Сегодня в Театре оперетты состоится очередная церемония вручения кинопремии “Ника”. Накануне “МК” встретился с организатором премии — Юлием Гусманом. Вот уже много лет Юлий Соломонович бессменно ведет праздничную церемонию. Кто-то даже говорит, что на “Нику” стоит идти хотя бы ради его, Гусмана, шуток.
— Юлий Соломонович, а вы всегда такой весельчак и балагур?
— Если не смеяться, можно с ума сойти от трудностей жизни.
— Говорите это как дипломированный психиатр?
— Психиатрия научила меня разбираться в людях и защищаться от уныния. Вот в американских фильмах шутят над психотерапевтами, у которых пациенты несут ахинею, лежа на кушетках. На самом деле людям важно кому-то исповедаться, поговорить. И развитие, например, “живых журналов” в интернете — тоже защита от одиночества для современного человека. Раньше мы сидели на кухнях, в гости ходили…
— Теперь не ходим, потому что постарели?
— Я поставил спектакль “Человек из Ламанчи” с великим актером Владимиром Зельдиным, когда ему было 88 лет. А сейчас ставим с ним спектакль “Танцы с учителем” к его 95-летнему юбилею. Потому что Владимир Зельдин молод душой, как ни банально это звучит. А в гости мы ходили, потому что все были бедными и равными. Моя семья по нынешним понятиям была нищей. Причем папа — профессор, врач. Мама — профессор, специалист по английскому языку. А жили мы в коммунальной квартире, в старом доме, где туалет был на лестничной площадке. Мама говорила папе: “Ты лечишь всех главных людей в республике. Почему ты не скажешь про наше положение?” И папа отвечал почти по Булгакову, которого тогда еще не читал: “Они же наверняка знают. Сами придут и все дадут”. Не пришли и не дали. Да и бог с ними. Зато у нас каждую субботу собирался цвет города Баку — выдающиеся умы, острословы, музыканты, врачи, архитекторы.
— Теперь другие радости: можно мир посмотреть.
— Знаешь, как в советские времена за границу ездили? В 1964 году нашу молодежную делегацию готовили к поездке в Англию. Пять дней лекции читали об ужасах, которые нас там ждут. В гостиницах все прослушивается, так что разговаривайте, включив воду. По городу ходить по пять человек. Не обращаться к полицейскому — арестуют и заставят изменить родине. И ни в коем случае не ходить на порнографический фильм “Клеопатра”! Уже в Лондоне нас привезли в советское посольство на последний инструктаж. Общался с нами советник посла: “Значит, так, ребята. У нас с Англией сейчас замечательные отношения. Ни в коем случае не играйте в шпионов, вы не ядерные физики, вас не украдут. Никто здесь, кроме наших соотечественников, впятером не ходит. Если вдруг заблудитесь, обращайтесь к полицейскому — он довезет до гостиницы. И обязательно пойдите посмотреть фильм “Клеопатра”. Где же еще вы увидите голую грудь Элизабет Тейлор?”
— Денег у вас, конечно, было в обрез?
— Тридцать восемь долларов на неделю. А в Швеции, помню, вообще было пять крон на все радости. Там как раз были гастроли “Битлз”. Я от них шалел, просто умирал. Билеты на концерт по пять крон. Мне нужно купить подарки маме, папе, брату, соседям, друзьям. На “Битлз” я так и не пошел и до сегодняшнего дня об этом жалею.
— Вы в Америке ставили мюзикл “Дракон” в 1989 году, когда почти никто из наших граждан в Штаты не ездил. Сильное было впечатление?
— Я в Далласе, разъезжаю на “Кадиллаке” цвета шампань. До этого только на “Жигуленке” ездил. Роскошно оборудованный театр. Ставлю спектакль с классными актерами. В перерывах пью газированную воду “Доктор Пеппер”, ем вкусные сэндвичи, курю “Мальборо” с ментолом — роскошь для советского человека. Выхожу из театра — напротив лучший отель, в котором живут техасские миллионеры, разъезжающие на “Роллс-Ройсах”. И я, простой бакинский паренек, чувствую себя как в кино из жизни миллиардеров. Проходит неделя. Я работаю с утра до ночи. В театре проблемы: меч Ланцелота не готов, концертмейстер заболел, осветитель лажает. И вот я выхожу на крыльцо театра, жру опротивевший сэндвич, запивая надоевшим “Доктором Пеппером”, сигарета меня душит. У отеля напротив стоят какие-то придурки. И тут я понял: не в деньгах счастье. Можно быть счастливым в бакинском ТЮЗе и мучиться в прекрасном американском театре. Мог бы и раньше догадаться.
