На днях в “Белых Палатах” на Пречистенке состоялся “круглый стол” представителей московских властей и авторов нашумевшего открытого письма “Исчезает старая Москва”, напечатанного в “Известиях” 15 апреля. Похоже, после серии публичных дебатов стороны нащупали наконец “золотое сечение” мучительного компромисса.
Открытое письмо в “Известиях”, под которым подписалось почти тридцать человек, было выдержано в стиле манифеста. По мнению подписантов, “в хаотической расчистке городского центра под новое строительство погибли сотни живых московских памятников”. Городские власти обвинялись в том, что проводимая ими строительная политика — “преступна, антисоциальна и антигосударственна”. Выход из этого царства строительного беспредела, по мнению авторов письма, был один — “политика в области архитектуры и градостроительства должна приобрести статус федерального приоритета”.
В коридорах городской власти письмо вызвало эффект разорвавшейся бомбы. “По горячим следам” был проведен целый ряд публичных встреч и теледебатов, на которые были приглашены отвечающие за городское строительство представители власти и авторы манифеста. Последний “круглый стол” прошел в “Белых Палатах” — в стенах памятника архитектуры.
Надо признать — силы на саммите были неравны изначально. На одном конце стола восседали главный зодчий Москвы Александр Кузьмин, заместитель мэра Москвы по экономике Юрий Росляк и руководитель социального комплекса Людмила Швецова. Им противостояли “последние из могикан” — эту встречу нашли в себе силы посетить только двое подписавшихся под открытым письмом (хотя официально были приглашены все). Их было мало, но это были “последние из могикан” — ни директор Института искусствознания Алексей Комич, ни доктор искусствоведения Андрей Баталов новичками в городской архитектуре явно не были. Остальные подписанты — актеры, писатели, художники и поэты — решили (наверное, от греха подальше) благоразумно проигнорировать эту встречу. Не было даже “неистового Ревзина”, главного редактора журнала “Проект классика”, который буквально за день до этого азартно пикировался на телевидении с главным архитектором Москвы.
Но больше всех почему-то огорчило чиновников отсутствие Гарика Сукачева — его имя тоже украшало длинный список подписей под манифестом. “А что же Гарик-то не пришел?” — искренне расстроился главный московский зодчий. Но время шло, и, посовещавшись, решили “все же начинать без Гарика”.
Главный архитектор открыл встречу “с места в карьер”, прозрачно намекнул, что “тон письма не вяжется с понятиями о демократии и попахивает “делом врачей”. На другом конце стола возмущенно зашевелились.
Шар, запущенный в сторону подписантов, решил отыграть “закадычный враг” и “заклятый друг” всех городских строительных инициатив Алексей Комич. Он обличал чиновников в том, что “архитекторы приноровились строить на пустом месте”, что “памятники варварски сносятся под предлогом реставрации”, что ГУОП иезуитски “выводит новоделы из списка памятников”. “Чего стоит одна только Кадашевская набережная, из которой вы сделали второй Сталинград!” — нагнетали страсти защитники архитектурной старины.
— Но за последние годы у нас ни разу не была нарушена процедура согласования, — возразил Кузьмин. — И вообще — если подсчитать, сколько раз на градостроительных советах Юрий Лужков принимал сторону Комича, когда он выходил на линию спора с Кузьминым, то счет будет 6:0 в пользу Комича! Чего стоит один “Русский авангард”, который отклонили только потому, что он входил в охранную зону церкви. А насчет Кадашевской набережной — все правильно. Сейчас там действительно Сталинград — мы сносим в том месте промзону...
Позиции главного зодчего усилил Росляк, ненавязчиво напомнив, что в процессе строительства Третьего транспортного кольца на всем протяжении трассы, обвившей половину города, не была нарушена охранная зона ни одного памятника.
— Среди всех возможных вариантов тоннелей нам пришлось выбирать самый глубокий и, соответственно, самый дорогой — дабы не нарушить историческую среду, — с легкой укоризной заметил заммэра по экономике. — Мы на целый квартал отошли от Рогожской заставы, а попутно восстановили Александровские кадетские корпуса. Между прочим, на их ремонт у нас ушло полтора миллиарда рублей. И решение тогда мы принимали вместе...
Заместителя мэра горячо поддержала директор “Коломенского” Людмила Колесникова.
— Что представляло собой “Коломенское” до конца девяностых? — спросила директор и сама же ответила: — Грандиозную свалку и полигон для бандитских разборок. Мусор здесь копился столетиями. Сейчас усадьба оделась в леса, а город нашел для этого деньги. Если бы вовремя не занялись реставрацией — многие здания развалились бы на наших глазах. А сколько стоят одни дренажи! Из одной только линзы под приказными палатами мы выкачали четыре тонны воды. Узнав о том, что мы позволили себе такую роскошь, члены комиссии ЮНЕСКО были в шоке. И когда мне говорят, что московские власти разрушают памятники, мне не за них — за державу обидно...
