В российский прокат в один день вышли два фильма: «Географ глобус пропил» режиссера Александра Велединского и «Жизнь Адель» режиссера Абделатифа Кешиша. Оба — победители главных кинофестивалей: в России («Кинотавр») и в мире (Канны) соответственно. И оба по-своему раскрывают одну и ту же идею, хотя на первый взгляд между фильмами нет ничего общего.
«Жизнь Адель» — раскованная мелодрама с щедрыми на детали превратностями любви: от поцелуя до постели, от свидания до семейного ужина с родителями, от мимолетной первой встречи до тяжелого разрыва.
«Географ» — трагикомичная одиссея учителя и его учеников по бурным горным рекам: подальше от людей и поближе к природе.
Француз Кешиш любуется юным созданием — семнадцатилетней Адель (актриса Адель Экзаркопулос), которая сначала мечтает, потом становится учителем младших классов.
Наш Велединский выводит образ Виктора Служкина (актер Константин Хабенский), пьющего мужчины хорошо за сорок, который идет в школу географом от безысходности.
Первый рассказывает о духовной и телесной связи двух девушек, которые живут в современном Париже, где однополые браки разрешены.
Второй — о платонической любви взрослого мужчины (которого дома ждут нелюбимая жена и любимая дочь) и старшеклассницы в Перми. Во времена, когда для Государственной думы нет ничего важнее нравственного здоровья детей.
Адель — дитя своего времени. Ее жизнь — неутолимая жажда нового.
Служкин — персонаж, выпавший из времени давным-давно. Все вокруг от него чего-то ждут: нормальной работы, учебного плана, инициативы. А ему хочется, чтобы его оставили в покое.
Но что объединяет таких разных героев — они оба по-настоящему свободны. Хотя свобода и дается им разной ценой.
Адель дышит ею как воздухом.
Служкин цепляется за нее изо всех сил.
Свобода Адель — в ее открытости миру.
Служкин для мира совершенно закрыт. Его политика — невмешательство. А ответ на все вопросы — бутылка водки. Только она ему и помогает: где надо — стерпеть, где надо — вовремя смыться. В общем, выжить. И остаться собой.
Адель по-настоящему начнет взрослеть после того, как столкнется с болью разрыва.
Служкин очнется от оцепенения после коллективной пощечины, которую ему отвесят жена, лучший друг и люди вокруг. «Географ глобус пропил!» — кричат учителю совсем зарвавшиеся ученики. И это издевательство запускает в его душе восстановительный процесс. Будит забытые желания и инстинкты. Так он оказывается на маленьком плоту посреди бурной горной реки в компании отборных сорванцов из своего класса.
Служкин, родись он в другой стране, вернулся бы из похода другим человеком. Но свобода в России совсем иного свойства. Эта жена никогда его не бросит. Этот город никогда его не покинет. Герой, придуманный писателем Алексеем Ивановым в конце 1990-х, кажется, так и застрял на рубеже веков. Сохранил свободолюбие юности, но растерял бунтарский задор. Бутылка водки ему милее гражданских инициатив и протестов. С ней понятнее. И честнее.
Кешиш и Велединский наглядно демонстрируют: человек может оставаться свободным в любом государстве. Даже если ты безработный, от которого ушла жена, или, допустим, политический активист, отбывающий наказание в колонии. Так же как в любом обществе можно почувствовать себя несчастным, даже если ты красивая девушка и впереди у тебя вся жизнь.
А вот как понять, что было первое: курица или яйцо, гражданское общество или готовность каждого бороться за свои права, социальная несправедливость или политическая апатия?
Француженка Адель вряд ли когда-то вообще об этом задумается.
В «Географе» же — как минимум один персонаж, которого этот вопрос скоро коснется. Это Маша Большакова (актриса Анфиса Черных) — объект платонической любви Служкина.
С географом все ясно: живи еще хоть четверть века — все будет так. А вот борьба Маши за свободу только начинается.
И вопреки возрастному ограничению 18+ и закону о запрете гомосексуальной пропаганды среди несовершеннолетних хочется пожелать ей, русской старшекласснице, выбрать для похода в кино на выходные не «Географа», который пропил глобус (фильм, безусловно, достойный), а все-таки «Жизнь Адель».
Чтобы к сорока годам свобода не умещалась в бутылку водки.