В Болонье, городе красно-желтого цвета, плохая примета — покупать зонтики. Дождь льет, а зонтики вовсю продаются. Но примета, как и “Тартелини болоньезе”, как плащ из болоньи, — знак города. Уникальный фестиваль от “Smal size” вот уже 26 лет считается гордостью болонцев.
Цифра: за 7 дней на фестивале сыграно 38 представлений из Италии, Испании, Франции, Германии. Из них 12 предназначены тем, кому едва стукнуло 1 год.
Вот спрашивается — ну что такие младенцы, оторвавшиеся от материнской груди, могут понимать в театральном искусстве? И зачем оно им? Посмотреть на них — обхохочешься. А итальянцы вообще при виде детей слюни пускают: “Аморе!” (произносится приторным неестественно высоким, утопающим в нежности голосом). Вот они, вчерашние ползунки, держась за руки родителей, карабкаются по лестницам, падают, поднимаются, рассаживаются в зале. Как взрослые, но не в кресла и не на стульчики.
— До трех лет мы их сажаем только на пол, — говорит Валерия Фрабетти, организатор фестиваля и директор театра. — А еще лучше, если дети будут сидеть без родителей, под присмотром педагогов.
И вот 35 черноглазых, кудрявых и симпатичных итальянчиков уселись на красные плотные подстилки, вытянув вперед ноги. Перед ними, на расстоянии трех шагов, декорация такая — холодильник, кровать, стол, шкаф. С той только разницей, что вся эта мебель маленького размера — в самый раз под зрителей. Комната кажется совсем уж игрушечной, когда в нее входит крупный седой мужчина симпатичной наружности и босой. Так начинается спектакль “Avventure in Frigorifero” (“Приключения белого медведя”).
Прекрасный итальянский язык — как песня: непонятно, зато красиво. И буквально с первых минут понимаю, что можно и не слушать, достаточно просто смотреть, чтобы понять, как здоровяк обычные вещи делает необычными. Из холодильника за лапы вытягивает белого фанерного медведя — тот как будто только и ждал за дверцей морозильника и радостно выскочил: “Оп-ля!” Из шкафа выплывает верблюд почему-то с тремя горбами и кашляет. Мужчина тут же на корточках подходит к первому ряду и обманным движением руки достает “лечебную” конфетку как будто из кармана малыша. Дети смеются, а актер уже из плиты извлек пальму.
Впрочем, если следить не за артистом, а только за детьми, можно увидеть отдельный спектакль. Это вам не скукота и статика взрослой публики. Один с открытым ртом уставился на сцену, другой тянет ручки, третий пытается выйти на сцену, чтобы прихватить что-нибудь из реквизита. Про возгласы, междометия и отдельные слова, сопровождающие игру артиста, я не говорю. А что в самом деле будет, если ребенок выйдет на площадку?
— Ничего страшного, — объясняет Валерия. — Однажды я играла в детском саду спектакль, и там была девочка, которая только-только поступила в группу. У нее не было привычки к театру, и она вышла и просто вцепилась мне в ногу. На всякий случай я взяла с собой такую деревянную коровку, которую держала под мышкой. Тогда я девочке дала коровку, а ее саму взяла под мышку. Так и играла.
Самое главное — разговор с публикой в памперсах категорически исключает стиль “сюси-пуси”. Примитивность детсадовских занятий тоже не проходит. Простота, ясность, открытость и честность. А также изобретательность, игра в волшебство или яркая актерская игра — вот что предлагает “Тестони рагаци”. И все это по разряду серьезного современного искусства.
В спектакле “Brum” двое совсем не молодых людей ползают вокруг стекла, на котором рисуют водой и песком, а их рисунки с помощью проекции оживают уже на вертикально повешенном полотнище — игра света, воды, песка завораживает и ведет к появлению деревянной куклы. Или в спектакле “On/off” в ход идут электрические лампочки. Папа-лампочка, мама-лампочка и их ребенок — тоже лампочка в финале зажигают (в прямом смысле слова) на дне рождения. Современный танец, оказывается, тоже понятен малышне, если при этом танцоры умело используют много бумаги. Да, удержать внимание такой публики очень сложно.
