Одна из книг Николая Жданова-Луценко называется "Аристократизм букв". В университете он изучал японский язык и стал хорошим каллиграфом, чтобы выводить изысканные иероглифы. В архивных раскопках он обнаружил подтверждение рассказам бабушки о родословной дворянской семьи, к которой принадлежит. В 90-м году Николай написал "Белогвардейскую тетрадь", а потом на восемь лет замолчал. В 98-м году потерял работу, подошел к пересмотру ценностей, в личной жизни его "кинули". И тогда опять пошли стихи — разговор с самим собой. Сейчас Николай Иванович — научный сотрудник Института стран Азии и Африки при МГУ. Очень любит Лермонтова за драматизм и нерв поэтического высказывания. САМОАНАЛИЗ Я босиком души поэта Иду по битому стеклу. И память, донага раздета, Все ищет свет сквозь жизни мглу. Доверчивость моей натуры Мне не дает раскрыть обман. Судьба, жена и пуля — дуры, Слова — предательский туман. Я в жизни, в первой половине, Не знал страданий и вражды. И только где-то к середине Вкусил все тяготы нужды. Декоративное растенье, Я обречен средь сорняков На увяданье и смятенье. И на злорадство дураков. Мы все нечаянно попались На удочку дешевой лжи. Мой образный самоанализ — Самопознанья чертежи. ДЕРЕВЬЯ Дивизия сосен вцепилась ногами в песок, Их мачты без паруса гнет фиолетовый ветер. Закатный багрянец ворвался под каску в висок И кровью забрызгал уже угасающий вечер. Без стона упал ураганом подкошенный дуб И корни задрал сапогами, месившими глину, И руки ветвей распростерши, безжизненный труп Увядшей листвы подстелил гимнастерку под спину. Над ним зарыдали дрожащие плечи осин, И ели в иголки попрятали скорбные лица. От капель запекшихся ягод печальных рябин Рябые березы дождем не сумели отмыться. Болото прочавкало текст поминальных молитв, Лягушка упала гранатой в зеленую тину. И клен — очевидец немой разыгравшихся битв — Прикрыл по-канадски листом муравейника мину. Не помню, в каком мне привиделось это бреду: Я вышел из леса к финифти ажурной беседки. А рядом в забытом, заброшенном всеми саду Повесилось яблоко молча на тоненькой ветке. ФРЕЙДИЗМ Загорелое тело стола Намечает на радость сближенья, Чтобы вспыхнуть бумага могла От духовного сверхнапряженья. Мускулистый лежит карандаш, Как фаллический символ потенций, И сознания мой патронташ Полон гильз стихотворных сентенций. Надо с мыслей одежды сорвать, Пусть блеснут наготой своей плоти И сольются со словом, чтоб стать Монументом стиху в позолоте. Умолчите, ханжи и слепцы, Для поэзии нету запретов. Мы же не импотенты-скопцы, Чтоб смотреть передачи "про это". "Если б мы, что хотели, могли", — Мой любимый психолог вздыхает. Не приснилось такое Дали, Зигмунд Фрейд-старичок отдыхает...
