Остров, дышащий жабрами

В этом году жители Сахалина не узнали свою привычную весну: на улицах абсолютно нет снега, чего не бывало, похоже, никогда. Другая пугающая картина — бухта Невельского порта до отказа забита льдом, этого не наблюдали уже лет 30 — из-за торосов “челюскинцами” себя почувствовали сразу четыре судна. Что странным образом диссонирует с информацией о теплолюбивой белой акуле, которая “забрела” в местные воды. Но какие бы коленца ни выкидывала природа, похоже, одну свою отличительную черту Сахалин не собирается отдавать никому. Остров был и остается столицей браконьерства. Он дышит жабрами. Проживая здесь, ты буквально обречен быть причастным к морским тварям. А значит, выбор небольшой. Либо под флаги “флибустьеров”, либо на борьбу с ними. Правда, как показывает практика, дороги контролеров и контролируемых нередко пересекаются.

Бразильская картошка из Китая

Жители Сахалина всячески подчеркивают свое обособленное от материка положение. Название “Остров” носят гостиницы, бары, рестораны и магазины (мною была замечена торговая точка с утюгами и микроволновками, именующаяся “ТехноОстров”). А крупный маркет Южно-Сахалинска и вовсе называется “Новый континент” (чуете, на что намекают?). Материк, по всей видимости, отвечает “взаимностью” — продукты на Сахалине дорогие, а порой и не совсем свежие (один местный житель рассказал мне о целой “мафии”, которая завозит на остров просроченное продовольствие с переклеенными этикетками). Плюс проживающим среди рыбы островитянам банально хочется мяса, но для тех же пенсионеров оно просто неподъемно в цене — 280 рублей за кг отнюдь не отборной свинины. А тут еще и хлеб подорожал, да так, что москвичам и не снилось: больше 30 рублей буханка серого (подскочила в цене привозная мука). Дело дошло до того, что в местном правительстве заговорили о талонах на хлеб для социально незащищенных слоев населения. В принципе, практика мировая, и ничего ужасного в ней нет, если выбраться из ситуации невозможно. Но само население перепугалось не на шутку. “На дворе XXI век или нет? Дожили до карточек!” — возмущался в разговоре с репортером “МК” местный бюджетник.

Странно то, что: когда подлетаешь к Сахалину, видишь четко очерченные, явно возделываемые поля. “Когда-то у нас росла и пшеница, и рожь. Но климат стал хуже, и теперь даже овес не дозревает до кондиции”, — объясняет ситуацию вице-губернатор Сахалинской области, курирующий сельское хозяйство и рыбную отрасль, Сергей Карепкин. А на полях, как выяснилось из дальнейшего разговора, растут многолетние кормовые травы и овощи. Остров, в принципе, мог бы обеспечить себя той же картошкой, морковкой и капустой на 100%, но делает это лишь на 70. “Фишку” перебивает Китай. Местное производство и рабочая сила не могут сравниться по дешевизне с Поднебесной. “Так они еще и бирки переклеивают. Пишут “производство Испании” или “Бразилии”, а бабульки на рынках разве будут размышлять над этим? Видят: дешевле — и берут”, — сетует Карепкин. Да и урожай китайцы снимают по три-четыре раза в год. Климат плюс химикаты делают свое дело.

Что же касается мяса и молока, то, по уверению вице-губернатора, островной субъект не так давно решил сам “взять быка за рога”. Причем в прямом смысле. Только в прошлом году из Австралии было завезено 1237 голов КРС. И “головы” на острове чудесным образом прижились. А потому принято решение доставить еще 521 “голову”. Некоторые предприятия, на радость местному правительству, стали не просто доить, но и сами перерабатывать молоко, что снимает некоторые издержки, накручивающие цену.

