Великий философ Жан-Поль Сартр считал, что цель земных наслаждений состоит в том, чтобы избавиться от груза памяти. “Чтобы что-то забыть, нужно это помнить”, — возражала ему его знаменитая супруга Симона де Бовуар. Каждый из них был по-своему прав. Земные наслаждения, прожигание жизни в иные времена — это не просто дань распущенности. Это целая философия, которая оправдывает человеческие заблуждения. Это удобрение, на котором произрастают самые замечательные фантазии человека, приобретая статус настоящей литературы.
У богемных вечеринок есть своя история. И есть свой золотой фонд, который не забывается. Они словно назидательный пример — бессмертный образец того, как веселились великие, и напоминание о том, что все хорошее “произрастает из настоящего сора”.
В области богемных скандалов, эротических эскапад знаменитостей Париж всегда был неоспоримым мировым центром. Сразу после войны и потом — в 50-е годы, когда Пикассо с трудом выбирался из болота сюрреализма, а безумный Дали там окончательно погряз, настоящая светская жизнь шла только в одном месте Парижа — в “Кафе дю флер” на бульваре Сен-Жермен. Там собиралась вся богема. Чашечка кофе и парочка аппетитных хрустящих круассанов обходились всего в полфранка. Уличному нищему запросто можно было подать несколько су, не опасаясь услышать в ответ: “Дешевка”. Короче, деньги снова обрели вес, но, увы, с неба не падали. И в этот безумный, безумный мир были трансплантированы сразу несколько безумных оригиналов: писателей, художников, музыкантов.
Одним из самых заметных был Борис Виан, который уже “взорвал” свою первую “бомбу”, выпустив в свет книгу “Я приду плюнуть на ваши могилы” под псевдонимом Вернон Салливан.
Жан-Поль Сартр шокировал буржуа тем, что жил одновременно с двумя женщинами: с русской аристократкой Ольгой Казакевич и своей женой Симоной де Бовуар. Эти две дамы на какое-то время устроили ему филиал Освенцима. Каждая из них претендовала на исключительное место в его жизни. Все знали, что они втроем заключили своеобразный “пакт” — никогда не лгать друг другу и ничего не утаивать. Когда Ольга неожиданно заявила, что беременна от Сартра, великий философ за ночь написал гениальное опровержение, которое опубликовал в газетах. Это было программное заявление отказа от отцовства, в котором Сартр развивал тему экзистенциального выбора, стоящего перед мужчиной. Он писал о том, что ни один самец не имеет права давать жизнь новому человеку и гражданину.
Судя по всему, статья произвела сильное впечатление на его русскую подругу — с той поры она везде заявляла, что зачала от Святого Духа. Однако ребеночек рос, и проблема отцовства становилась все острее. Сартр отказывался его признавать. И тогда, чтобы разрешить ситуацию, друг философа, художник Фернандо Херасси, усыновил его.
Этот Херасси был самым фантастическим типом во всей богемной компании, окружавшей Сартра и Симону де Бовуар. Он родился в семье испанских евреев в Константинополе, изучал философию и историю искусства в Германии, выставлял свои картины в Париже, сражался с испанскими фашистами в составе интербригад, отсидел полгода в немецком концлагере, сумел оттуда бежать, переодевшись в женщину, осел в США и после войны вернулся в Париж в качестве секретного агента ЦРУ, продолжая при этом заниматься живописью. Именно он привез из Мексики новую для французской богемы игрушку под названием мескалин. Заявив, что эта штука расширяет сознание, он заставил обитателей “Кафе дю флер” потреблять сомнительные выжимки из мексиканского кактуса. Может быть, из-за этого произошла скандальная история, в которой в той или иной степени оказались замешаны все завсегдатаи интеллектуального кафе.
