В ХХ веке в моде свершилось несколько революций — еще никогда до этого человечество не потрясало столько открытий: прощание с корсетом, свободный крой, мини-юбки, прически “бабетта”, наращивание волос, обувь на шпильке, джинсы-стрейч и многое другое. Последнее событие произошло десять лет тому назад, когда на улицы вышли люди-унисекс.
С тех пор в моде не случилось никаких откровений. Последние годы дизайнеры постоянно возвращаются в прошлый век, ностальгируя то по 20-м, то по 80-м, то по 40-м годам. Иногда кажется, что можно не выбрасывать туфли-сабо, сапоги-чулки и розовые пластиковые браслеты — все равно они когда-нибудь вернутся. Получается, что отныне человечество обречено возвращаться в ХХ век? В этом смысле очень многие модельеры относятся к будущему моды пессимистично.
К сожалению, модельеры предпочитают вести политику страуса: они разрабатывают моду будущего, но упорно повторяют, что “мода движется по спирали, и ничего нового в ней уже придумать невозможно”, маскируя тем самым свою беспомощность или неспособность сотворить очередную революцию. Пластиковые платья, костюмы из туалетной бумаги и рубашки из гвоздей? Оставьте эту забаву для учеников художественных школ. К моде и тем более революции железные платья не имеют никакого отношения. Для молодых дизайнеров работа с дешевыми материалами считается прекраснейшим упражнением для тренировки навыков. Это то же самое, что воздушные шарики, которые поливают пеной и “бреют” опасными и безопасными бритвами в качестве тренировки в школах начинающих парикмахеров. Правда, иногда подобные “туалетные костюмы” можно увидеть на показах. Но показы эти, как правило, либо авангардные, либо опять-таки предназначены для молодых дизайнеров.
Что касаемо серьезного “высокого шитья” (haute couture) и еще более серьезного прет-а-порте (pret-a-porter), то здесь все совсем непросто, потому что в дело вмешивается сразу несколько факторов, тормозящих моду в развитии и заставляющих ее “двигаться по спирали”.
ХХ век на сегодня является базой для всех существующих тенденций и идей. И здесь никак нельзя обойтись без упоминания великой женщины Коко Шанель, которая в прошлом столетии устраивала революцию за революцией: начиная укорачиванием длины юбки и заканчивая созданием целой финансовой империи — совершенно скандальными и новыми вещами для наших бабушек и мам.
Конечно, нужно отдать должное и собственно веку, когда стремительно начали развиваться наука и промышленность, когда родился немой кинематограф и когда женщина стала бороться за свои права: появились новые ткани, родился новый женский идеал в лице Мэри Пикфорд, а женщины получили экономическую самостоятельность.
Отсюда и вытекали все революционные идеи в моде. Шанель укоротила юбку, коротко остригла волосы, внедрила в массы ткань джерси и показала, что мужские туалеты может запросто носить женщина. На ее счету также маленькое черное платье, искусственный жемчуг, английский стиль, сумочки через плечо, пояс-цепочка и первые синтетические духи, которые не повторяли запах одного цветка, а источали целый букет ароматов.
После Второй мировой войны эстафету подхватил Кристиан Диор, создавший стиль new look. Диор напомнил женщинам, уставшим от войн и разрух, о том, что они — женщины. И немало шокировал этим мир, потому что в голодное послевоенное время его женщины порхали бабочками, разодетые в роскошные платья, на которые уходили километры дефицитных тканей. Но за шоком последовали бурные овации: мир действительно устал от бедности и серости, ему хотелось красивого и давно позабытого. 50-е годы стали самыми женственными в истории моды прошлого века: тонкая талия, пышные юбки до колена — в этом была послевоенная фэшн-революция.