Но все эти проблемы — лишь цветочки по сравнению с той головной болью, что приносит рыба и все, что с ней связано. В области 900 рыбоперерабатывающих предприятий всех форм собственности. Но сказать, что они не загружены под завязку, — ничего не сказать. Какая-то часть работает по три месяца в году — когда идет путина лосося, сайры и т.д. Другая — присутствует в этом реестре только на бумаге. По сути, они — рантье. То есть торгуют своими квотами. По словам местных чиновников, ни те, ни другие особо не виноваты. Их загнало в эти рамки само же государство. Вероятно, так бывает всегда, когда у одной отрасли появляется слишком много хозяев. Девиз Госкомрыболовства* “Российскую рыбу на российский берег” разбивается, с одной стороны, о нагромождение законов, с другой — об отсутствие таковых. Вроде бы для рыбаков, сдающих продукцию на российскую сторону, снижен налог, но государство выдает квоты, которые можно выбрать за три дня работы в море. “Мы сознательно загоняем рыбаков в браконьерство. Они вынуждены договариваться с кем угодно, чтобы работать”, — вздохнул в разговоре один чиновник.

В охоте на браконьеров при этом участвуют представители чуть ли не 88 структур: ФСБ, пограничники, инспекторы Госкомрыболовства, таможенники. Не так давно УФСБ по Сахалинской области вместе с погранцами разработало план захвата браконьерских судов. В море вылетает “вертушка” по заранее просчитанному маршруту, не предупреждая ни одну службу. Заметив браконьерское судно, приказывают ему остановиться (говорят, раньше не останавливались, но с разрешением стрелять ситуация изменилась). Далее из вертолета на борт выбрасывается 45-метровый (!) канат, по которому и спускается вооруженная до зубов бригада захвата. Капитану судна ничего не остается, как предъявить улов и проследовать в порт. На одном из таких кораблей довелось побывать корреспонденту “МК”.

Господа “флибустьеры”

— Ребята, да вы из Панамы! — “пошутил”, увидев развевающийся на мачте панамский флаг, инспектор Госкомрыболовства.

— А че, не похожи? — со смехом парирует старпом судна “Прадо”, пойманного накануне в российских терводах с 20-тонным грузом живого краба на борту (вылов краба в России практически запрещен, кроме небольшой научной квоты).

— Не только “опилок” нахватали (местное название краба опилио. — “МК”)? И синего тоже? И даже самок? Не жалко беременных женщин? — продолжает “глумиться” госинспектор.

— На них не написано: мальчик или девочка!

Несмотря на то что на палубу поднялась масса народа — инспекторы, таможенники, пограничники и представители ФСБ, команда вела себя абсолютно расслабленно. Казалось, никого не расстраивал и тот факт, что через несколько часов весь улов придется выпустить обратно в море (конфискат живой, а потому подлежит “отправке” в естественную среду обитания). Правда, немного заинтересовали два московских журналиста.

Первый — потому как носил на шее профессиональный мощный фотоаппарат. Второй — из-за своего пола. А баба на борту, как известно, не к добру. Мы с браконьерами должны были уйти миль на 12 в Татарский пролив — если уж решили спасать краба, то нужно учитывать его “глубинные” пристрастия.

— Первый раз в море? Тогда иди поешь. Да и качает в кухне меньше, — подталкивает к лестнице вниз заботливый госинспектор Юра. Я всячески пыталась сопротивляться поглощать пищу “пиратов”, пока сами же браконьеры не начали мне предлагать чай и японские конфеты на десерт. Пока я ела жареную курицу с макаронами, “флибустьеры” делали ставки, увидят ли они содержимое моей тарелки еще раз. “Стопудово укачает”, — выдал один из них окончательный приговор. Второй, всматриваясь в лицо, утверждал: “Не, эта рыб подкармливать не будет”. Забегая вперед, скажу: рыбы курицу в этот день не ели. По крайней мере мою — точно. Однако когда судно начало набирать обороты, кишки оказались где-то на уровне шеи. Было полное ощущение, что мы летим в какую-то огромную воздушную яму. Заметив выражение моего лица и изрядно посмеявшись, “пираты” посоветовали быстренько подняться наверх: “Там воздух посвежее, может, получше будет”. “Быстренько” сделать это не удалось, по совершенно отвесной лестнице я ползла чуть ли не на четвереньках…

На палубе около трюмов (в двух железных ящиках, заполненных забортной водой, с подводом кислорода и охладителями — еще не зная своего счастья — болтался краб) собралась вся команда и “дорогие гости”. Не понимая, что за праздник, на всех радостно наскакивал корабельный пес Вася. Похоже, что у него одного в этот день было хорошее настроение.

