— Как я проведу свой день рождения? — это мой последний вопрос, заданный для приличия. — С теми, кто рядом со мной, и теми, кто ушел навсегда...
Георгий Тараторкин. Грустный романтик, вопреки утверждению Задорнова “не ставший сатириком”. Не променявший интеллигентность на звездность. Разговор с ним труден для журналиста. Иному он может показаться излишне дипломатичным, уходящим от прямого ответа. Но для Тараторкина — это позиция. Не сотрясать светлую память дорогих ушедших пустопорожней бесовщиной... Хотя нет-нет, да и проговаривается: “Роль? Я не люблю этого слова. Это мы в жизни роли играем. А на сцене — судьба, там не сыграешь...”
— 1969 год. Вам — 24. Играете Родиона Раскольникова у Кулиджанова. Получаете Госпремию. Вас тут же нарекают “баловнем судьбы” — такой молодой и такой знаменитый! А сейчас... уставший взгляд, правда, с пронзительными голубыми глазами.
— Какой я на самом деле? Блок, Раскольников, Гамлет — не знаю, где вам искать Тараторкина. Подчас надо обладать мужеством, чтобы откопать в себе то, на что решился Раскольников. “Человек есть тайна, — говорил Достоевский, — ее надо разгадать. И если будешь разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком”.
— Но вы свой выбор в профессии сделали, как мне кажется. В сторону порядочности, что ли.
— Да, такой есть “выбор”, который для меня будет просто оскорбителен! Здесь важно, что было изначально в тебя заложено: мамой, папой, Зиновием Корогодским — моим педагогом в драмстудии при Ленинградском ТЮЗе. И даже если бы после такого педагога я не стал бы артистом, то все равно на всю жизнь остался бы в прекрасном смысле несвободен от тех человеческих законов, по которым мы жили...
— И предавать это нельзя?
— Надо сохранять верность тому, что в тебя вкладывали. Профессия, в силу своей публичности, очень уязвима. Все происходящее пытается сбить тебя с толку. Надо устоять. Хотя это сложно. Надо уметь соединять человеческое и профессиональное вероисповедание с тем новым, что является сейчас нашим глазам...
— Фамилия “Тараторкин” — откуда?
— Вы говорите: играю я интеллигентов и аристократов. Истинная аристократия была в самой сердцевине России. Папа мой из Тульской области, а мама — из Костромской. Фамилия — от папиных корней, тоже тульская, очень редкая.
— Кто же были ваши родители?
— Наверное, большие молчуны.
— Но, по-моему, вы не совершали явных ошибок, когда известные артисты снимались в рекламе, совсем “убитых” сериалах...
— Я никогда не посмею кого-то осуждать или как-то трактовать их поступки. Мне бы хотелось, чтобы внутри профессии соблазн был только в выборе ролей — эта или та. Но жизнь подбрасывает другие соблазны... Так, приходится нести ответственность не за то, за что брался. Снимался в сериале — там у меня судьба Александра Второго... На определенном этапе замечательный режиссер этого фильма был отстранен. И тех намерений, которыми мы были воодушевлены в период съемок, фильм лишился. Его по-другому смонтировали, по-другому озвучили. Сделали нечто неудобоваримое. Вот и отвечай теперь, и оставайся с неудовлетворенностью...
— Вас, верно, невозможно обмануть или вывести из себя?
— Я последним решаю — выходить из себя или нет. Если вам кажется, что мне удавалось противостоять соблазнам, то мне небезразлично, что вы так думаете. Хотя для меня это естественно, особых усилий я не предпринимал. Выходишь на сцену театра, и... надо смочь пусть и в 117-й раз прожить судьбу свою, как в первый раз.
— В ваших глазах сумасшедшинка до сих пор улавливается. Если бы не Корогодский — пошли бы иной дорогой?
— Столько лет живу — и все удивляюсь...
— “Я ли это?”
— Да. Нет, я грезил об актерстве в детстве, но что было бы, не встреть я своего учителя? Ведь он вдохнул веру в себя. И научил не мешать ее с самоуверенностью.
— Вы уже много лет — президент “Золотой маски”. Многие люди против того, чтобы “артисты лезли во власть”...
— Я работаю на “Маске”, потому что уверен в подлинности и чистоте намерений фестиваля. И ничего близкого с “лазанью во власть” здесь нет. Одно удовольствие работать с профессионалами, веря в развитие театра, развивая гастрольные программы...
— Многие сегодня оскорблены потоком некорректных выражений, исходящих от правительства в адрес культуры. И все молчат...
— Мне не кажется, что молчат. Наоборот, время сейчас слишком говорливое. И говорливое безответственно. Поэтому смысл многого из сказанного, утрачивается. Как люди не боятся, что они будут услышаны? Это потому, что разучились слышать друг друга...
