Странный год... Однозначно — метаморфозный. Год надежды на свежую кровь. В том смысле, что новички приходят и выкидывают из насиженных траншей окопавшихся там псевдорок-героев вчерашнего дня. Не факт, что новички эти сами станут настоящими героями. Но движение происходит. И это вдохновляет.
“Уматурман” прикатила в Москву из Нижнего Новгорода с песней “Прасковья” в прошлом декабре. Неожиданно, импровизационно спела дуэтом с... Земфирой на ее концерте в “16 тоннах”. Столкновение с Земфирой всегда задает жизненный вектор и тонус.
В июне они уже пели “Уму Турман” перед Квентином Тарантино на закрытых вечеринках московского кинофестиваля. Затем — полноценным сэтом дебютировали на “Мегахаус-FESTE” в “Лужниках”. И через два месяца вступили в ранг “биг стар”. Спрос на “Умутурман” похож на истерику. У них по четыре концерта в день, два из которых — заказники фанатеющих богатеев. Вышедшая неделю назад пластинка “В городе N” сопоставима по тиражам только с тиражами опять же Земфириных “14 недель тишины”. Гигантизм, короче...
Братья Кристовские (суть и есть “Уматурман”) — два эдаких молодца из ларца. Старший, Серега, — молчун, себе на уме; младший, Вован, — порасхристанней, ясноглазый, цыганистый, трубадур, одним словом. Так, дополняя друг друга, и бредут с гитарами за спиной под тихим листопадом.
— Ну вот, за два месяца вы из никого превратились в хэдлайнеров сезона. Вас разогревают на днях рождения на Рублевке Глюкоза и всякие как бы рокеры. Резкая метаморфоза башню-то не отрывает?
— Нам все это приятно. Плюс финансово дела стали обстоять неплохо. А в нас самих ничего не изменилось. Времени, конечно, стало меньше, чтоб спортом, допустим, заниматься. Зато стало больше времени, чтобы водку пить. Потому что, когда в день по четыре концерта, даже такому малопьющему человеку, как я (Вован), приходится по чуть-чуть закидываться.
— Смотри, так тихой сапой спиться можно.
— Не-е, на самом деле мы пьем, только когда очень хочется.
— Вы ведь взрослые уже парни...
Вован: — Ну да, мне — 28, Сереге — 33.
— Значит, все знаете. Что, допустим, такая фигня, как звездная болезнь, — совершенно реальная вещь. И многие даже умные люди при быстром взлете с катушек-то, бывало, подсъезжали. А последствия всегда тяжелые: если нормальный человек — мучительно потом с этим борется, теряя что-то и в творчестве, и в личных отношениях... А если человек урод — окончательной становится сволочью.
— Если жил ты, как свинья, останешься свиньею. Песня такая есть у Высоцкого. Со стороны, конечно, виднее, но у нас пока вроде никаких звездных закидонов. Хорошие отношения сейчас внутри группы, мы работаем... И стараемся тщательно думать, что мы говорим людям, ответственно очень к этому относимся.
— Помнишь, Вова, мы с тобой поцапались давеча. И ты потом извинился и сказал: “Я, Капа, стараюсь так жить, чтобы не приходилось извиняться за что-то”. У тебя странная упертость для обычного человека: ты говоришь, что никогда не врешь. Это религиозное что-то или жизненные коллизии научили?
— Я никогда не любил врать и не умел. И раньше, когда я все же врал, это было видно. Я ненавижу лицемеров — когда люди играют напоказ: вот, мол, они такие правильные, пламенные. А на самом деле — люди-то говно, если копнуть поглубже. Но сейчас мое невранье — это момент убеждений верующего человека. Потому что в определенный день я решил, что буду стараться жить так, как учил Иисус, как сказано в Новом Завете. И я покаялся в грехах и начал новую жизнь.
— Много было в чем каяться, что ли? Была точка переворачивания? Вот меня, например, швырнуло весной на мопеде о стену. Дело было в Индии. Я довольно уверенно ездила, по крутым тропинкам сновала меж ошалелых грузовиков, коров, прущих прямо под колеса. И вдруг шарахнуло о стену на абсолютно ровном месте.
