У ее судьбы — безжалостное лицо девушки-снайпера. Короткая мальчишеская стрижка. Взгляд — оптический прицел.
Такая не промажет.
59 лет назад юная Аня Соколова вернулась с фронта победительницей.
Но на этом для нее война не закончилась.
Призрак чужой смерти преследует ее до сих пор.
— В 17 лет, когда в снайперской школе училась, думала, что сроду нажать на курок не смогу. — Анна Алексеевна Соколова аккуратно считает петли, довязывая кухонную прихватку. — Однажды, году в 43-м, я шла по украинскому селу и увидела маленькую мертвую девочку, посаженную фашистами на кол. После этого столько ненависти и зла из меня выплеснулось, что убивать уже было не страшно... Первый, второй, третий — потом счет у меня на десяток пошел. К тому же издалека, в оптическом прицеле немцы — будто и не люди, а движущиеся мишени.
Только одну свою “мишень” запомнила Анна Соколова навсегда.
Пленную немецкую снайпершу привели в советское расположение бойцы-разведчики. Они нашли ее в лесу. Девчонка хитро замаскировалась на дереве и без устали мочила наших.
— Приказали мне те солдаты ее убить. “Покажи-ка, Анюта, как русские девчата стрелять умеют!” — вспоминает Анна Алексеевна. — Она была почти моя ровесница — юная, худенькая блондиночка. И даже стрижки у нас были одинаковые, под мальчика. На фронте так удобно, чтобы вшей вычесывать. Нет, я ее не пожалела... Ведь если бы я оказалась на ее месте — она бы меня тоже не пощадила.
Аня Соколова повела немку в овраг. По дороге девчонка все ухмылялась, и глаза у нее были своенравно прищурены. Она что-то лопотала на своем языке.
А потом грянул выстрел...
— Я и сейчас, когда вспоминаю всех, кого убила, — эта снайперша у меня в стороне стоит. Она была моей одиннадцатой жертвой, но ее я в общий счет не включаю. Ведь ее я расстреляла не из засады, а в упор.
В снайперскую школу на железнодорожной станции Силикатной, что недалеко от Подольска, Аня Соколова попала в 17 лет. Там учились одни девчонки. Командование считало, что женщины-снайперы выносливее мужчин и способны многие часы провести без движения, держа врага на мушке.
В эту школу Аню направили из снайперской школы города Винева, где она два месяца тренировалась стрелять из всех видов оружия.
— Занимались мы по шесть часов в день, стреляли до одури по мишеням. Приходили на съемные квартиры и заваливались спать. Дрыхли без задних ног, один раз с подружкой даже чуть не угорели: печку растопили, а заслонку открыть забыли — так намаялись с учебой за день, — рассказывает Соколова. — Регулярно возили нас в баню в Москву, в район Курского вокзала. Как-то затянули мы строем на два голоса “Идет война народная”, а мимо ехал фронтовой генерал, остановил он машину и выразил нам свою “огромную благодарность”. А мы потом другую песню запели, нашу любимую: “Нина, Ниночка, моя блондиночка, подруга юная, подруга по войне!”
Каждая снайперша в их школе выбирала себе снайперскую пару — лучшую подругу, с которой и надо было потом ходить на боевые задания.
Одна наблюдает в бинокль. Другая в это время — “ведет” противника. Потом они меняются. Подбирали соседку по схожести характера. Доверять ей надо было как самой себе.
Погибнет одна. Вторая если и выберется, то чудом.
— Моей боевой подругой стала Клава Орлова. У Клавы до меня была другая снайперская пара, но как-то на задании выглянуло солнышко, у той девочки кончик винтовки из траншеи блеснул, и немцы ее сняли. Клаве-то повезло — ее не заметили. Так и просидела она с мертвой напарницей в тайном укрытии до самого позднего вечера, а потом потихоньку поползла одна к нашим...
На выпуск Аня Соколова получила именную снайперскую винтовку, с которой и на фронте не расставалась. Ее и Клаву Орлову отправили на 4-й Украинский фронт, в дивизионную разведку.
— Никакой любви на войне не было. Только простые солдаты к нам, девчонкам, хорошо относились, делились последним, а старшие офицеры заставляли с ними сожительствовать — вроде как мы их фронтовые жены...
Как рассказывает Анна Алексеевна, большинство девчат-снайперш на передовую попадали невинными. Но в первые же ночи их “прописывали” — приглашали выпивать с командирами и лишали девственности.
Хочешь жить в тепле и довольствии — согласишься.
Если же нет — за твою жизнь никто не поручится.
А война спишет все...
