“Пожалуйста, пусть моей дочке вернут имя, — молодая женщина готова разрыдаться в телефонную трубку. — В первом свидетельстве о рождении мы записали ее Аленой. Затем переименовали в Марту. Третий раз — в Елену. Крестили дочь тоже дважды: Еленой и Марией. Хотя на самом деле она у нас все-таки Марта, и мы хотим ее так называть, а бездушные чиновники не разрешают...”
В новом Семейном кодексе РФ не оговорено, сколько раз можно изменить имя ребенку. Предполагается, что родители пойдут на такой шаг только в исключительных обстоятельствах. “Дело” 9-летней Марты Астафуровой — единственный случай в России, когда мать четвертый раз официально просит переписать детские метрики.
У Алены-Елены-Марии-Марты — голубые глаза. Под глазами — черные тени.
— Я хочу быть только Мартухой, — нежный взгляд в мамину сторону. — Я написала заявление с просьбой не ломать мне жизнь, а в управе его не приняли. Предложили вместо моего родного имени билеты на два лица на кремлевскую елку. Но так нечестно!
“Билет на елку — вот и вся помощь, которую матери-одиночке оказали за десять лет!” — возмущается Ирина. Видно, что эти двое любят друг друга.
— Я боюсь, что из-за имени меня теперь отнимут у мамы, — доверительно шепчет девочка. — Я не хочу ходить в школу. Вдруг меня оттуда заберут в детдом?
— И все же зачем такая морока? — интересуюсь у Ирины. — Не проще ли дождаться 14 лет, и пусть тогда девочка записывает себя в паспорт как хочет!
— Для того чтобы понять, почему я так настаиваю, чтобы дочку звали Марта, я должна рассказать вам всю свою жизнь. От шестнадцати лет и до сегодняшнего дня. Вы готовы?
* * *
“В 16 лет я завела собаку, потому что меня не понимали родители”, — начала свою исповедь Ирина. Стопка потрепанных девичьих дневников — ее единственных верных друзей — лежит передо мной на столе. 1993 год, 94-й, 95-й…
Автора первых дневников еще зовут Ирина Тюрина.
Все записи того периода посвящены практически одному человеку — отцу Ирины.
— Папа никогда не называл меня дочкой: жердь, дармоедка, дрянь или вообще матом. В начале первого дневника я выписала список “кличек”, с помощью которых он со мной общался. Придет с работы и, если посуда грязная в раковине, разобьет тарелки о мою голову. Я не понимала, за что ко мне такое отношение. В ответ я, девчонка, молила о его смерти. Тогда же пообещала себе: закончу школу и уйду из этого дома, начну новую счастливую жизнь. На коленях отец приползет — не прощу…
Но в одиннадцатом классе у Ирины обнаружили тяжелое сердечное заболевание, которое с возрастом только усугублялось. Занятия собаководством, прогулки с мальчишками, учеба отошли на второй план.
В 18 лет девушка влюбилась. Смешно: милицейскому кобелю требовалась четвероногая подружка. А у Ирины оказалась как раз подходящая мохнатая невеста. Хозяином “жениха” был 27-летний “работник Петровки” Андрей Астафуров. “Искала ухажера своей собаке, а нашла — себе”, — усмехается Ирина. Но связывать себя узами законного брака Андрей не торопился. Даже когда узнал, что любимая беременна.
— Я была неиспорченная девчонка. Гинеколог просит: “Пригласите отца!” Я потащила в консультацию своего папашу, даже не подумав, что хотят видеть отца ребенка, — улыбается Ирина. — Я думала, он меня убьет. Но отец неожиданно обрадовался. Я не могла понять, в чем здесь дело, и только много лет спустя, перед его смертью, узнала правду. У отца на стороне была другая женщина. Он обожал незаконную младшую дочку, похожую на меня как две капли воды. Любовь к ней превратилась в ненависть ко мне.
“Андрей пошел на свидание к другой девушке. Но ты, Ирочка, не волнуйся, в твоем положении нельзя нервничать”, — услышала Ирина по телефону от несостоявшейся свекрови и медленно сползла на пол.
Очнулась она уже в больнице 30 марта 1994 года. Посередине живота — шов от кесарева. Роды начались на два месяца раньше срока. Воды отошли, а семимесячный плод, лежавший поперек, не успел перевернуться.
Все в ее жизни шло наперекосяк.
* * *
Бледная Иринина тень в окне 68-го роддома. Грязный снежок в окошко. Скомканный лист записки от Андрея: “Ирина с пузюлькой, любимая, давай забудем ссоры”. После выписки Ирина переехала к родителям гражданского мужа. Но вытерпела там всего три дня.