— Достаем не аккуратно, а очень аккуратно! — орал старпом матросам, которые лебедкой поднимали из трюма корзины с живым крабом. Представители контролирующих организаций в это время настраивали весы и прилаживали к борту стальной стол. Механизм заработал слаженно и быстро. Корзина вставала на весы, дальше вываливалась на стол, и крабы, пересчитанные поштучно (!), радостно летели в воду. Данные четко фиксировались в блокноте человека в штатском. “Аккуратней, я сказал! Черт, замучился с этой молодежью уже”, — продолжал ворчать старпом. В общем, чтобы он дал спокойно “отработать” своей команде, пришлось поговорить с ним за жизнь. Как выяснилось, кроме вполне себе опытных капитана (который в это время себе под нос желал всем вновь прибывшим скорее отправиться к праотцам), старпома, боцмана и механика, на судне работают четыре матроса. Самому молодому — 19 лет, старшему — 27. Но, по словам моего собеседника, “ума тоже на 19”. Сплоченная ныне бригада набралась в январе, заработки свои все четко знают (в кают-компании вывешивается пофамильный список с цифрами), только вот сейчас прокол вышел.

Надо сказать, что “прокол”, скорее всего, будет стоить капитану (правда, только ему) два года “условных” плюс два года запрета занимать капитанскую должность, штрафа (зависит от количества статей, по которым пойдет, но вплоть до конфискации судна — разбирательство будет долгим, так сразу и не скажешь) и недополученной прибыли в размере примерно 80 тысяч долларов (краб нынче в Японии, а именно туда направлялось “Прадо”, упал в цене и стоит доллара 4 за кг, синий чуть дороже). Впрочем, как объяснил позднее “МК”, глава Сахалино-курильского теруправления Госкомрыболовства Олег Бенденко, все это не очень-то пугает “флибустьеров”: “Экс-капитаны устраиваются на другое судно старпомами, ставя официальным капитаном какого-нибудь мальчишку, накидывая отдельную плату за риск. И все начинается сначала”.

Если же посмотреть на список задержанных судов, коих только за первый квартал этого года набралось несколько десятков, то “география” реестров, где зарегистрированы наши русские моряки, была следующей: Панама, Камбоджа, Сьерра-Леоне, Белиз и т.д. В общем-то, по мнению моих собеседников, браконьерам абсолютно без разницы, какой флаг навесить на судно, хоть Грузии: “Тут один крендель в море болтался, так у него пиратский флаг был!”. Последний случай, конечно, сущее издевательство, а если говорить серьезно, то суть проста: зарегистрироваться в той же Панаме проще простого, отчисления за нахождение в реестре стоит несколько сотен долларов в год. В Японию такие суда приходят с поддельными российскими таможенными декларациями (которые, по подозрению сахалинских властей, штампуются на японском берегу). На все возмущения российской стороны японская резонно отвечает: “Разберитесь как-нибудь сами. Наши законы они не нарушают. А декларации… Может, и поддельные, но экспертизу никто не проводит”. Попытки россиян договориться об уведомительном характере отношений (сейчас судно должно за двое суток предупредить японский порт о своем прибытии, но на российскую сторону никто ничего не сообщает) разбиваются о японское: “А вы нам что?”.

Правда, возможность сыграть в “дашь на дашь”, похоже, все-таки есть. Дело в том, что на острове строится первое предприятие по производству сжиженного газа, которым, по слухам, очень интересуется правительство Страны восходящего солнца...

А если разобраться, то и браконьерство извести как класс тоже вполне возможно. К примеру, ввести уголовную ответственность для капитана в размере… годков так 15 лишения свободы. Несложно догадаться, что сидеть за “убийство” рыбы, так же как за убийство человека, вряд ли кому захочется. Но пока, как разъяснили мне в тех же контролирующих органах, “любой квалифицированный юрист может отмазать любого, самого злостного браконьера, и тот выходит из воды сухой”. Причем в прямом смысле.