Очень скоро, в 60-х годах, родилось общество потребителей. Появилась первая реклама на ТВ, доходы населения резко возросли, исчезла безработица. В это же время была написана громкая работа Эрнеста Дихтера “Философия продаж” — о том, как развить желание покупать у рядового потребителя. Именно тогда родился прет-а-порте: мода стала тиражироваться, она больше не была приоритетом какой-либо определенной касты, она в буквальном смысле слова вышла на улицы. На конец 60-х приходится и студенческая революция. Для кого-то она закончилась вводом танков, а для кого-то — окончательной уравниловкой в одежде и категорическим отрицанием всего буржуазного. Джинсы и мини-юбка — вот что стало революцией этого времени.
В 70-е годы закончилось “славное тридцатилетие” стабильности. Разразился энергетический кризис, резко выросли цены на нефть. Следствием всего этого стала новая философия моды, построенная на философии появившегося нового типа человека — хиппи. Революционность моды вылилась тогда в эко-стиль, в брюки-клеш, пестрые рубашки и водолазки.
80-е сразили революцией диско — тягой к роскоши и гламурности: напористая сексуальность, пестрота, яркость красок, блестящие ткани и новый силуэт с большими плечами. Именно в это время люди стали заинтересованно и придирчиво разглядывать бирки.
Последняя же революция случилась в 90-х, когда родился стиль унисекс: мужчину путали с женщиной, приветствовалась худоба и аристократичная бледность, а реклама эксплуатировала образы людей “вне пола” — то ли женщин, то ли мужчин. Тогда родились парфюмы для мужчин и женщин в одном флаконе от Келвин Кляйна и Пако Рабанна. Тогда мир увлекся японским минимализмом.
С тех пор в моде ничего нового не случилось. “И вряд ли случится”, — говорят специалисты.
По мнению дизайнера и художника по костюмам Елены Супрун, мода исчерпала себя. Но не потому, что у нее нет будущего, а потому, что мода самым прямым образом связана с социальной жизнью. Это правда: как показывает история человечества, все изменения, все революции в моде были самым непосредственным образом связаны с социальными процессами. Эмансипация и суфражизм помогли женщинам избавиться от корсетов. Кинематограф послужил лучшим пиаром для перекиси водорода. Войны ХХ века подарили миру стиль милитари. А сексуальная революция 60-х заставила женщин снять лифчики, надеть мини и стать ходячим сексом.
Сегодняшняя жизнь цивилизации крепко держится на благополучии и постоянстве и больше всего боится каких-либо потрясений или нестабильности. В связи с этим и мода вертится вокруг “пройденного материала”. В социуме должна произойти сверхсенсация, чтобы и в фэшне случилась революция: климатическая ли катастрофа, всемирный экономический кризис или Третья мировая война.
Однако сегодня революции в области форм замещают революции в области текстильной промышленности. Современные технологии за последние 20 лет коренным образом изменили ткани, краски, производство. При всем при этом текстильщики являются серыми кардиналами современной моды. Ведь это они изготавливают ткань, которую потом закупают дизайнеры для своих коллекций. Существует мнение, что некоторые крупные производители текстиля доплачивают модельерам, чтобы сбывать свою продукцию, и как результат мы видим на подиумах, а затем на улицах изобилие розового или рисунка “горох”. Известный дизайнер Дарья Разумихина говорит, что “мода как таковая вообще умерла, и осталась только текстильная промышленность: нет больше определенной длины юбки или формы каблука, но незыблема мода на цвет. В этом году был розовый, в следующем будет желтый”.
Тогда как раньше революции в моде совершались по другому принципу: это креативщики диктовали свои правила текстильщикам — и не только цвет будущего сезона, но и собственно фактуру будущего. Как в свое время делала Коко Шанель, внедряя в моду черный цвет или платья из непопулярной тогда ткани для бедных и военных — джерси.
