не думай, — сказал я ему тогда и вообще забыл. А когда Володя умер, через несколько дней ко мне в полуподвал на Тверском бульваре, где у меня тогда была мастерская, пришли два человека и принесли Володин долг. Я не взял — что, я дурак? Сказал, пусть лучше пойдут эти деньги на кладбище или семье.
Всего “Современников” у Церетели в академии около 60. Самые первые — поэтическая троица: Вознесенский с Евтушенко, а между ними Беллочка Ахмадулина. С Вознесенским цензурная история вышла, когда он поэзией своей оформлял памятник на Тишинской площади. В ЦК партии вычеркнули цитату из Бориса Пастернака, которая должна была быть выбита в бронзе на постаменте.
— Что делать? — думаю я. — Ждал до последнего — не устанавливал картуш: на нем как раз были выбиты стихи Пастернака. В день открытия памятника я дождался звонка, что высокие чины из Кремля выехали к нам. Тогда я дал отмашку своему прорабу, чтобы он монтировал картуш.
Когда члены коммунистического политбюро обходили памятник, Церетели схитрил: он показал рукой наверх, на изображение лозы с пшеницей в обнимку, и таким образом отвлек внимание от стихов.
В зале с основной экспозицией от изваяний становится тесно. А между тем список потенциальных кандидатов растет. Желающих быть исполненными в самом прочном материале — бронзе — хоть отбавляй.
— По какому принципу вы все-таки отбираете современников? Могут, например, попросить?
— Не буду делать, если человек не нравится. Это главный принцип. Некоторых вижу во сне. Ну кого бы я хотел сделать? Сейчас наблюдаю Осипова, президента Академии наук, доктора Лео Бокерия. Он недавно был у меня. И, кажется, я схватил его характер. И Аллу Пугачеву — конечно, буду делать.