В море все равны

Вдоволь насмотревшись на прыжки в воду в исполнении крабов, мы запросили берег прислать нам на выручку пограничный катер. Катер, как пошутил один коллега по ловле браконьеров, “водоизмещением три ведра”, шел как-то очень мучительно. Его швыряло на волне и накрывало ею же чуть ли не целиком. “Вот там тошнить все же будет”, — решил подготовить меня госинспектор Юра. Но катер, не дойдя до “Прадо” несколько десятков метров, издал странный звук и… прекратил какое-либо движение вперед. При этом швырять его стало еще круче. “Муфта полетела”, — констатировал наш старпом. Что такое муфта, вероятно, не знала я одна. Из дальнейших объяснений на чистом “морском” я поняла, что “никуда он, “пи”, дальше не пойдет, пока мы его, “пи”, на буксир не возьмем”. Далее я наблюдала совершенно потрясающую картину. Браконьеры в абсолютном тандеме с теми, кто их ловил, в течение битых 40 минут пытались пришвартовать пограничное суденышко, которое то и дело относило южнее — в море (парусность, знаете ли, большая). Пришвартовали. Журналистов, которых таки ссадили на привязанный к браконьерской посудине катер, встретила кошка, по словам капитана, по имени Никак. Она, как заправский “морской лев”, болталась на волнах вместе с пограничной командой.

И корабельный пес Вася, и кошка “без имени” понимающе смотрели друг на друга с разных сторон “баррикад” и даже не пытались проявлять какую-либо агрессию. А на мой вопрос, адресованный ко всей нашей сплоченной компании: мол, как же так, одни поймали других, а в результате пойманные спасали поймавших, — мне спокойно ответили: “В море равны все”.

Кстати, как выяснилось, безымянная кошка пограничников спокойно уходит на берег с судна и возвращается обратно, когда ей этого захочется. Прекрасно чувствуя себя и там, и там. А вот флибустьерскому псу Васе на суше придется туго. “Столько времени проведя в море, он вряд ли сможет жить на берегу”, — грустно сообщил мне боцман Серега.

А журналистов в итоге забрал скоростной катер береговой охраны (те же погранцы). На борт которого меня заботливо подсадили браконьеры. И долго вместе со всеми контролерами махали вслед руками.

Детский сад с плавниками

Любителям красной рыбы вряд ли приходит в голову, что ту особь, которую они поглощают в данный момент, возможно, вынянчили своими руками их же соотечественники. В Сахалинской области 16 федеральных и 17 частных рыбоводных заводов, где кипит работа круглые сутки.

— Их нельзя оставить ни на минуту. Они как дети, — рассказывает главный рыбовод государственного Сокольниковского завода Екатерина Лакушкина, за которой я захожу в цех. Он представляет собой множество изолированных между собой бассейнов-инкубаторов с проточной водой. “Вот тут, под сеткой, самые маленькие”, — показывает Екатерина Викторовна на “лягушатник”, в сетку которого еще совсем недавно специалисты закладывали вручную икринки, а теперь над ячейками юлит микроскопическая горбуша. Цех и без того темный, а мальков прикрыли темной пленкой. “Они же боятся”, — объясняет главный рыбовод. Далее инкубаторы для тех, кто посмелее, тут рыбешку уже можно вполне различить. Температура воды в инкубаторах для всех разная, так же как и корм (кормушки, как и подвод воды, автоматические). Круглые сутки в цехе работает дежурный (не дай бог вырубится электричество). Выпускают молодь в свет исключительно ночью и в течение месяца. Только вот беда: как утверждают сахалинцы, горбуша — рыба-дура. Это не кета, которая точно вернется в тот ручеек, где ее подобрали икринкой. Вероятно, потому предприятия стараются сидеть на кете (коммерческие заняты только ею). “И это понятно, люди хотят вернуть свои деньги”, — оправдывают бизнесменов государственники.

Кстати о деньгах: как выяснилось из дальнейшего разговора, на Сокольниковском заводе работает всего 12 человек (это вместе с водителями, трактористами и т.д.). Они обеспечивают в год 32 тонны икры и тысячу тонн поротой рыбы. Остается добавить, что оклад у главного рыбовода — 3700 рублей.