Я и представить не мог, что он такой душевный. Встретил как долгожданного гостя, задарил книжками, дисками. Чаем напоил, за жизнь спросил. Одно за другим стихи читал: “Нет, ты послушай, какие строки!” Время идет, а еще надо вопрос какой-никакой задать. Повод, кстати, хороший — юбилей у поэта на носу. 65 лет, согласитесь, не каждый день случается.
А еще всего за несколько дней до дня рождения Илье Резнику дали “народного артиста”. Опять же это его беспокоит: “Костя, как ты думаешь, мне в афише указывать заслуженного или уже можно народного писать?” И затянулись бы эти посиделки, если бы не взял я ситуацию в свои руки...
— Илья Рахмиелович, 65 — дата обязывающая или все еще только впереди?
— Обязывающая только к тому, что нужно еще работать и работать. Если честно, этой “страшной” даты я пока не ощущаю. Чехов, вспомни, умер в 46 лет. Я ведь по молодости лет думал: да ведь он уже был пожилым человеком! Сегодня я в этом не уверен... Если бы раньше меня спросили, что было бы со мной в 65 лет, я бы автоматически представил себя глубоким стариком...
— С тросточкой?
— Бог его знает, может быть, и с тросточкой. Кстати, на последнем приеме в Кремле ко мне подошел Сергей Владимирович Михалков и говорит: “Илья, ты меня на 25 лет младше. Совсем еще молодой”. Тоже пример контраста: рядом с Михалковым я действительно чувствую себя юношей. Возраст все-таки дело очень личное и очень относительное.
— С какими выводами о жизни встречаете юбилей?
— Часто думаю: какой же ты, Илья, был идиот, какой ты был доверчивый. Смотришь записную книжку и думаешь: этот меня обманул, этот подвел. Оказывается, очень мало людей, которым сегодня можно верить, на которых можно положиться. Может быть, мне просто не везет?! Может быть, я очень доверчивый, очень близко подпускаю авантюрного плана людей? Вот, к примеру, тот же Раймонд, он как стена — близко никого не подпустит. Я ему в этом смысле даже завидую.
— Я видел афишу вашего юбилейного вечера, там нет моего любимого Валерия Леонтьева...
— Он один раз отказался участвовать в моем концерте, с тех пор я его больше об этом не просил. А концерт этот своего рода эмоциональный допинг. Специально для вечера в Кремле я написал много новых песен. Кобзону написал песню, Вайкуле — “О, Марианна” называется. Новые песни будет петь Гвердцители. Казарновской на музыку Чайковского я написал песню “Мольба”. Коле Баскову — на музыку Огиньского и на музыку Рахманинова...
— Басков — молодой артист, но уже с претензией заявивший о себе. Не слишком быстро он поднялся?
— Быстро подняться — это настоящее счастье. Я, например, очень долго шел к успеху, а это, поверь мне, мучительно. Я рад и за Киркорова, который у меня 15 лет тому назад, на моем 50-летии в “России”, вышел первым номером и спел две моих песни. И с тех пор держит планку “первого номера”. Кстати, там же он с Аллой и познакомился.
— Лет шесть тому назад вы пытались раскрутить Анжелу, потом еще кого-то, однако отдачи от этого не видно!
— Я не занимаюсь продюсированием. Если продюсер вроде Айзеншписа получает энное количество денег, он, естественно, сможет за 80 тысяч долларов снять красивый, эффектный клип. Но это не настоящее продюсерство! Я понимаю еще, когда, например, Фридлянд рискует своими вложенными в артиста деньгами. Вот он — продюсер! А единственное, что я могу, — это написать хороший репертуар. Кому бы из начинающих я ни писал, мне не стыдно ни за одну строчку. Но я же не олигарх, я не могу покупать им (как не мог покупать и Анжеле) эфиры. Я могу по мере возможности вставить две песни в свой диск или взять исполнителя в какую-то поездку. Все. Дальше зависит от желания: хочешь — сможешь, нет — извини.
— Вы когда-то сказали: “Молодым я пишу бесплатно, а звездам — за деньги...”
— Извини, Костя, я не хочу на эту тему говорить.