Знаменитая Хейзел Гугенхайм (одна из владелиц музея Гугенхайма в Нью-Йорке), приехав в Париж, решила устроить вечеринку на самой вершине Эйфелевой башни. В свое время лифт, доставивший ее “на небеса”, произвел на дамочку незабываемое впечатление. Поднимаясь на нем, она познакомилась с одним метисом, который заставил ее пережить незабываемые ощущения. Возможно, что свою знаменитую вечеринку на верхушке Эйфелевой башни она решила устроить именно из-за этих воспоминаний о лифте.
В той эскападе принимали участие не только французы, но и американцы, приехавшие с Хейзел: молодой Пол Ньюмен, Трумен Капоте, Кристофер Ишервуд и др. На верхушке башни гостей встречал грустный биг-бэнд из пяти негров с оранжевыми волосами. А к месту назначения приглашенных доставляли три “специальных” лифта: на двух из них нельзя было поднимать больше двух человек, все три периодически застревали, и в них гас свет. Разумеется, все это было подстроено.
Когда Хейзел собралась подниматься на лифте, к ней в кабину вошел Пол Ньюмен, чего Хейзел страстно хотела, а в последний момент забежал Трумен Капоте с бутылкой виски, что не было запланировано. Где-то на полпути лифт “застрял”. Хейзел стала кричать, чтобы ее выпустили. Механики, которые присматривали за лифтом, решили, что это часть задуманного спектакля. Лифт запустили только минут через двадцать. Когда прибыли на место, выяснилось, что Хейзел кричала не в шутку. Трумен Капоте стал “в дороге” приставать к Полу Ньюмену, который как-то охотно принял неожиданную игру. Более того, чтобы успокоить даму, джентльмены заставили ее хлебнуть чистого джину, после чего она захотела в туалет и стала кричать, чтобы ее выпустили.
В итоге ситуация приняла неожиданный поворот. Хейзел приехала взбешенная и практически сорвала гостям вечеринку, зато Трумен Капоте был чрезвычайно доволен, да и Пол Ньюмен не расстраивался.
Фернандо Херасси тоже попал в переделку. У лифта он отказался предъявить дежурному полицейскому свой пригласительный билет... И вдобавок хотел втащить с собой в двухместный лифт четыре огромные картины плюс полупьяную подругу Марго Леон, которую он, перебрав мескалина, выдавал за ожившее изображение. Полицейского, пытавшегося помешать им, они силой втащили в лифт и повезли с собой наверх. Когда тот стал вытаскивать пистолет из кобуры, Марго Леон решила, что он расстегивает ширинку, и опустилась перед ним на колени. Испуганный полицейский стал кричать, что он при исполнении.
Страстная женщина стала срывать с него штаны, без которых блюститель порядка и предстал перед всей богемной компанией, встречающей лифты наверху. Более того, эту сцену заснял специально нанятый фотограф. Взбешенный полицейский стал требовать, чтобы сумасшедшая парочка с картинами покинула башню, и тут Марго Леон нашла в своем бюстгальтере пригласительный билет Херраси, очень удивилась, как он там оказался, и полицейский, не солоно хлебавши, был вынужден оставить сумасшедшую парочку с миром.
В общем, вечеринка удалась на славу. Но приключения Херраси на этом не закончились. Под утро, покинув гудящую Эйфелеву башню, он оказался в такси, которым управляла женщина-водитель. По тем временам — случай экстраординарный. Она так стремительно рванула с места, что Херраси вжало в спинку сиденья. Художник счел это своеобразным флиртом. Водительница гнала, как остервенелая, а потом и в самом деле предложила просто так покататься.
Пьяный художник согласился. Где-то после получаса бешеной гонки по предместьям Парижа они сбили собаку. Она оставила темно-красное пятно на дверце машины. Художника чуть не вырвало, когда он, оглянувшись, увидел серую массу, отлетевшую к самому тротуару. А бабенка, кажется, возбудилась. Лицо ее стало белым. Она схватила Херраси за запястье, притянула к себе и поцеловала. Остановила машину...
На прощание они обменялись адресами. Художник сказал, где его можно найти.