Бросив в сумку вещи, она с грудным младенцем уехала к себе. Андрей ее не остановил. Дома расстроенная молодая мать свалилась в родильной горячке. Дочка — крохотный недоношенный комочек в платке из козьего пуха, обложенный теплыми грелками, — оставалась безымянной.
— Только спустя месяц, 29 апреля, взяла у больной Ирины нотариально заверенную доверенность, что она не против, чтобы именно я назвала свою внучку, — вспоминает бабушка Марты. — Я подумала: хорошая шоколадка “Аленка”, и малышка на картинке симпатичная. Пусть моя внучка такой же вырастет — запишу ее Аленой.
— Назло Андрею, который считал, что меня с ребенком никто не возьмет, я поклялась: выскочу замуж за первого встречного, — объясняет Ирина. — У моего избранника была жуткая фамилия Вошкин, мы встречались совсем немного, но это меня не остановило. Честно говоря, на Вошкина мне было наплевать. Жить с ним я не собиралась. Выхожу из загса, в белом свадебном платье, с цветами в волосах, и тут только до меня доходит: что же я наделала? Такая тоска…
Через полтора месяца пьяный и влюбленный Вошкин из-за неприступности Ирины решил покончить с собой, напился таблеток и загремел в психушку.
— Сумасшедший парень! Я ведь ему объяснила, что выхожу замуж на спор, но он почему-то обиделся, — огорченно вздыхает Ирина. — Я, конечно, не взяла дурацкую его фамилию и ребенка липовому “муженьку” не дала удочерить, хоть он и предлагал. Но тут дочка стала подрастать и задавать странные вопросы: где наш папа и почему мы с ней носим фамилию бабушки с дедушкой — Тюрины? Тогда я поменяла себе и ей фамилию на произвольную — Ниточкина.
В 96-м году Ирина впервые пишет заявление о смене не только фамилии, но и имени девочки.
— Ведь это же был не мой личный выбор, а моей матери. А мне не хотелось звать дочку Аленкой, — утверждает Ирина. Органы опеки в этом желании заявительнице не препятствовали.
Так Алена Тюрина стала Мартой Ниточкиной. Тогда же ее перекрестили с Елены на Марию. Имени Марта в святцах не было. Крестных для девочки тоже пригласили новых. Не тех, что присутствовали несколько лет назад на первом таинстве. “Батюшка нам лично разрешил повторное крещение”, — клянется Ирина.
Новое имя для дочери одновременно означало и новую жизнь для самой Ирины. “Сумасшедший” Вошкин, как вскоре выяснилось, залез в большие долги. Своим кредиторам он называл домашний адрес несостоявшейся жены — видимо, чтобы ей насолить.
Однажды с требованием вернуть деньги в гости к Ирине заглянул Александр Башмаков, ее новая, настоящая любовь.
— Саша сразу все понял про мою жизнь и пообещал, что никому не даст меня в обиду. Он заменил Марте родного отца…
* * *
Невеста с опухшими от слез глазами, в ядовитом зеленом костюме. На голове вместо фаты дешевая пластмассовая диадемка. Словно в тон этому странному венчальному туалету в тусклый травяной цвет покрашены и стены тюремного “загса”.
“Лицом к стене. Ноги на ширину плеч. Руки за голову” — надзиратели вводят в комнату арестованного жениха. Железные браслеты щелкают на его запястьях — их разрешают снять лишь во время церемонии. Иначе как жених наденет невесте обручальное колечко? “Согласны ли вы, Ирина Ниточкина, выйти замуж за Александра Башмакова?” — “Да…”
— Сашу арестовали за сбыт наркотиков. Но я уверена, что его подставили, — говорит Ирина. — После этого все в нашей жизни снова пошло не так. Я получила развод и согласилась расписаться с Сашей в тюрьме. Первой брачной ночи у нас с Сашей толком не было. Приехав на свадьбу, я должна была привезти в зэковский общак продукты, чтобы его сокамерники тоже отпраздновали наше бракосочетание. Но я не знала об этих порядках и поэтому приехала пустая. За это Сашу избили, жестоко, по голове. Он тронулся после этого… У него какой-то особый мир открылся, способности к рисованию, вселенское спокойствие — короче, совершенно съехала крыша...
“Дорогая Ира, когда я выйду на свободу, у нас с тобой наладится жизнь”, — регулярно присылает Саша любимой по почте поэмы с фантастическими рисунками на клетчатых тетрадочных полях.
— Не знаю, на что он надеется. Таким, какой он стал, мне Саша не нужен, — рассуждает Ирина, поглаживая дочку по белокурой головке.
В 2000 году она снова поменяла фамилию, стала Ириной Астафуровой — в память о первой любви. А в 2001-м обратилась в загс с просьбой третий раз переписать имя дочери: теперь уже с Марты на Елену. Дескать, свекровь — мать Саши — хочет устроить девочку в православную школу, но туда ее под католическим именем не принимают.