— Лет пять-шесть тому назад в прессе прошла информация: “Илья Резник уходит из шоу-бизнеса”. Вы уже ушли или еще не до конца?
— Шоу-бизнес подразумевает бизнес. А у меня бизнеса никогда не было. Сейчас просто по случаю юбилея я написал новую серию песен для старых друзей. Но это все подарки — бесплатно. Правда, скоро я буду выступать как продюсер в 25-серийном фильме. Концепция уже одобрена. Это будет очень серьезный проект. Но пока секрет... Еще делаю спектакль для детей. Музыка замечательная — Юрия Мочмана и Евгения Ширяева. А еще у меня много неизданных детских книг. Банально нет на это средств. Лежит поэма “Паша-Дуняша”, баллада “О датском пирожке”, поэма “Английский лорд”. Еще поэму о различных родах войск написал — “Где служить”, к ней имеются замечательные иллюстрации. Но нет у меня государственной поддержки, даже от Комитета по печати нет гранда.
— Вы же прекрасно понимаете: на детях деньги не сделаешь. Сами же говорите: не прибыльное это занятие.
— Зато они чище, невиннее... В 69-м году я выпустил первую детскую книгу, а сейчас вышло еще десять. Мне интересно импровизировать, фантазировать, видеть их улыбки. Я и в Кремле выйду на сцену с детьми, мы будем петь “Город детства”, потом они будут петь попурри на темы моих песен.
— Такое трепетное отношение к чужим детям, а как поживают свои?
— Старший мой сын, Максим, — руководитель пресс-службы общества “Динамо” и мой соавтор. Мы вместе написали книгу “Алла Пугачева и другие”, сейчас вместе хотим сделать детский спектакль “Золушка в королевстве грез”. Любовь Казарновская, кстати, будет там играть роль феи, Максим будет музыкальным руководителем, а я выступлю как автор всех поэтических номеров. Дочь Алиса сейчас в Берлине заканчивает университет, искусствоведческий факультет. Женя в юридической академии учится, а Артур в школу ходит, ему всего 13 лет.
— Все дети себя уже нашли?
— Максим, я уверен, себя нашел, остальные найдут. Они способные ребята.
— Главный критик вашей работы — жена?
— Нет. Главный критик — это люди. Самое дорогое в оценке моей работы — это когда подходят прохожие на улице, здороваются и молча идут дальше... А жена у меня живет в Америке... И давайте не будем затрагивать эту тему...
— Тогда давайте о том, что вы почти не появляетесь на людях. Эту тему все любят обсуждать, рассказывать, какие они не тусовщики, как не любят журналистов...
— За все время, что я работаю, ни одной статьи в прессе с анализом моих книг так и не вышло. Зато вот “Комсомолка” написала, что “если хотите увидеть Резника в красных носках, приходите на тусовку...”. Я вообще красный цвет ненавижу. С потолка взяли... В итоге я перестал ходить на презентации. Если у кого-то юбилей, я зайду поздравить — и все. Журналистов интересует только цвет носков, к сожалению. Зато вот очень хороший писатель Игорь Минутка написал книгу “Маэстро Илья Резник и все о поэзии”. Это и есть первый настоящий анализ моей жизни именно по ипостасям: и о блокаде, и о ленинградском детстве, и о школе, и о театральном институте. Резник в этой книге и автор песенной поэзии, и автор сонетов, и сатирик, и издатель, и детский автор, и автор народной поэмы.
— Как вам новая песня Пугачевой “Живи спокойно, страна!”? Спрашиваю, зная вашу дружбу-любовь к АБ!
— Я видел кусок передачи, где Алла говорит, что “эта песня относится к каждому из нас”. Алла говорит, что ей принесли песню авторы и попросили спеть. А ты сам, Костя, как относишься к этой композиции?
— Мне кажется, что это чересчур...
— А я вот воздержусь от комментариев. Договорились?
— А вы можете писать молодежным кумирам?
— Конечно могу. В свое время ребята из “А-Студио” пришли ко мне и говорят: нам поэт написал десять песен, мы ему заплатили большие деньги, теперь хотим все это выбросить и заказать вам. Я написал им элегантную, хорошую программу.