Погибает и главный источник революций и свежих идей — от кутюр. Еще лет десять тому назад существовало около двух десятков Домов Высокой моды: Balmain, Carven, Chanel, Christian Dior, Louis Fеraud, Givenchy, Christian Lacroix, Lapidus, Guy Laroche, Hanae Mori, Paco Rabanne, Nina Ricci, Yves Saint Laurent, Jean-Louis Scherrer, Torrente, Emanuel Ungaro и так далее. Сегодня в списке Французской федерации Haute Couture насчитываются единицы: Balmain, Chanel, Christian Dior, Christian Lacroix, Dominique Sirop, Emanuel Ungaro, Givenchy, Jean Paul Gaultier, Hanae Mori, Scherrer и Torrente. (Вопреки сложившемуся мнению, Валентин Юдашкин никогда не фигурировал в этом списке, а был в категории “члена-корреспондента”, что, впрочем, не умаляет его заслуг, ибо в той же категории состоят сегодня Дома Valentino и Versace.) И с каждым годом какой-нибудь Дом выбывает из этого почетного списка. Самая мощная волна началась в 1994 году, с исчезновением Домов Per Spook и Philippe Venet. Тогда же впервые заговорили о смерти “высокого шитья”.
В этом нет ничего удивительного: с каждым годом клиентов Высокой моды становится меньше и меньше (15000 в 1947 году против полутора тысяч сегодняшних покупательниц), цены на вещи — все выше и выше (20000 долларов за костюм, 60000 — долларов за платье), а работа и технологии — все сложнее и сложнее.
Одним из первых об исчезновении от кутюр заявил еще несколько лет назад Ив Сен-Лоран: “Высокая мода себя изжила. Ее выжил прет-а-порте”. А на минувших Днях Высокой моды в Париже (осень—зима-2004/05) главной новостью стало то, что сразу несколько Домов отказались от участия в показах: Живанши, Унгаро, Версаче. Это породило многочисленные споры, журналисты обсуждали больше не коллекции, а заявления модельеров и владельцев Домов о смерти от кутюр. Кто-то говорил, что дизайнеры должны объединяться, потому что коллекции Высокой моды создают имидж Домам и делают им ценность. Кто-то утверждал, что в этой области все должно идти по закону джунглей и выжить должны самые сильнейшие. А Карл Лагерфельд предложил отбросить ложный пафос и не объединяться или разъединяться, а пустить все на самотек, потому что от кутюр — это тоже бизнес, и кто не спрятался, тот не виноват: “Во всяком случае, у нашего Дома есть клиенты, которые покупают “высокое шитье”, — умыл руки дизайнер.
Все это, конечно, очень печально, потому что помимо эстетических функций (от кутюр рассматривают как целое направление в искусстве) “высокое шитье” являлось до некоторых пор и двигателем креативных, а стало быть, и революционных идей: начиная формами одежды (иногда специалисты называют это словом look) и заканчивая тканями. Мода становится массовой — haute couture, а вслед за ним и pret-a-porter класса люкс отходит на второй план. На первом же фигурируют финансы.
Не исключено, что нынешнее положение вещей вполне устраивает тех, в чьих руках находится мода. Рынок давно поделен на финансовые группы, в которые входят самые известные Дома Высокой моды и марки товаров-люкс. На сегодняшний день здесь властвуют несколько крупнейших магнатов — одними из самых крупных конкурентов являются группы Gucci и LVMH. Ежегодно они поглощают все новые компании — спиртное-люкс, ювелирные Дома и Дома мод, а также более мелкие группы.
