У него все завязано на шахматах: первые слезы, первые победы. За свои 55 лет он сыграл более 3 тысяч партий. Неудивительно, что именно шахматы стали его главной школой жизни. И, даже воспитывая детей, он опирается на законы, постигнутые в шахматном мире.
Сегодня легендарный 12-й чемпион мира Анатолий Карпов вспоминает собственное детство и делится с читателями “МК” своим родительским опытом. У него 7-летняя дочка Соня и сын Анатолий, 27 лет.
“Учу детей не заниматься самоедством”
>— В детстве одно время я был драчуном. Это, наверное, представить трудно, но я действительно часто дрался с сестрой. Как вообще ее не изувечил, не понимаю... У меня была игрушка — железный крокодил с длинным хвостом. Я хватал этого крокодила за хвост и бегал за ней, пытаясь ее ударить. А поскольку я был ребенок болезненный и вдобавок намного младше сестры (у нас разница пять лет), то родители чаще всего становились на мою сторону. Не догадываясь, что зачинщиком драк часто бывал я.
В конце концов маме надоело разбираться в наших бесконечных ссорах — вроде сестру наказывают, но не помогает, и она заявила: “Снова поругаетесь — достанется обоим!” Раз так случилось, два — и сестре, и мне попало. А потом я понял: “Ну зачем же нарываться?” С тех пор мы с сестрой живем в большой дружбе. Вот так одно мудрое решение матушки прекратило безобразия...
У своих родителей я перенял ненавязчивое отношение к детям. Каждый раз по мелочам тыкать ребенка: ты сделал не так, и это не так — мне кажется неправильным. Мелочи по жизни и сами вылезают: если человек наблюдательный — сделает выводы... Ну обратили один раз внимание или поругали, но ведь жизнь и дальше продолжается...
“Наказать дочку я не могу, слишком ее люблю. Да и ругать ее особо не за что. Соня удивительно требовательна к себе. Если кто-то сделает ей замечание не по делу, будет переживать безумно. Подойдет и скажет: “Мам, за что мне сделали замечание?” Она все запоминает, и это очень болезненно на ней отражается. Так что нужно быть очень осторожным!” (А.Карпов о дочке).
Кстати, я учу детей, чтобы и сами себя они долго не корили за ошибки — заниматься самоедством тоже нельзя! Иначе одна неудача последует за другой. Это как со здоровьем: чем больше человек думает о своих болячках, тем хуже себя чувствует. Простое самовнушение. Лучше разобраться, в чем причина ошибки, чтобы больше не допускать ее. Этот подход я выработал благодаря шахматам. И еще я понял: наряду с ошибками надо забывать и свои успехи. Я говорю детям: “За счет старого багажа, за счет старых побед новых не добьетесь!”
Победа, например, в матче (если говорить об абсолютных значениях) действует на человека примерно так же, как поражение. Только поражение создает очень отрицательный эмоциональный фон, а победа — со знаком “плюс”. Но человек и в том и в другом случае выводится из состояния равновесия, то есть объективного подхода к своим возможностям. Надо побыстрее отвлекаться от событий прошлого дня, прошлого месяца и начинать думать о следующих этапах. У меня никогда не было долгих отмечаний побед. Благодаря этому я установил абсолютные рекорды по количеству выигранных турниров. А если бы я почивал на лаврах, все время помнил: в октябре я выиграл Тилбург! — и радовался этому до января, то не выиграл бы турнир и в ноябре, и в декабре...
“Толя, твой ход!”
— С сыном я играл в шахматы только один раз. Причем играли мы удивительным образом. Толику тогда было четыре с половиной годика. Но он уже знал, как ходят фигуры. И, может, сознательно, может, нет — выбрал черный цвет и вдруг... стал повторять каждый мой ход. В принципе в шахматах это возможно. Если играешь с соперником не очень сильным — даже неплохо может получаться. Но это не панацея. Толя проиграл одну партию, потом вторую и сказал: “Слушай, с тобой неинтересно, ты все время выигрываешь!” После этого шахматы для него закончились. Может быть, в этом и моя вина. Наверное, надо было быть потоньше и понять, что у сына могут быть разные эмоции. Надо было учесть совершенно для меня на тот момент незнакомые амбиции сына.