Эту опасную игру в театр для самых маленьких в Болонье затеяли 24 года назад. Поводом стала просьба одной воспитательницы детского сада сделать что-нибудь простенькое, театральное для ее подопечных. Отнеслись легкомысленно — подумаешь, мелюзга. А когда начали, отступать было поздно — с тех пор здесь прописался театр самого маленького размера, оказавшийся самым большим экстримом.
— У нас это называется первый возраст детства: от нуля до трех, — поясняет Валерия Фрабетти. — Такой опыт до нас имелся в Дании, в Швеции, частично во Франции. Потом к нам присоединились другие театры из Европы, и мы даже создали ассоциацию.
— Какие особенности у этого вида театра?
— Для маленьких не так важна техника актера, как для взрослой публики. Для детей самое важное, чтобы актер присутствовал и постоянно был у них перед глазами, даже если это кукольный театр. Поэтому приходится делать спектакли как бы для каждого зрителя в отдельности и одновременно для всех. Ты их не можешь потерять — это то, что нужно всегда помнить.
— Какое максимальное количество “мелких детей” должно быть на спектакле?
— В школах и садах не более 25. А в театре — 60. За годы работы мы поняли, что лучше, когда дети приходят в театр не с родителями, а с педагогами. Они более спокойны, а родители обычно напряжены: вдруг их ребенку не понравится, ребенок будет плохо себя вести — и им станет неудобно за него.
— Максимальное время, которое могут держать такие малыши?
—35—40 минут. Но если спектакль им нравится, могут продержаться и до часа.
— Почему дети у вас сидят на полу, а не на стульях?
— До трех лет на полу — самая удобная поза.
— Вы работаете с психологами? Специалисты корректируют вашу работу?
— Мы работаем с педагогами, знающими психологию детей. И педагоги смотрят, как дети развиваются через театр. У нас нет какой-то специальной схемы сотрудничества, это скорее диалог, в котором все равны. Невозможно было бы создать такой театр, если бы не было контакта с педагогами детских садов. Знаешь, мы все здесь немножко сумасшедшие.
А вот еще один сумасшедший — некий инженер Калдер из спектакля “I giochi dell’ingener Сalder” (“Игры инженера Калдера”). Перед детьми ну совершенно безумец, который из проволоки и железяк создает театр. Артистов, работающих с предметами, в Европе хватает, но здесь особый случай. Как будто на сцене и не артист вовсе, а инженер Гарин, изобретающий свой гиперболоид. Разница в том, что Калдер все делает настолько потешно и отчаянно, что все счастливы. Даже нет конкретного сюжета, а глаз не оторвать, как он скручивает, сваривает, сколачивает свой особый мир. Кстати, даже сварочный аппарат идет в ход — и холодные огненные брызги летят под ноги зрителям, а те радостно визжат, поджимая коленки. Когда он кланяется, видно, что вся рубашка сзади мокрая, хоть выжимай.
Как потом я узнала, актер этот — техник, известный дизайнер в Италии. Вообще законы, по которым живет этот необычный театр, больше напоминают коммуну. Актеры могут стать сопровождающими детей, работать с техникой, во время фестиваля гостям разносить еду. Никто не чинится, не качает права относительно собственного статуса. Студийные замашки только делают честь профессиональной труппе. Просто у каждого несколько лет назад было право выбора — принять такие правила игры или уйти. Например, сама Валерия получила образование врача-кардиолога и наверняка преуспела бы на этом поприще. Но она выбрала театр для самых маленьких, так же как и ее брат Роберто. Тот самый большой мужчина, в руках которого игрушечные предметы кажутся совсем лилипутскими.
Последнее наблюдение — после спектакля совсем не обязательно уходить из театра. Во-первых, можно зайти на сцену и все там потрогать. На детей никто не повышает голос, в том числе и педагоги. В крайнем случае плачущего малыша просто тихонечко заберут и вынесут на руках из зала. Успокоят и вернут на место. Случайно или нет, не знаю, но все артисты для детей работают босиком.
Но ничего случайного не бывает. Во всяком случае, театр “Тестони рагаци” расположен дверь в дверь с большим храмом, который называется Святое Сердце. Кстати, название театра переводится как “Упертые ребята”.
Болонья—Москва.