Несмотря на пресс-релизы финансовых магнатов, где постоянно повторяется фраза о том, что “модельеры остаются свободны в своей креативности”, получается, что все-таки креатив напрямую зависит от вливаемых в него денег. Твоя последняя коллекция нравится твоим друзьям, и даже критикессы моды отнеслись к ней благосклонно? Замечательно. Но продажи падают, Дом терпит убытки — значит, пришла пора расстаться. Вот почему последние лет семь дизайнеры бегают из Дома в Дом: в “Гермес” пригласили Готье, из “Живанши” “ушли” Жульяна Макдональда, Том Форд переходит из Дома в Дом, а Пако Рабанна вообще проводили на пенсию. Пако Рабанн однажды заявил “МК”, что Карл Лагерфельд (главный дизайнер Дома Шанель) является коммерческим продуктом: он-де занят только тем, что скупает рекламные площади для пиара своих коллекций. Однако и правдоискателя Рабанна не миновала участь примкнуть к финансовой группе. Которая несколько лет назад и проводила мастера на пенсию — за его чрезмерное увлечение мистикой и заявления о том, что в прошлой жизни дизайнер был проституткой: это могло повредить имиджу Дома. Теперь под вывеской “Пако Рабанн” трудится новый арт-директор, Розмари Родригес, а сам мастер лишь ее консультирует.
Главная революция в моде сегодня происходит в области финансов, в слиянии капиталов, в борьбе за рынки и продажи, а не в области производства новых форм и силуэтов. В этом мощном механизме нет главных и второстепенных деталей, нет дизайнеров как таковых, а есть только бренд, который приносит прибыль или терпит убытки. И если дизайнер создает коллекции, которые плохо идут, — значит, пора его менять. Не потому, что главный креативщик — непрофессионал: наоборот, многие из модельеров Высоких Домов (на Западе их называют “стилистами” или “арт-директорами”) пытаются создать нечто революционное — пусть даже локальные революции, революции в деталях. Но, к сожалению, даже революционным мелочам нужны хорошие рекламные кампании, потому что психология человечества очень консервативна. И необходимо потратить миллионы долларов и несколько лет, прежде чем заставить людей поменять свою точку зрения. А ведь коллекции, во-первых, создаются очень быстро (четыре раза в год как минимум: две прет-а-порте и две — от кутюр), а во-вторых, правила капитала диктуют свои законы (как можно меньше вложить и как можно больше заработать).
Как показывает настоящее, мода будущего зависит теперь не от дизайнеров, а от ученых и финансов, хотя и будет построена на креативном опыте прошлого. Сегодня, когда дизайнеры застопорились на своей ностальгии по разным периодам прошлого века, существует несколько порой противоречащих сценариев относительно ее будущего.
Согласно первому, фэшн-революция теперь должна прийти совсем не с той стороны, от которой ее ждут. Не из креатива, а например, из генной инженерии и института клонирования. Как говорит стилист Виталий Шаталов, “чтобы без особых усилий можно было менять внешность: например, не прибегая к химическим завивкам и бигуди, подсаживать в кожу головы клетки и отращивать кудрявые волосы. Или без красок менять их цвет”.
Другая версия исходит из того, что с развитием технологий человечество должно получить некую ткань, которая поменяет и внешний вид одежды, ее look. Французские ученые уже публикуют работы, где в качестве примеров приводят одежды, меняющие цвет в зависимости от температуры окружающей среды, и всевозможные платья из немнущихся волокон, которые могут принимать на теле человека различные формы, а в сложенном виде напоминают прошитый с боков прямоугольник. Уже упомянутая Дарья Разумихина говорит, что за счет появления новых дешевых химических волокон, позволяющим тканям не мяться, но быть гигроскопичными и позволяющими коже дышать, грядут времена дешевой одежды. В этом и состоится революция: платье можно носить один раз, а потом, например, растворить в воде и покупать следующее.
По третьему сценарию, мода будет регрессировать и возвращаться к истокам — через несколько десятилетий мы вспомним пышные юбки и шляпы, и в этом нет ничего удивительного, потому что за счет развитых технологий эта одежда будет вполне комфортной: не пачкается, не мнется, не мокнет. Дизайнер Андрей Шаров не исключает, что мода в этом смысле может зайти очень далеко, вернувшись не только в девятнадцатый, но даже в глубокое Средневековье. Опять-таки здесь все зависит от качества и способностей тканей будущего.
И последняя версия касается социума: мода будет тиражироваться и предлагать так часто разные стили и их сочетания, что за сменой “декораций” люди сами не захотят никаких революций.