Я тоже в детстве из-за шахмат расстраивался. Мне безумно не нравилось проигрывать отцу. Я плакал. Однажды отец заявил: “Еще раз заплачешь, и я с тобой играть больше не буду!” На этом мои слезы, можно сказать, закончились: до 10 лет они еще только пару раз проявились, но уже в турнирных боях, когда я проигрывал обидные партии...
Дочке я пока дал только первых два урока. И интерес на время у нее пропал. Но, по крайней мере, она уже знает цели и задачи игры, знает, как ходят фигуры. Если вернется к игре — замечательно. Не вернется — значит, не ее это дело.
Шахматы — труд, который не всем под силу. Должно быть желание, способности к игре. Поэтому я категорический противник обязательного длительного обучения детей шахматам. Но я стою за то, чтобы каждый ребенок мог попробовать себя в этой игре, понять ее и через нее приобрести что-то для жизни.
Через шахматы детям можно дать знание и понимание каких-то жизненных законов, которые не всегда воспринимаются через другие предметы. Сам помню: когда был учеником, для меня всегда было загадкой: почему на уроках литературы преподаватели требуют составить план сочинения? Я считал: ну раз я знаю, о чем я буду писать, буду писать, и все! А в шахматах без плана делать нечего. Если у ходов нет общей связующей идеи, нет общего плана — шахматист проиграет партию. Это сто процентов! И становится ясно, что так же будет в любом деле...
Шахматы учат принимать решения. И отстаивать их. Вместе с этим дети начинают понимать цену времени, учатся распределять его четко. Если игрок действует очень быстро — ошибется и не дойдет до конца партии, а если будет играть очень медленно — даже в хорошей позиции ему не хватит времени реализовать преимущество. Шахматы дисциплинируют мозг (ты учишься мгновенно концентрироваться), способствуют развитию у ребенка индивидуальности: выигрывает тот, кто в общих законах может найти исключение.
СПРАВКА "МК"
На Южном Урале в 9 школах-интернатах по инициативе Анатолия Карпова запустили программу преподавания шахмат детям-инвалидам, в том числе слабовидящим и слабослышащим. Благодаря игре в шахматы у глухих детей улучшается память и скорость мышления. Известны два случая, когда с помощью шахмат ребята смогли освободиться от диагноза ДЦП в Подмосковье... Как часть школьной программы сегодня шахматы не новинка в Италии, США и Канаде. Собираются ввести их и в школах Германии.
“Больше всего переживаем о проблемах школы”
— Соня — девочка талантливая, безусловно. Если видела в журнале портрет Чайковского и ее спрашивали, когда еще не умела говорить: “Где Петр Ильич?” — она пальчиком показывала: вот он! Интересуется историей. Помнит главных генералов Кутузова, маршалов Наполеона. У кого она это переняла? Даже не знаю. Никто ее этому не учил. В садике не была...
Русским владеет для своего возраста просто замечательно. Мне иногда даже кажется, что она говорит лучше, чем я. Находит такие формулировки недетские: “Во мне присутствует...” Если слышит новое слово, хочет узнать, что оно значит. И втягивает все буквально. А недавно выдала, что у нее одна из любимых песен — “Помню, я еще молодушкой была”, и исполнила ее при этом! Соня вообще удивительна: девочка — но совершенно безразлична к куклам. Ее игрушки — только животные, у нее их целый зоопарк. Причем она создает им семьи, придумывает какие-то легенды. У нее может быть добрая лошадь и злая, и эту злую “животные отвергли”. Я спрашиваю: “Соня, а изменить ситуацию нельзя? Она не может стать доброй?” — “Ну пока, — говорит, — не получается”. Соня любит читать. И чтобы ей читали. С малых лет “почемучка” большая. Ей все интересно, интересно поговорить со взрослыми. С детьми она меньше общается, потому что от своих сверстников далеко ушла. И где-то это меня пугает. Она пойдет в школу в этом году. Не знаю, какое общение получится.