Через день он снова встретился с сумасшедшей водительницей, и они опять колесили по ночному Парижу. Похоже было, что она специально охотилась на зазевавшихся кошек и собак, после чего тут же хватала художника за запястье, и у них повторялась одна и та же сцена. Вид крови заводил эту ненормальную. А Херраси не мог прервать сумасшедшие ночные прогулки, хотя уже понимал, что добром они не кончатся. Иногда она специально брала с собой хирургический скальпель и, прежде чем подкатить к Херраси, чиркала себе лезвием по руке, смотрела на кровь, заводилась, а потом как обезумевшая бросалась на партнера. По всей видимости, ей было наплевать, кто он такой. Богатый или бедный, знаменитый или просто скромный интеллигент. Она даже не пыталась узнать, как его зовут. Фернандо сам представился. Себя она, в свою очередь, назвала Мишель. Вот так просто, не поймешь, что за имя, мужское или женское...
На второй неделе в их прогулках что-то изменилось. Эта женщина, кошмар из сна, больше не заводилась от зрелища сбитых собачек и кошечек. Она готовилась к чему-то большему.
Уже все обитатели интеллектуального “Кафе дю флер” знали о странной любовнице богемного художника-спецагента, но никто не знал подробностей, а Фернандо их не рассказывал. Только своему другу Борису Виану он рассказал больше, чем остальным, но попросил об этом не распространяться. Шла четвертая неделя их ночных прогулок.
Сумасбродная Хейзел Гугенхайм объявила о своей новой вечеринке в парижском метро. Компания собралась примерно та же. Фернандо обещал привести свою загадочную подругу-таксистку. Однако слова своего не сдержал. Более того, он как будто сквозь землю провалился. Вечеринка прошла без него. Все расходились веселые, довольные, но какой-то привкус несчастья витал в воздухе, и многие это чувствовали. Собственно, что и подтвердилось, когда вышли первые утренние газеты на следующий день после гулянки.
Первые полосы двух-трех утренних газет пестрели сообщениями об аресте Фернандо. Его влиятельные друзья-интеллектуалы, в числе которых был и Сартр, бросились в полицию. Там они узнали подробности ареста.
В ночь, когда Фернандо не пришел на вечеринку Хейзел, Мишель, как всегда, отправилась с ним на ночную прогулку. Где-то у Вандомской площади она нашла то, что давно хотела. Прямо по краю тротуара шел пьяный солдат. Он что-то бормотал и, по всей видимости, совершенно не слышал рева подъезжающей машины. От удара его тело взлетело высоко в воздух и шлепнулось метрах в двадцати.
Мишель вдавила педаль газа и рванула прочь с площади. Фернандо от ужаса был словно парализован. Мишель же как помешанная повторяла “сейчас, сейчас”, все увеличивая и увеличивая скорость. Тело ее сотрясалось от оргазма. Глаза закатились. Она не заметила поворота и того, что навстречу ей выезжает светло-серый “Пежо”. Фернандо закричал: “Давай влево!”. Мишель, как во сне, резко крутанула руль и со всего размаха врезалась в фонарный столб. Руль раздавил ей грудную клетку. Она умерла мгновенно. Фернандо чудом не пострадал. Он выскочил из машины и бросился к ближайшему полицейскому участку. Там он рассказал все, что знал.
Прибывшая на место карета “скорой помощи” констатировала смерть Мишель. Больше всего медиков шокировало, что под серым плащом на Мишель ничего не было. Она была абсолютно голая: только плащ и сапоги.
Эта история взбудоражила всех обитателей интеллектуального кафе. Сумасшедшего художника полиция трогать не стала. Он проходил всего лишь свидетелем по делу об убийстве солдата и гибели водительницы такси.
Наибольший эффект эта история произвела на Бориса Виана. На эту тему, изменив имена героев и обстоятельства трагедии, он написал рассказ.
А “Кафе дю флер” скоро закрыли на ремонт. После реставрации интеллектуалы туда уже не вернулись. То ли они просто постарели и коротали свои дни, вспоминая безумные, безумные вечеринки, то ли нашли место пореспектабельнее, то ли уступили свое место новой молодежи.