Ирине разрешили это сделать в последний раз. Так как частое изменение имени, по мнению специалистов, вносило путаницу в жизнь ребенка. Когда Ирина порвала с Сашей, отношения с его матерью тоже сошли на нет. “Тогда же я поняла, что моя свекровь наделала — снова отняла у дочки ее настоящее имя!”
В очередной раз перекраивать документы у Ирины тогда не было времени и сил. Умирал отец. В страшных муках, от рака легких. В ночь его кончины рядом не оказалось священника. Ира, задыхаясь, бежала в ближнюю от дома церковь, в Вешняки. “Прошу, дочка, верни внучке ее настоящее имя Марта и не меняй его больше, наведи в своей жизни порядок” — таковы, по утверждению Ирины, были его последние слова.
“Мне кажется, что после этих слов я простила отца, — говорит она сейчас. — Теперь я должна исполнить его последнюю волю…”
Из протокола заседания комиссии по охране прав детей:
“…Отказать Астафуровой И.А. разрешении очередного изменения имени. Голосовали единогласно”.
— Я пыталась объяснить им мотивы последней перемены имени, пообещала дать заверенную у нотариуса бумагу, в которой поклянусь, что никогда больше не обращусь к ним с такой просьбой. Бесполезно — они и слушать меня не стали. Оставили дочку Леной, — вздыхает Ирина.
…В этом доме говорят только об именах. Алена? Елена? Марта? “Я Марта! Марта!” — исписывает девочка подставки для учебников и пеналы. Она наотрез отказывается откликаться на Лену. Часто плачет, набирает телефоны опеки, которые выучила наизусть, и просит любого взявшего трубку отдать ей ее имя. Недавно здоровье ребенка ухудшилось, начался сильный сколиоз — искривление позвоночника. “Это из-за того, что имя Лена дочке мешает!” — возмущается Ирина.
Психолог, с которым общалась Ирина, говорит, что если ситуацию не разрулить, то в дальнейшем можно даже ожидать у девочки признаки раздвоения личности. По словам матери, школа тоже представила ходатайство с просьбой изменить девочке имя.
— В районной управе на последнем заседании в сентябре тетеньки меня назвали Ленкой-пенкой, — горюет девочка. — Неужели они не понимают, что я не могу так жить?! Мне плохо, когда меня называют по-другому, не Мартой. Мне приходится всем объяснять, кто я такая на самом деле. Я не хочу, я все равно не стану жить Леной, понимаете?..
Древние верили, что в простом переплетении звуков нашего имени — словно в узоре на ладони — заключен таинственный смысл, понятный немногим. Как ребенка назовете — так он и проживет. Имя младенца тщательно скрывали до его крещения, чтобы “запутать” нечистую силу.
Некоторые до сих пор считают: возьмешь новое имя — обманешь судьбу-злодейку, не повторишь старые ошибки, изменишь свою жизнь…
Вот только к лучшему ли?
КОММЕНТАРИИ СПЕЦИАЛИСТОВ
Сергей Кривошеев, адвокат:
— Перемена имени несовершеннолетнему согласно статье 58 Семейного кодекса РФ производится с разрешения обоих родителей, если они проживают вместе, усыновителя или попечителя. Органы опеки вправе отказать родителям в их просьбе, если причины смены признают несостоятельными. Делается это для блага ребенка — чтобы не травмировать его лишний раз. Отказ можно обжаловать в суде.
Надежда Горбатюк, секретарь комиссии по охране прав детей муниципалитета “Рязанский”:
— Это далеко не первое обращение заявительницы по поводу перемены имени своей дочери. Причем каждый раз женщина придумывает новую причину. В прошлый раз, когда меняли Марту на Лену, по словам матери, поводом для смены имени послужило то, что в их дворе жила собака Марта и дети задразнили дочку. В последнем заявлении — совсем другие доводы... Создается впечатление, что заявительница сама не знает, чего хочет. А девочка находится под влиянием матери.
Андрей Дегтяренко, психолог:
— Данную ситуацию нужно рассматривать не только с точки зрения юриспруденции, но и психологии. Мать втягивает в свою жизненную “орбиту неудач” маленькую дочку, надеясь таким странным образом — сменив той документы — исправить судьбу им обеим.Это лично мое мнение. Возможно, прежде чем принять окончательное решение о перемене имени, Комиссия по охране прав детей должна пригласить на свое заседание профессионального психолога. И уже он, поговорив с двумя героинями, выяснит, насколько эта “идея фикс” их действительно захватила и можно ли переключить внимание семьи на что-то другое.
P.S. Фамилии героев изменены, имена — настоящие.
