Бисквит в шоколаде
“De Phazz” привез в Москву кусочек “сладкой жизни”
Немецкая “шоколадность” оказалась особенно востребованной в текущем сезоне в России. Два былых ноябрьских концерта “De Phazz” в Москве, прошедших с аншлагом в “Старой опере на Плющихе”, многие потом назвали “лучшей гастролью года”. Феерическое шоу с полуобнаженными мулатками, десятком улыбчивых трубачей, белозубым солистом-негром в белоснежном костюме... Нежный джаз, игривый фанк, интеллигентный драм’н’басс... Легкая музыка, как водится, накрыла устойчивыми ассоциациями: привиделся шезлонг на краю бассейна, соломинка в высоком бокале и одиноко плавающая на поверхности “лонг дринка” оливка... После тех полузимних концертов многие впечатленные эстеты ринулись за билетами до Акапулько и Бали. Вернувшись же, видимо, массово подали заявки: “Удовольствие повторить!”. И вот — по многочисленным просьбам эстетов — “De Phazz” снова выписан в Россию и “сопредельные регионы” (Киев—Москва—Питер: вот маршрут нынешнего “восточного” тура). Правда, в урезанном, “экономичном” составе: без “мозга” группы Пита Баумгартнера и главной вокалистки Барбары Лайр. Однако “лицо” группы — темнокожий зажигательный солист Карл Фрайзон, “человек с тромбоном” Отто Энгельхард и вторая певунья Пэт Эпплтон в Москву прибыли. Эту троицу “Мегахаус” и вознамерился протестировать перед концертом на предмет “шоколадной” жизни.
— “De Phazz” — музыка для избранных. Так про вас говорят. Но это двусмысленная характеристика. В Москве вас действительно знает довольно ограниченный круг людей, и на концерт придет так называемая эстетская публика: люди молодые, модные и состоятельные. В Европе все то же?
Пэт:
— В Европе нас слушают отнюдь не юные создания: где-то от 25 лет и выше. И это не обязательно богатые люди. Скорее — люди с богатым воображением и дорогими мечтами.
— Ну а вообще такая — интеллигентная, изысканная музыка лаундж может занимать места в хит-парадах, конкурировать с Энрике Иглесиасом и Бритни Спирс?
Отто:
— Конечно, нет. В Европе, не говоря уж об Америке, музиндустрия — это чистая коммерция. Уж не знаем, как у вас в России...
— У нас — так пробы ставить негде, сплошной кругом чистоган!
— Ну вот. Люди, контролирующие мир музыки, все рассчитывают на широкие массы и знают, что эти массы схавают. И, как компьютерные программы, штампуют, размножают музыку для масс. Они знают, под какие стандарты подогнать группу, чтоб сделать популярной. Взять темнокожую девушку с большими сиськами, блондинистого мальчика, накидать им штампованных музпассажей... “De Phazz” с “мейнстримовой” серостью сравняться никак не сможет, потому что наша музыка для людей, включающих воображение каждый миг жизни.
— Однако сугубыми неформалами, людьми глубокого андеграунда вас тоже не назовешь! Как-никак — имеете контракт с крупнейшим мейджером звукозаписи “Universal”. И он, наверное, заставляет хоть как-то прогибаться под эти шоу-биз-стандарты, стереотипы!
Отто:
— Мейнстрим-шоу-бизнес доводит нас до дикой скуки, и мы ни за что бы не хотели очутиться на вершинах мировых хит-парадов. Но мы стремимся, чтобы музыка “De Phazz” занимала свою нишу. А “Universal” — это как-никак международный лейбл, с помощью которого можно проникнуть по всему миру. Не навязывать себя, как Бритни Спирс, по-хамски, по-шоу-бизнесовому, благодаря прессингу МТV. Но дать возможность людям послушать это и, может быть, предпочесть “De Phazz” девушке Бритни.
— Лаундж-музыка “De Phazz” скорее живая, чем электронная? Какой все-таки инструмент у вас самый главный?
Пэт:
— Тромбон, конечно! Ха-ха-ха...
Отто:
— Попрошу без насмешек... Без тромбона-то вы бы никуда! Сегодня “De Phazz” — гармоничное сочетание электронщины и живого звука, духовых инструментов (тромбон, саксофон, кларнет, флейта. — К.Д.), компьютерных сэмплов и человеческих голосов. Вот первый альбом (“Godsdog”, 99-й год) был полностью сделан Питом (Баумгартнер, композитор, саунд-продюсер, компьютерный мозг “De Phazz” — К.Д.) на огромном компьютере. Но стало очевидно, что нагромождение электронных звуков бессмысленно без человеческого дыхания и без теплых струй “натуральных” инструментов. Вообще, мы постоянно меняемся: не только от альбома к альбому, но и от песни к песне.
— Вы — группа интернациональная или все-таки немецкая? И насколько музыка “De Phazz” вообще соотносима с “немецким духом”? То ли дело любимый в России “Rammstein”...
Пэт:
— Здесь большое значение имеет происхождение. “Rammstein” с их грубостью и прямолинейным металлом — все-таки парни из Восточной Германии. А “De Phazz” — западногерманская группа. Хотя у нас у всех разные корни. Отто, скажем, закоренелый немец-педант, очкарик, закончивший с красным дипломом джазовый факультет консерватории. Карл — американец. Он вообще не собирался оседать в Германии, но как-то так случилось, что застрял (Карл Фрайзон служил на натовской базе в Баварии, пел там в госпел-хоре, а в увольнительные любил тусовать в местных джаз-клубах. Там был замечен постановщиками уже забытого мюзикла, но в том мюзикле его и ангажировал в “De Phazz” мозговитый дядя Пит. — К.Д.). Жена у него теперь в Германии и дети. Мой отец приехал из Африки, хотя я уже росла в Германии. Так что мы представляем полноценный срез современного немецкого общества: ведь в Германии живет очень много иностранцев, этнических, так сказать, групп.