И потом, в любых школах сейчас существуют проблемы: и информация не всегда нужная, и дурное влияние. Но это жизнь! Что делать... Вот отчего мы сейчас в большом напряжении.
Совет от Карпова. “Проблемы многих семей, когда дети слишком рано получают “уличные знания”, у меня нет. Во-первых, у Сони до сих пор не было активных контактов с улицей. Просмотр телевидения контролирует мама. В танцевальном кружке и кружке рисования, куда ходит дочка, у всех детей голова тоже делом занята. Мне это нравится”.
Отправлять дочку учиться за границу очень не хотелось бы в любом случае. Я категорический противник американской системы образования, где главный принцип — осел во всем, зато в одной узкой специализации хорош. Европейское образование не могу назвать слабым, но оно такое... расслабленное. Особенно в первых классах: что ребенок хочет, то пусть и делает. Как у нас говорят: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. В процесс обучения входят очень медленно. Знаю это от гроссмейстеров, которые в 90-е годы стали массово уезжать за границу с детьми... Первые четыре класса российской школы дают гораздо больше.
Школу для дочки Карповы выбрали, исходя из двух критериев: “рядышком с домом” и “хорошего уровня, в перспективе три иностранных языка”. “Больше за это жена отвечает”, — признается Карпов. (Нынешняя супруга Карпова, Наталья Буланова, — историк-архивист, исследовала родовые архивы, устроила ряд выставок.)
Изменения нашей школьной программы вселяют в меня тревогу относительно знаний, которые будут даваться. Есть поползновения сократить гуманитарную часть образования: вроде бы конкретных знаний не дает, а дети и так перегружены. Но если замкнуться только в “цифирь”, в экономику — знаете, мы просто потеряем духовное единство нации.
У моего сына в свое время были какие-то заморочки: “Я знаю программирование, знаю компьютерную графику, и больше мне ничего не надо! Зачем мне высшее образование и науки, которые никогда не пригодятся?” Но прозрел, и, в общем, жизнь подсказала правильный путь. Сегодня у Толи есть и серьезность подхода, и тяга к знаниям. В этом больше, наверное, заслуга моей первой жены и ее родителей...
“Воспитание сына не моя заслуга”
— Мы развелись с первой женой, когда сыну было четыре с половиной года. Толя и так чаще видел бабушку и дедушку, чем меня (я много ездил), а когда стали жить отдельно, возможности для общения тем более сузились. Меня больше заменял дедушка, который безумно любил внука.
Очень редко удавалось поговорить с Толей по-мужски. Полгода как минимум я в Москве не бываю. Помню, я договорился, чтобы сына приняли на компьютерные курсы в МГУ. (Он мало времени тратил на дурные компьютерные игры, зато серьезно пытался понять работу с программами — и это меня радовало.) Курсы были для старшекурсников и аспирантов. А Толе тогда исполнилось всего 13 или 14 лет, но я договорился, чтобы его приняли. И с радостью об этом сказал, на что сын ответил: “Папа, а мне это не нужно. Эту программу я и так знаю. Для меня это бессмысленно”. И я понял, что он сам контролирует круг своих интересов и знаний.
Сейчас в профессии сын стремится сделать все идеально. Может работать с утра до вечера. И по ночам. В этом Толя пошел в нашу, карповскую, породу: таким отец мой был, племянница такая и сестра такая. Мы — трудоголики. И ответственные люди. Понимаем, что, если надо выполнить работу, за нас ее никто не сделает. Я не говорю: дескать, вот пятница, шесть часов, я иду на два дня отдыхать, так что все — забудьте про меня! У меня на работе и в общественных делах нет суббот и воскресений. Конечно, все время в таком режиме находиться невозможно, но шахматы, кстати говоря, учат и этому.