— Мы в разведке были всего две девчонки — остальные-то мужики. Понятно, у них природа свое берет, — вздыхает Анна Алексеевна. — В первый же день пребывания нас вызвали в штаб: “Будут приставать офицеры — сразу же сообщайте!” Куда там! После этих слов испугались мы с Клавкой сильно. Старались друг от друга не отходить. Через какое-то время подъезжает к нам адъютант командира дивизии: “Вас двоих к себе вызывает генерал!” Собрались, поехали, хоть и ночь — а как откажешься? Это же приказ...
В командирской землянке сидели двое. Генерал и полковник. Оба довольные, раскрасневшиеся — за несколько часов до этого наши войска перешли в очередное наступление.
Стол накрыт богато. Здесь и американская тушенка, и русская картошка, и дефицитный медицинский спирт.
Тут же нехитрая лежанка. Одна на четверых.
— Я схитрила, притворилась, что мне нельзя сегодня — у меня месячные начались. Бог миловал, и меня отправили обратно, а Клавочка осталась пировать...
Может, и не была бы Аня Соколова такой стойкой, если бы не напутствие родного деда, героя первой германской войны. “Потеряешь девичью честь — с фронта не возвращайся. И беременную на порог тоже не пущу!” — сурово пригрозил он ей.
В их родной деревне Грибовке Тульской губернии гулящим девушкам проходу не давали и замуж их никто не брал.
— Только после свадьбы с парнями в постель ложились. И даже когда у нас фашист в 41-м году стоял, нравы сельчан не смягчились, — говорит Анна Алексеевна. — Но, слава богу, немцы наших девчат почему-то не трогали. Мне 15 лет было, когда я у них из обоза патроны украла, они за это меня “всего лишь” хотели расстрелять — спасибо, дедушка меня спас, снял ремень и на глазах у смеющихся фрицев этим ремнем отодрал как сидорову козу...
Первый поцелуй у Ани Соколовой случился еще до отправки ее в снайперскую школу. Вскоре после освобождения деревни Грибовки нашими войсками.
— Остановил меня у колодца высокий и красивый парень с автоматом. “Победа будет за нами!” — только и сказал он мне и полез целоваться. А я по сторонам смотрю — как бы дедушка не увидел. Даже имя у того солдатика не спросила, только фамилию его помню — рядовой Дорошенко. А выходит, что он был моей первой любовью!
...С генеральских посиделок Клава Орлова вернулась под утро. “Не вини меня, Анюта, — я с тем генералом пожила!” У самой слезы как горошины по щекам катятся.
— Ничего ее девичество для того генерала не значило. Все так же в четыре утра, на рассвете, уходили мы на задание. Закопаемся в стог сена или в дом какой разрушенный спрячемся и ждем, когда немец пойдет. Солдаты нас уважали гораздо больше. “Анна Алексеевна, вы себя поберегите!” — так они меня уважительно напутствовали.
Как-то к Ане Соколовой после боя привязался один офицер. Она от него, он — за ней.
— Я побежала и зацепилась широкими снайперскими штанами за ветку. Ну, думаю, конец мой пришел — сейчас он меня настигнет, и никто не поможет. А потом и не докажешь, кто снасильничал. И тут меня снял с куста проходивший мимо солдат...
По словам снайперши Соколовой, больше всего в освобожденных деревнях тоже бесчинствовали и мародерствовали командиры.
— Мы с Клавой если и брали чего в избах, то только трусики женские. Это самая дорогая находка была. С нижним бельем на фронте совсем плохо. Да и помыться толком нельзя. Идешь на задание, распихаешь эти трусики по карманам — хотя, может, и переодеться там будет негде, а все чище себя чувствуешь.
— Последнего своего немца я помню очень хорошо. Уже победу объявили, встретили мы ее с Клавой в Чехословакии, до самой Праги дошли, — вспоминает Анна Алексеевна. — Ехали мы в продуктовой машине, и по дороге мне в туалет захотелось. Ну, я винтовку с собой по старой памяти прихватила, хоть она вроде больше и не нужна, и в кусты. Только приготовилась штаны спустить, слышу — ручей где-то журчит. Присмотрелась, а недалеко от меня чьи-то чужие глаза... У меня сразу мысль: бежать к своим или самой его попытаться ликвидировать? Улеглась я по-пластунски и выстрелила ему в голову, аккуратненько так... Только на мертвого побоялась подойти посмотреть. Может, я его всего лишь ранила? Вдруг он в ответ выстрелит? Нехорошо получится: войне-то уже конец!
Неподалеку от родной деревни фронтовичку Анну Соколову встретил дед. Усадил, как королеву, в телегу, довез до ближайшего леска. А там распряг кобылу и, поигрывая кнутом, ласково так спрашивает у внучки: “Ты часом не беременная?!”
— Что ты, дедуля, конечно, нет! — замахала головой Анюта.