— Но мы имеем и вопиющие прецеденты! — горячился доктор искусствоведения Андрей Баталов. — Дом “Русского золота”, построенный на Ростовской набережной, просто убил ее!
— И на Смоленском бульваре идет абсолютно криминальное строительство, — вторил ему Алексей Клименко из Экологического общественного совета. — И на Овчинниковской набережной — тоже...
— Но вы же знаете, что из-за дома на Ростовской правительство Москвы судилось три раза! — парировал Кузьмин уколы противников. — И мы проиграли тот суд инвестору! И на Волхонке тоже суд проиграли. А строительную компанию “Грант”, построившую высотку на набережной, заставили-таки срезать семь этажей, чтобы дом не стал нездоровой доминантой!
После взаимных обвинений, “стравив” накопившиеся пары, стороны перешли-таки к поиску компромисса. Комич предложил открыть специальный счет, на который будут идти все доходы от эксплуатации памятников. Клименко привел в пример дом актера Пороховщикова, который был сохранен только благодаря вмешательству коммерческой организации. Ей актер в качестве “откупного” за понесенные затраты разрешил построить на территории фамильной усадьбы клубный особняк.
— Я что-то не понял: строительство в особняке Пороховщикова — это хорошо или плохо? — в изумлении развел руками Кузьмин. — И вокруг чего тогда весь этот сыр-бор?
Выяснилось, что все-таки “хорошо”. Но при условии, что “новый владелец будет цивилизованным”. Также не возражали авторы письма и против приватизации памятников. Но с одним условием — “она должна проходить по максимальным ценам”.
— А приватизация руин — по ценам рублевым, — настаивал Комич. — Но если собственник берет на себя все затраты по поддержанию памятника — разумеется, он должен иметь льготы...
— Но как только встал вопрос о приватизации — все внезапно полюбили памятники! — открыл второе дыхание затухшему было противостоянию главный архитектор.
— Действительно, почему это письмо не появилось пять или десять лет назад? — оживившись, подлил масла в огонь Росляк. — Нет же, оно появляется аккурат в тот момент, когда со дня на день должен быть принят закон “О разграничении собственности на объекты исторического наследия”. И когда вполне возможен вторичный передел собственности. Уже вовсю муссируют слухи о создании какого-то специального федерального ГУПа. Это что, сознательная акция?
На противоположном конце стола вспыхнула паника.
— Нам в страшном сне не могло присниться то имущественное волнение, которое произошло в правительстве Москвы! — клятвенно убеждал оппонентов Комич. — Имущественные интересы — вне нашей сферы. Ведь мы точно так же и с федералами воюем! От них мы, между прочим, тоже натерпелись. Мало того — в моем активе есть победа над федеральным правительством с помощью московского правительства...
Жирную точку в споре поставил “профессиональный охранник из ГУОП” (так он отрекомендовался журналистам) Александр Соловьев.
— Я не сторонник замены подлинника на копию, но иногда это просто необходимо, — резюмировал “охранник”. — Что, нам не надо было трогать залы Большого Кремлевского дворца? Или не восстанавливать храм Христа Спасителя? А ведь многие храмы в Москве вообще воссозданы без строгой научной базы. И воссоздание исторической застройки, на мой взгляд, единственный правильный путь.
По словам Соловьева, фонд, за создание которого ратовал Комич, на самом деле уже давно функционирует.
— Все деньги, которые поступали к нам от аренды одних памятников, пошли на реставрацию других, — просветил присутствующих представитель Главного управления по охране городских памятников. — Только на реставрацию бесхозного дворца Дурасова ушло тридцать миллионов долларов. А во что нам обошелся Петровский дворец!
Жесткой ревизии и практически всеобщему осуждению подверглось предложение подписантов придать политике в области архитектуры “статус федерального приоритета”.
— В нашей комиссии по самострою сейчас лежит порядка двухсот дел, — заметил Соловьев. — А ведь комиссия работает каждую неделю. Вы хотите свалить все это на федеральный методический совет? Да он захлебнется!
— Не хочу верить в искренность многих подписей, — плавно “закруглил” “круглый стол” главный архитектор. — Давайте придумаем механизм, по которому будут согласовываться все спорные вопросы строительства. Ведь у нас есть и ВООПИК, и ЭКОС, и масса других инстанций. Что нам мешает жить дружно, обсуждать коллегиально и строить сообща?
Присутствующие на саммите журналисты покидали “круглый стол” несколько разочарованными. Ожидаемой схватки не состоялось. Самые серьезные аргументы оппозиции были разбиты Кузьминым с легкостью боксера-тяжеловеса.
— Знаете, почему было обречено восстание Разина и Пугачева? — спросил Кузьмин присутствующих с видом человека, достающего главный козырь. — Потому что крестьяне изгоняли ненавистного барина, сжигали его усадьбу и решительно не представляли себе, что же делать дальше...
Похоже, для того чтобы найти “золотое сечение компромисса”, о котором говорили Росляк и Швецова, и вывести диалог на конструктивную орбиту, ополченцам придется еще долго тренироваться...