Карл:
— Главный же германский элемент в музыкальной природе “De Phazz” — это как раз Пит Баумгартнер, который в Москву не приехал, поскольку опять сидит за огромным компьютером и сочиняет четвертый альбом. Немецкая любовь к порядку — это его черта. Пит все организует, делает все сэмплы, миксы, компьютерные подложки. Все у него разложено по полочкам, распределено по каталогам. Вот вошла бы ты в его студию — прифигела: стерильный немецкий порядок, четкость и правильность, рациональность. Это — истинно германский вклад в музыку “De Phazz”. Все остальное — душевное настроение остальных. Например, мое разухабистое американское начало.
Отто:
— Но вот, кстати, чтобы прорваться нам на международный рынок, чтобы быть востребованными в Лондоне, Париже и Лас-Вегасе, Питу пришлось дополнительно прорабатывать музматериал, чтобы стереть даже намек на германское происхождение.
— “De Phazz” — это яркое шоу, где на каждой песне сменяются костюмы, где хорошо поставленные танцы. Вы придаете большое значение визуальному ряду, тому, что происходит на сцене? Обычно лаундж-группа — это два отрешенных дяденьки за синтезаторами...
Карл:
— Каждый понимает музыку по-своему, чувствует ее особенно. То, что мы записываем в студии, — исключительно наши мысли, чувства и мечты. Потом человек покупает компакт-диск, слушает и интерпретирует наши мысли совершенно по-своему. В процессе шоу мы рисуем картины по своей же музыке, и наши танцоры показывают исключительно свое представление, ощущение “De Phazz”. И это все кому-то может показаться абсолютно отличным от самого альбома. Ну вот как книгу прочитать, а после посмотреть сделанный по ней фильм.
— Ну да, обчитаться Толкиена, а потом завалиться на премьеру “Властелина колец”. И три дня потом плеваться. Только в вашем случае ведь все наоборот: легкомысленное шоу вдыхает в изящную музыку еще больше жизни!
Карл:
— Мое, допустим, поведение на сцене полностью зависит от энергии зала. Вот позавчера мы выступали в Киеве. Сначала — в оперном театре. Старинное здание с лепниной на потолке. Люди в дорогих костюмах. И огромная оркестровая яма, отделяющая нас от сидячего (!), чопорного зала. Эти люди были не свободны, они даже не
расслабляли узлы на своих дорогих галстуках. Так аккуратно-надменно хлопали в ладоши: “Угу, очень мило, “De Phazz”, очень мило!”.
— Ну понятно, украинская буржуазия, псевдоэстетствующие депутаты Госдумы и коррумпированные члены правительства со своими фифочками. У нас тоже такие приходят на модных гастролеров, в VIP-ложи...
— ...Атмосфера там была глянцевая, энергетика — просто полный штиль. А вот потом начался ураган — на втором концерте, в малюсеньком, прокуренном, душном киевском клубе. Там, видимо, не знают, что такое кондиционер, но зато выплескивают потрясающую энергетику. В опере томные фифочки снисходительно кивали головами, а здесь девушки визжали как ненормальные и сбрасывали с себя одежду. И это был, пожалуй, наш лучший концерт за последнее время.
— Вы с кем-нибудь общаетесь из единомышленников-то, модных европейских деятелей “коктейльной” музыки? С соотечественниками Jazzanova, с французом Бертраном Бургала, к примеру?
Карл:
— Мы вообще никого не знаем. Поскольку сидим в нашей маленькой пещерке и занимаемся нашими маленькими делишками. Мы практически не вылезаем из нашего заштатного городишки (культовый лаундж-коллектив “De Phazz” живет и пишется в университетском городке Хайдельберг, недалеко от Франкфурта. — К.Д.). Ну — только на гастроли. Вот здесь, в Москве, на нас накинулись толпы журналистов и людей с телекамерами. Это удивительно. И так непривычно — в Германии такого не бывает. Пресса нас словно и не замечает. Мы им — не интересны. А если мы, не дай Бог, где-нибудь встретим любимую вами группу “Rammstein”, подойдем и воскликнем: “Привет, мы — “De Phazz”!”, они прищурятся в недоумении: кто-кто?
Ну в Москве-то, в модном заведении “Сердце”, где имело место лаундж-представление, сощуривались от другого. От давки, допустим, на входе и от невозможности, хоть тресни, разглядеть во всех подробностях происходящее на сцене. Огромный клуб “Сердце” со стильно-дизайнированным танцполом (где ди-джейская будка красуется посреди зала в виде сердечка, где потолок — как огромный британский флаг) как нельзя лучше подходит для дэнс-вечеринок, но для живых концертов — все же вряд ли. Народ вставал на цыпочки и лез на все возвышенности в надежде пронаблюдать хоть как-то происходящий в плохообозримой нише сценический “зажиг”. Те, кому удавалось, были в полном восторге. Пресловутая атмосфера “дольче виты”, белоснежный пиджак темнокожего Карла, тромбонные фокусы добродушного Отто, секс-драйв с пляжей Ибицы от неугомонных танцовщиц, на каждой песне действительно сменяющих наряды! И захотелось срочно ломануться в прекрасное и теплое далеко из этого города, наполненного агрессивными флюидами. Вот главное влияние на “мегахаусовский” организм завораживающей “коктейльной” музыки.