Целый месяц после возвращения она, как лунатик, вскакивала в четыре часа утра и “отправлялась на задание” с передовой.
Приходила в себя уже в родном дворе, с первым криком петуха. Это был непрекращающийся кошмар. Ничего конкретного: какие-то серые тени, смазанные лица, далекие выстрелы... Они преследовали ее и не давали покоя. По деревне уже начали сплетничать, что девка у Соколовых порченая вернулась с фронта.
Через месяц Аня, так и не примирившись, уехала работать в Москву, на ситцевую фабрику. Там ее кошмары постепенно прошли.
Вот только счастья не было. “Это мужики вернулись с фронта героями. А для женщин находили другие слова... Многие парни обзывали нас по-всякому”.
“Война все списывает... Чего нам давать-то не хочешь? Небось на фронте с генералами сладко спалось!” — подмигивали парни на вечеринках, нагло тиская.
Только один ухажер не спрашивал ее о прошлом. Не тащил сразу в постель. За него Аня Соколова и вышла замуж. Родила сына Николая и дочку Ирочку.
Свою боевую подругу Клаву Орлову Анна Алексеевна разыскала только через тридцать лет. В поисках лучшей доли та тоже ушла из родного дома. Вышла на дорогу — и тормознула первый попавшийся грузовик. Уехала в Армению. Вышла там замуж. Работала почтальоном и даже спасла как-то на пожаре троих человек. Об этом подвиге написали в газетах. Случайно одна из них попала в руки постаревшей Анне Соколовой.
“Мы долго переписывались, ездили друг к другу в гости. Но Клава умерла уже, могилка ее на чужой стороне, мне теперь до нее не добраться, — вздыхает Анна Алексеевна. — Все люди, которых я любила, — умерли! Умер муж, сын ушел совсем молодым, от рака. За что мне все это?!”
“Бабушка, хорошо, что ты осталась жива. Иначе бы и меня на свете не было”, — восьмилетний внучок Сашка смотрел на нее восторженно.
Он был для нее солнечным лучиком. Ездил с ней на ветеранские сборы. В 18 лет пошел служить в десантные войска. Красивый, плечистый парень, занимался профессионально карате, прыгал с парашютом... Его лучшая фотография и сейчас висит на стене в небогатой бабушкиной квартире. В той самой квартире, где шесть лет назад Сашку убили.
Как раз на майские праздники, через два дня после годовщины Победы — 11 мая 1998 года.
Было Сашке тогда 25 лет.
— Я бы поняла, если бы внук на войне погиб, в Чечне, в армии... Я бы это приняла. Но средь бела дня — как выстрел в спину! — плачет Анна Алексеевна.
Сашка лежал на постели в спальне. Его руки были связаны ремнем и проводом. На голову был надет полиэтиленовый пакет.
Дверь в квартиру взламывала служба спасения. Они же вызвали милицию. Ни у кого не возникло сомнения: произошло преступление.
Уголовное дело №220008 возбудили по статье 105 УК РФ — “Умышленное убийство”. Его расследовали сразу две межрайонные прокуратуры — Гагаринская и Кунцевская.
В результате в 2002 году дело почему-то было прекращено. Фигуранты — амнистированы.
“Считайте, что это несчастный случай”, — отписали бабушке-снайперше следователи. Никаких объяснений больше не последовало. Прокурор даже не захотел встретиться с ветераном войны. А из материалов уголовного дела, как рассказывает Соколова, пропало 50 самых важных страниц.
“Вы Богу молитесь, Анна Алексеевна?” — спросил ее один из следователей при личной беседе. Она кивнула. “Вот и ждите, когда придет Высший суд. На нем всем ответ держать придется!”
Вот только когда он настанет, этот суд?..
Много лет подряд она встречала День Победы как праздник. Боевые подруги-снайперши приезжали со всех уголков страны, они стелили на полу матрасы и не спали всю ночь, распевая свою любимую “Нину-Ниночку”. А сонный муж весело грозил кулаком всему женскому батальону.
Теперь ничего этого нет. Подруги умерли. Поношенный пиджак с боевыми наградами качается на деревянных плечиках. На нем — орден Отечественной войны II степени, медали “За боевые заслуги”, “За взятие Праги”, “За победу над фашистской Германией”...
Зато Анна Алексеевна точно знает, кто обязательно поздравит ее с наступающим праздником. Соседи по лестничному тамбуру — молодая немецкая семья.
Немцы купили здесь квартиру всего несколько лет назад. И с тех пор всегда ей помогают: вкручивают лампочку, моют пол в общем коридоре...
“Они слышали, что я была снайпершей в ту войну и убивала их земляков. Но для них это — далекая история. Они сами — очень хорошие люди!”