— Как это так?
— Вот так. Мопед развалился, а я отделалась ушибом ноги. Рядом с местом аварии стоял крест-оберег (в Гоа много таких на дорогах — это бывшая португальская колония, потому немало католической символики). Ну не важно. Я чуть позже осознала, отчего швырнуло-то. Это случилось в тот момент, когда меня предал один человек... Человек был на другом конце мира, но фальшь была такой силы, что меня шарахнуло... После этого я осознала кое-что, что теперь во мне...
— А ты откуда узнала, что он тебя предал?
— Почуяла. Плюс, когда вернулась, все сложилось, совпало по дням и минутам... Это я к чему: у тебя тоже был момент истины эдакий?
— Я в Бога верил всегда, крестился даже, но вел при этом довольно распутный образ жизни, гулял направо-налево... При этом я был весьма высокомерен и недоверчив ко всему такому, но потом Бог показал мне тоже одно чудо. Не хочу вдаваться в подробности. Но с тех пор я понял, что в Библии все говорится лично мне, что это не абстрактное историческое повествование. Нелегко было начать всему этому абсолютно следовать, зато я очень счастлив сейчас, моя жизнь изменилась на 180 градусов. Знаешь, что такое жить с чистой совестью? Я признался перед любимой женщиной во всем, в чем надо было, и с тех пор чист.
— А брата Серегу в праведнический образ жизни вовлек?
— Очень хотел. Но он не соглашается.
Серега:
— Я более скептически отношусь к религии и всему такому... Не знаю, что надо сделать, чтобы меня убедить. Я верю себе.
— Не бывает на этой почве у вас конфликтов? Ведь твое, Вован, праведничество порой мешает работе. Допустим, вы на съемки клипа в Америку летом не смогли слетать из-за того, что ты не смог в посольстве слукавить, сказать немножечко не то, про цель визита: что члены киногруппы или типа того...
Серега:
— Я понимаю Вована и принимаю эти его убеждения.
— Вован, а нельзя, что ль, по такой мелочи, как виза в посольстве, чуток приврать, а потом покаяться?
— Нет, ни на каком уровне я не хотел бы идти на компромисс. Сам себя не смогу уважать.
— М-да... А вот вошли вы в большой нашенский шоу-биз: в этой тусовке ведь 90 процентов происходящего — фальшь. И 90 процентов людей, что строят из себя праведных рокеров, — фальшивы до мозга костей. И ладно бы фальшь личная, но они лицемерны ведь в том, что пытаются нести со сцены...
— Ну мы, во-первых, с самого начала говорили, что не претендуем на звание рок-группы. Я вообще не понимаю, что такое “рок-идеология”, “мы против...”. Я могу быть против чего угодно, но песни у меня разные: есть и попса, и чисто бардовские. Но я делаю все честно: что хочется, то и пишу-пою.
— Ощущение, что вы — провинциальные парни, прикатившие покорять Москву, еще живо или уходит? Я вот знаю, какие вы порой стеснительные...
Вован:
— На самом деле я очень счастлив, что я из Нижнего Новгорода, что жил там такой жизнью, какой жил. Мне стесняться нечего. Я очень счастлив, что малообразован. Я видел столько типа начитанных, образованных людей “высшего общества”, но мне не хотелось бы быть, как они.
— Почему?
— Потому что они ненастоящие.
— То есть вы только что от сохи? Или — парни с завода, с токарным образованием типа Ромы Зверя?
Вован:
— Да, я реально закончил ПТУ №78 города Нижний Новгород. Электромонтер какого-то там разряда. И один курс музучилища. Хоть наш продюсер меня и просит не говорить в прессе, что я пэтэушник, закончивший учебу-то на тройки, я это говорю. Потому что это реально так. Я не люблю читать, и в принципе — не люблю учиться.
— Серега тоже не читатель?