— Как вы, специалист по мюзиклам, относитесь к фильму “Стиляги”, у которого семь номинаций на “Нику”?
— Все фильмы, которые номинированы, мне интересны, поэтому “Стиляг” я бы не стал выделять. Соревнование в этом году жесткое как никогда. Много очень сильных картин. “Исчезнувшая империя” Шахназарова не похожа на “Пленного” Алексея Учителя. Хорош и “Обитаемый остров”, не говоря уже о “Бумажном солдате”. Мне очень нравится разруганный критиками “Адмирал”. Интересны “Шультес” Бакурадзе и картина Гай-Германики “Все умрут, а я останусь”. А к “Стилягам” у меня особое отношение. Я сорок лет ставил мюзиклы. Пересмотрел все бродвейские шедевры и считаю себя в этом деле специалистом. К тому же время стиляг очень хорошо помню: я был из тех, кто с ними боролся. Правда, не так жестко, как показано в фильме.
— Расскажите, как “Ника” возникла.
— Был 1987 год. (Смеется.) Эпическое начало, правда? Время демократии, свободы, радостных надежд. Я в то время жил в Баку, а когда приезжал в Москву, меня вовлекали в работу Дома кино. Вот тогда я и придумал профессиональный приз Союза кинематографистов. В союзе мне сказали: “Замечательная идея! Но денег нет”. Мы с Андреем Плаховым поехали к Сергею Микульскому и нашли валявшуюся где-то в углу медную статуэтку, такую килограммовую бандуру. Потом был конкурс на название приза. Самый лучший вариант был “Крылья Советов”. Это не прошло, и я придумал Нику, богиню победы. На первую церемонию еле заполнили зал Дома кино, позвав друзей и родственников. Ну а на следующий год начался бум. “Нике” в этом году двадцать два исполняется.
— Вы ее задумали как русский “Оскар”?
— Никто из нас в ту пору церемонию “Оскара” не видел, ее по телевизору не показывали. Так что мы сами открывали дифференциальное исчисление и таблицу Менделеева. Между прочим, учредителем “Ники” является Союз кинематографистов, а не группа “физических лиц”, как говорят наши дорогие оппоненты. И нам хотелось, чтобы “Ника” была без пафоса и патетики. В Доме кино нет нормальной сцены, масштабного шоу не развернешь. Соревноваться с “Оскаром” и его многомиллионным бюджетом бесполезно. Зато у нас “Современник”, Любимов, Высоцкий, Окуджава, Жванецкий, КВН, потрясающая традиция капустников. Этого ни у кого в мире нет.
— А сколько времени занимает подготовка к “Нике”?
— Пять месяцев идет конкурс, в несколько этапов. Все честно, прозрачно, справедливо. И очень тщательно готовится сама церемония, продумывается до мелочей. Потому что нет возможности репетировать — всего один день у нас на это. В этом году мы сменили адрес, церемония пройдет в Театре оперетты. Устроим праздник всем назло под названием “На балу у графа Монте-Кризиса”.
— По вашей академии кризис ударил?
— “Ника” сейчас практически без денег, многие сотрудники получают зарплату с опозданием. Да, поначалу все это держалось исключительно на энтузиазме. Сейчас вернулись к тому же. Но даже если ничего не наладится и станет хуже, мы из фольги сделаем “Нику” и будем вручать в заводском клубе. Знаешь, какое счастье, когда великие люди нашего кино получают “Нику” и гордятся этим? Или когда Алексей Герман-младший, принимая в Венеции “Серебряного льва”, говорит: “А наша “Ника” потяжелей будет…”