— А как вам Земфира?
— Раньше было неприятие, сейчас прислушиваюсь, на общем фоне она мне кажется мыслящим человеком, чувственным. Она женщина со своей позицией. Другое дело, что, может быть, у ее песен стихи корявые: много ужасающих огрехов, корявого русского языка, от которого меня просто выворачивает.
— А группа “Тату”?
— В них есть какая-то энергетика, они мне даже... нравятся. В них есть эдакая подростковость, скрытая сексуальность, есть манок — иди сюда, есть необычность двух персоналий и энергичная музыка. Чем талантливее, тем неоднозначнее. И тем не менее я консерватор. Я за то, чтобы было чувство, сопереживание. Чтобы были песни, приходящие надолго...
— Вы разбираетесь в психологии?
— Если бы я был психологом, я бы не сделал столько ошибок. Я бы не допустил к себе столько случайных людей. К сожалению, я очень доверчивый, наивный — и это мой недостаток.
— В чем эта самая доверчивость проявляется?
— Я втягиваюсь в какие-то непонятные проекты, а потом понимаю, что это на самом деле афера. Но время прошло, твоим именем попользовались. Но лично за свои поступки мне не стыдно. И вообще я никогда не шел на компромиссы. Я не писал, к примеру, для партии, правительства, никогда не продавался. А то, что сейчас нынешняя власть ко мне хорошо относится и я к ней хорошо отношусь, наверное, потому...
— ...что вы из Питера...
— Не поэтому. Потому что это люди, с которыми мне интересно. Я глубоко уважаю своего президента. Это человек слова. Я помню, как-то выступал перед ветеранами, и там был Владимир Владимирович. И мне пришла идея сделать книгу памяти о ветеранах — поэтически-документальную книгу “Служить России”. Я говорю: “Владимир Владимирович, напишете предисловие?” Он: “Напишу”. И написал. У нас впервые в России такой лидер, который держит свое слово. Надо беречь его.
— То есть, получается, политикой вы интересуетесь?
— Интересуюсь. Даже очень.
— И что же вас в ней привлекает?
— Драматургия.
— А вам не кажется, что это тот же шоу-бизнес?
— Наверное, вся жизнь — театр. Но это интересно. Столкновение характеров, течений, интриг. То есть читаешь как интересный роман. Дружу ли с политиками? Нет, у меня есть с некоторыми приятельские отношения, но дружбы нет.
— Бессонница пока не мучает?
— Бессонница... есть! Я просыпаюсь в четыре часа ночи, а в голове продолжает звучать музыка. Просыпаюсь с мыслю: нужно тут исправить, тут дописать. Сейчас с тобой разговариваю, а сам думаю: одну строчку для Кобзона нужно изменить. Вся палитра, весь мирской оркестр, все время в себе. Очень интересный процесс! Кладешь перед собой чистый лист и говоришь: Боженька, дай мне чего-нибудь, пошли мне что-нибудь. И посылает.
— Все мечты уже осуществились?
— Я мечтал в кино сниматься. Кроме эпизода в фильме “Принц Флоризель” и сорока фильмов, к которым я написал песни, я так в кино и не выразился. Может быть, в кинопроекте, который скоро буду продюсировать, выберу себе какую-нибудь роль. Хотя бы второго плана.
— Вам бы очень подошла роль дона Корлеоне...
— Да, точно! Слушай, Костя, отличная идея. Спасибо!
— Вы в быту неприхотливы?
— Абсолютно.
— Гурман?
— Люблю поесть, но не готовить! Сейчас, правда, стараюсь сдерживать себя и даже похудел на 5 килограммов.
— Чтобы в 65 выглядеть на все сто процентов?
— Нет, просто чтобы чувствовать себя легче.
— Вы еще чувствуете себя способным обвораживать?
— Конечно, я же не глубокий старик. Если поэт потерял интерес к женщинам в жизни, он уже не поэт. Он уже стихотворец, теоретик, но не поэт. Конечно, обязательно должно быть чувство влюбленности, чтобы передать его миллионам. Или ты должен быть прекрасным актером, чтобы уметь всех обманывать.