Серега:
— Почему же, Акунина люблю. И Фрейда, скажем, читал. Не все, конечно. Я люблю Аверченко, люблю Ильфа и Петрова. Такие вещи — веселые, но неглупые.
— Серега тоже пишет песни. Но в первом альбоме все, Вован, твое. Как разделяете обязанности-то?
— Есть Серегины песни, есть мои. Это два разных проекта. В “Уматурман” я пишу и пою. А Серега играет на бас-гитаре и делает аранжировки.
— Серег, а амбиции? Чтоб твои песни тоже услышали люди?
— Но я ж не завтра помру. Успею.
— А вот песня “Ночной дозор” — по-моему, ужасная гадость. К тому же она какая-то абсолютно по стилистике не ваша. Торчит в альбоме, как ржавый гвоздь. Фигли катать песенки быстро, под заказ?
Вован:
— Я не считаю, что это плохо. Нам поставили задачу, дали исходные данные (тексты Лукьяненко и т.д.). Я из них попытался задачу реализовать. А то, что песня не вписывается в альбом... У меня много НЕТАКИХ вещей. “В городе N” — пластинка сознательно развлекательная. А у меня много музыки имеется и посерьезнее.
— А вот истерия вокруг “Ночного дозора”: такое ощущение, что страну погрузили в некое состояние... Все читают эти книжки, рассуждают о светлых и темных, иных... Прямо-таки какая-то идеология поднимается...
— Фильм мне нравится как фильм. А сама идея: вампиры, сумрак, иные — непонятно, как вообще люди могут на такое клевать. Я, знаешь ли, несколько в этой теме разбираюсь. Что происходило и происходит: разные религии, конфессии, теории и идеи. Бывают, конечно, и духи, и НЛО, и параллельный, невидимый нам мир... Но жанр фэнтези не нравится мне. Поскольку вообще отношусь настороженно к идеям людей, живущих на Земле, смертных, но берущихся рассуждать о вещах, которые они не понимают, не могут заглянуть ТУДА. Но берут ответственность предполагать или даже утверждать какие-то вещи, которые не могут быть при жизни ведомы. Да и после смерти не факт, что узнаются. И ничего хорошего в том, что такие идеи культивируются в массы...
— Ума Турман у вас в клипе когда-нибудь снимется?
— Я бы был очень рад. Или хотя бы просто познакомиться с ней как с женщиной.
— А вдруг разочаруетесь? Вообще бывало: приехали вот в Москву, познакомились со звездой, которую раньше видели, лишь лежа на диване, по телевизору. И офигели: какое же это дерьмо! Или наоборот: думали — дерьмо, а оказался отличный чел?
— Мы были удивлены, когда познакомились с Земфирой. Она такая по телевизору, с журналистами казалась очень на понтах, всех типа кроет.
А когда мы с ней за кулисами оказались — абсолютно нормальная девчонка, без всякого пафоса. Приятно.
— Говоришь, что не можешь идти на компромиссы, а вот когда на Московском кинофестивале вам предписали внести изменение в текст песни: “Тарантино — здоровенная детина” вместо “Тарантино — пьяная скотина” — взял ведь, прогнулся и заменил.
— Ну это не принципиально. Просто рабочий момент — изменить две строчки в несерьезной песенке. Я — взрослый же человек и сюда не ерундой приехал заниматься. А деньги зарабатывать. И чего-то добиться как творческая личность.
— Чего добиться-то? Какая суперцель?
— Я бы хотел “Грэмми” получить.
— Зачем тебе “Грэмии”?
— Просто так, ради прикола. Если я буду какую-то хрень загадывать — мне так жить интереснее. Я когда сидел в Нижнем Новгороде и утверждал, что скоро буду знаменитым, — это звучало примерно так же, как сейчас про “Грэмми”. Все тоже думали: ну понятно, парень не в себе, Форрест Гамп, местный идиот...
— То есть вы планируете стать западной группой?
— Не западной, а мировой.
— Понятно. Как “Тату”.
— Нет, как “U2”. Как “Тату”, спасибо, не надо.
Да так и не получится.
