Певица Джул ворвалась с претензией на те далекие времена, когда женщины одевались в мужские костюмы, курили сигары и старались говорить низким голосом. Ее песню “Черный снег” включили в сборник “Русская тридцатка”, где присутствуют такие исполнители, как Пугачева и Алсу. Самой же обладательнице уникального мужского тембра прочат славу Шер и Билли Майерс, Нины Симон и Ширли Бейси... А на всех ближайших концертах и устных выпусках “МК” (23 ноября в Москве, 29-го — в Зеленограде и 11 декабря в Цирке на пр. Вернадского) зрители смогут не только услышать, но и увидеть певицу.
— Скажите, Джул, вы намеренно культивируете в себе образ эдакой Шер нашего времени?
— Я просто обожаю всех исполнительниц с низкими голосами. Поэтому Шер мне действительно очень близка. Некоторые ее приемы, такие, как постановка звука, я решила применить и сама. Она поет из глубины души — эдакая труба иерихонская. Этот круглый объемный звук близок народам южных широт — недаром Шер по происхождению армянка. Но вот ее сценический образ порой мне кажется несколько вычурным. Лично я стараюсь одеваться в брюки.
— То есть исполнительница Джул и платье а-ля Шер — понятия взаимоисключающие?
— Я и до имиджа строго мужского костюма не сразу доросла. Все свое время обучения в Государственном училище эстрадного и джазового искусства (бывшая Гнесинка) я ходила либо бритая налысо, либо с ежиком из зеленых волос. Одевалась и обувалась исключительно в кеды и джинсы.
— Вы, наверное, вызывали повышенный интерес особ своего пола?
— Нет, как раз противоположного. Был у меня один проект... Набирали высоких певиц модельного плана. Я была не очень стандартная “красотка”, но меня все равно взяли — за оригинальность голоса и всего остального. Сейчас, кстати, смотрю — две девчонки оттуда “зажигают” в одной молодежной группе. Но не в той, в которую нас набирали. Там, естественно, все закончилось понятно чем. Никакого толка не было — один моральный ущерб. Вообще я была с кучей молодых групп, пока училась там.
— Как же родился проект “Джул”?
— В свое время я и композитор Андрей Климинов безвозмездно писали песни на одной из модных столичных студий. Чтобы прекратить эту кабалу, в которую мы попали как люди, не сведущие в шоу-бизнесе, по глупости, нам пришлось даже имитировать жуткую ссору и последующий разрыв. Так что когда Андрей рассказал, что у нас появился свет в конце, я уже просто не верила. Особенно, когда меня попросили подмахнуть какую-то очередную бумагу. С учетом предыдущего опыта при виде контрактов меня уже трясло.
— Говорят, Джул, что вы — певица с родословной?
— Из творческих людей у меня был дед, Степан Иванович Ермолин, актер, драматург, заслуженный артист РСФСР и народный артист Коми АССР. В Сыктывкаре даже есть его музей. Говорят, что “Свадьба с приданым” — это его произведение, которое Дьяконов у него украл... А мама моя много лет проработала на “Мосфильме” и на “Союзмультфильме” — в цехе раскраски мультфильмов.
— Ваш голос, который, по слухам, высоко оценил даже рок-патриарх БГ, берет свое начало именно с горлового пения народов севера?
— Я училась по авторской методике Дмитрия Ерофеевича Огороднова. Этот человек по образованию биофизик, и он нашел взаимосвязь между голосом и движениями рук. С помощью рук из себя можно “вытянуть” любой диапазон.
— Понятно тогда, каким образом вы тянете из себя три с половиной октавы. Стихи ваши тоже имеют научную подоплеку?
— Стихам я нигде не училась. Лишь на семинары в Литературный институт по классу поэзии ходила. Интересная картина, кстати, была: 19-летняя Юля и 10 дедушек седобородых сидели и читали свои стихи друг другу и мне. Говорили, что потенциал есть.
— Почему у вас, Юля, такое трагическое ощущение любви?
— Это еще светлая поэзия. Раньше заглавной темой было, что жизнь кончена. Моя мама просто плакала, читая мои стихи. А у меня, честно говоря, от хороших чувств стихи не родятся. Ну не могу я от светлой любви вдохновиться — и все тут! Кстати, я ведь еще прозу пишу, и надеюсь, что свою литературную деятельность не оставлю.
