Не новость, что все продается и все покупается. Но театру торговать нечем, купить не на что. Поэтому здесь торгуют духовными ценностями. Как-то: медный тазик, в котором мыл ноги 100%-ный идиот, рама портрета императора, муха, засидевшая этот портрет, и прочие идиотические штучки. Что это за распродажа, господа? Терпение, и через неделю вы имеете шанс поучаствовать в идиотичном аукционе. И не где-нибудь, а в Театре сатиры, где состоится премьера “Швейк, или Гимн идиотизму”. На последних репетициях побывал обозреватель “МК”.
— Ах, милка моя,
Ты дебилка моя...
И хрясь по морде табуреткой. Швейк в белой рубашке отлетает назад и тут же получает ногой в живот, а может, и ниже. И тут же все останавливается.
Репетиция, по сути, еще не началась, это режиссер по пластике Андрей Щукин отрабатывает с артистами эпизод спектакля. Судя по всему, идиотично-веселому. В зале только один из режиссеров (он же артист) — Саша Жигалкин.
— В “Швейке” Гашека мы нашли столько параллелей с современностью... Если человек попадает в жернова разных государственных институтов — суд, прокуратуру, армию, на войну, в конце концов, которая идет перманентно, — то без юмора он может рехнуться. А если он с юмором, у него есть два выхода: либо бороться с этим, что бессмысленно, либо относиться к этому так, чтобы эти институты становились идиотами. Вот Швейк — идеальная модель поведения человека в борьбе с тотальным идиотизмом системы.
А вот и сам Швейк — артист Эдик Радзюкевич, человек с потрясающим чувством юмора. Вместе с Жигалкиным они известны театральной Москве еще с Щукинского училища как убойный капустный дуэт. Но сейчас они утверждают, что их театральное детище под патронатом основного постановщика и капустмена другой генерации Александра Ширвиндта будет не чем иным, как театральным хулиганством.
Судя по тому, как на сцене развиваются дела, это не хулиганство, а форменное безобразие, требующее вмешательства милиции. И куда смотрит Ширвиндт?
— А его в министерство вызвали. Скоро будет.
Придет и такое хулиганство разведет. А пока открывается занавес, и на сценическом круге выезжают застывшие фигуры знаменитых часов на Ратушной площади в Праге. Что интересно — фигуры сугубо мужского пола: один — враскоряку, другой — как качок, далее следует “послеполуденный отдых Фавна” и так далее, и так далее. Ни одной дамы!
— А как же женщины? Если мне память не изменяет, их в романе три — пани Миллерова, великая княгиня и, как бы помягче сказать, дама облегченного поведения до такой степени, что Швейк с ней шесть раз...
— Ну да, есть такая б...ща. “Делай с ней все, что увидишь в ее глазах”, — говорит Швейку Лукаш. Ну, и он честно исполняет свой долг, — рассказывает Жигалкин. Это он будет продавать вещи Швейка.
Компания такая: на сцене девять мужчин, один в оркестровой яме, не считая оркестра, и ни одной женщины. Мужчины же и сыграют немногочисленных представительниц прекрасного пола из бессмертного “Швейка”. Например, уважаемый артист, профессор Щукинского училища Юрий Авшаров станет пани Миллеровой. Он возмущен, он сопротивляется, пока на него на глазах у публики напяливают огромный белый лифчик, чепец с рыжим париком и юбку.
— Сто долларов! — кричит ему аукционист — Жигалкин.
Возмущение лифчиком нарастает.
— Двести.
— Ни за что. Не все в театре продается.
— Пятьсот. Плачу наличными.
Пауза. Пани Миллерова смотрит в глаза торгашу.
— Ладно.
А вот у артиста Федора Добронравова (второй сезон в Сатире) три роли — псих, униформист, балерина. Последняя, естественно, самая трудная. Быть дамой на пуантах...
— Да нет, пуантов нет. Это скорее пародия, но лавры Волочковой мне не нужны.
По нескольку ролей у Константина Карасика, Сергея Чурбакова, Игоря Лагутина, Виктора Бакина, Сергея Бурунова. И только одна у Михаила Державина. Но какая! Финальная.
“Швейк” буквально купается в музыке: на два часа действия — сорок минут музыки. В оркестровой яме — автор, он же активный участник действия, Андрей Семенов. Семенов сочинил замечательную музыку, которая, согласно его замыслу, оформляет идиотизм с разных музпозиций — джаза, романса, марша и даже часовой мелодии на Ратушной площади.
— В детстве я мучил родителей своими любимыми цитатами из “Швейка”. Например: “Жупайдия-жупайда. Бог не выдаст никогда”. Теперь у нас есть такая песня. А названия знаешь какие? “Дебилка”, “Триппер”. Хочешь, мы тебе ее посвятим?
Триппер — это для неразборчивых мужчин. И как приличной женщине в театре работать? Впрочем, если верить старой английской пословице, то приличные дамы в артистки не подаются.
Разумеется, это все закулисные хиханьки, хотя был момент, когда шутники приуныли: еще полгода назад “Швейк” был под угрозой. Ширвиндту не нравилось, как сложный литературный материал обретает сценическую жизнь. Тем более первую в Москве. В провинции было две попытки инсценировать роман Гашека, но орешек оказался явно не по зубам. Но вот был найден удачный прием с аукционом, и все понеслось как по маслу.
В зал входит Ширвиндт — как всегда, с трубкой и в хорошем настроении.
— На театре хочется, чтобы было весело. У Вахтанговской школы большой опыт шутейных, ироничных произведений, а Швейк — замечательная фигура, такой антикиллер, антибендер, который всех имеет в виду. Все, начинаем! Давайте свет! Поехали!
— Продается тазик из чистой меди, в котором Швейк мыл ноги!
Итак, “Швейк” — запасайтесь деньгами и делайте ставки, господа!
