А бабка должна умереть

     Если бы у 79-летней бабушки Лопуховой, бывшей школьной учительницы, имелся полуподвал с видом на помойку, ей жилось бы счастливее. Но на беду бог наказал ее трехкомнатной квартирой в “сталинском” доме (просторный холл, большая ванная, потолки под 4 метра), да еще в удобном месте — Старый Зыковский проезд, 3, около престижной станции метро “Аэропорт”. И еще бог дал Александре Васильевне хронически пьющего сына.
     ...В каждом московском доме обязательно найдется такая несчастная семья. Состарившаяся мать — чаще лимитчица, которая три десятка лет оттрубила по баракам, в 50—60-е угодила в отдельную квартиру, а в 70-е овдовела — и ее обрюзгший от водки Валерик, Сереженька, Стасик. Разведенный и давно выгнанный с последней работы, но все равно болезненно любимый. Обычно мать с сыном заброшены и одиноки — только пожелтевшие фотки, заткнутые за трельяж, напоминают о внуках, племянниках и прочей родне.
     А Россия, известно, — страна необъятная, и много по ее городам и весям ушлого народу, который хотел бы задешево поселиться в Москве.
     Поэтому отягощенные квадратными метрами пары а-ля Лопуховы, а также одинокие: старики, алконавты и психбольные — автоматом попадают в группу риска. Охота на них объявлена всесезонная, без правил и ограничений. В качестве осведомителей, организаторов и полноценных участников давно засветились милиция и жилконторы.
     Над особо сладким куском хищники могут и передраться.
     Об эпизодах большой московской охоты писано-переписано. Но история Почтовой бабушки трагична именно тем, что обыденна. Такие истории происходят каждый день. И в вашем доме — если, конечно, это не новомодный дворец — тоже.

     Первой в 97-м году застолбила квартирное Эльдорадо Лопуховых продувная бой-баба с Украины.
     Надежда Кузьминична Тищенко, женщина трудной судьбы, шла ва-банк. Продала квартиру в пыльной Макеевке, загрузила в контейнер все до гвоздика и рванула в Москву, где устроилась торговать водкой в ларек на Беговой. Вышла на Бориса Лопухова — в подпитии тот часто предлагал окрестным дамам сочетаться с ним браком. Уломать того зарегистрироваться было нетрудно.
     Но двигаться дальше, к отдельному московскому гнездышку, мешала мать Лопухова. Вредная старуха невестку видела как под микроскопом и категорически возражала против ее прописки в квартире. Даже оставила заявление в паспортном столе. Послушный Боря подписал доверенность, и “новобрачная” отнесла в Савеловский суд иск о признании старушки недееспособной.
     Судья Надежда Николаева послушала рассудительные старушкины речи и отнеслась неформально — назначила аж две экспертизы. Стационарная экспертиза в НИИ им. Сербского дала заключение: старушка отдает отчет своим действиям и может руководствоваться ими, значит — дееспособна! Николаева вынесла решение об отказе в удовлетворении иска и на время забыла о семействе.
     Захватчица поперла как танк. Спустя малое время, если судить по путевке, полученной от участкового врача ПНД №4, у Александры Васильевны развилась острая параноидальная реакция. Хочешь не хочешь, пришлось класть бабку в психушку. Лопухову, якобы с ее согласия, положили в стационар клинической психоневрологической больницы им. П.Б.Ганнушкина. А хохлушка тем временем дробной рысью понеслась в паспортный стол и выложила на стол начальнику документы для своей регистрации в мужниной квартире — с подписью Александры Васильевны и некую справку из психушки, что бабка, мол, не возражает.
     ...Когда спустя несколько месяцев Александра Васильевна, “излечившись”, вернулась в родной Старый Зыковский, она узнала, что ее вещи и мебель выброшены на помойку, а в ее комнате поселился жилец из солнечной Молдавии. Что в самой большой комнате, отгородившись металлической дверью, теперь живут Тищенко и ее взрослый сын, а Борису выделен половичок в коридоре. Что у Бореньки отобрали ключи и паспорт, зато ежедневно выставляют по пузырю наилучшей самопальной водки.
     Нет, не хватило терпения украинке. Расслабилась, не учла фактор под названием “несгибаемая старушка”. Долго старалась Лопухова, но доказала, что справки у бой-бабы — поддельные. А тем временем Тищенко и била ее, и на лестничную площадку выгоняла: тогда-то и стала Александра Васильевна Почтовой старушкой. Пока начальник паспортного стола ОВД “Аэропорт” не вынес заключение: за представление заведомо ложных документов аннулировать регистрацию Тищенко и выписать, откуда приехала, — в Макеевку, на “вулицу Коммунистичную”.
     Оставалось выселить захватчицу. Занимается этим, как известно, не милиция, не участковый, а суд.

     А прошлой осенью начались еще более странные дела: Бориса Лопухова умыкнули. С тех пор дома он появлялся всего несколько раз. Пьяница без копейки в кармане, не нужный никому, кроме Почтовой старушки, вдруг обрел собственную ценность и превратился в... переходящий приз. За никчемным алкашом, как акулы на запах крови, принялись неотступно следовать девицы в иномарках и суровые мужички-“опекуны”. Вокруг заклубились “друзья”, “доверенные лица”, возник оплаченный кем угодно, но только не Борисом адвокат. Это могло означать только одно: у отчаянной хохлушки появились конкуренты. Да какие!
     Ведь стоит нейтрализовать Надежду Кузьминичну Тищенко, и между охотниками и квартирой в Старом Зыковском проезде останутся всего две жалкие жизни. Тюкнуть бабку по маковке проще простого, а безвольный алкаш за бутылку подмахнет любую бумажку.
     Первым логичным шагом новых “друзей” стал иск о разводе с украинкой.
     Судья Николаева:
     — Вижу, подозрительная ситуация! Ходят доверенные лица от Бориса, причем сперва один приносит доверенность, а назавтра другой — новый документ, об отзыве предыдущей доверенности... Вдруг является сам Борис, приносит нотариально заверенное заявление об отказе от иска. Только ушел — снова хождение, настойчиво интересуются содержанием документа. А когда настал день рассматривать дело, никто не явился. Ну я и прекратила производство по делу.
     Оказалось: Тищенко пошла ва-банк. Она тоже выкрала милого — как в гангстерском боевике, из зала суда, прямо перед началом процесса!
     Из объяснений Бориса:
     “18.03.02 в здании Савеловского суда ко мне подошла Тищенко и стала уговаривать выйти на улицу поговорить. На улице она уговорила меня сесть в машину. Там находился водитель — по-моему, это был сожитель дочери Тищенко, Саша. Они привезли меня в район метро “Студенческая”, Тищенко снимает там квартиру. В квартире находились Тищенко, ее дочь Наташа и Саша. Они стали мне угрожать, что если я не подпишу нужных бумаг, меня грохнут. Я сказал, что не буду. Я закрылся руками, меня стали избивать по разным частям...”
     Лопухов просидел под замком неделю. Когда в квартире остались только женщины, ему со сломанным ребром удалось сбежать. Материалы сейчас находятся в Тверской прокуратуре Москвы.
     И снова пропадает Лопухов, и вновь сбегает. А “друзья” снова забирают свой “переходящий приз” и увозят неизвестно куда. Так продолжается почти год.
     Судья Надежда Николаева зябко кутается в палантин. Она только что закончила сложный процесс, смертельно устала, но поговорить о Лопуховых не отказывается.
     — Может, сына прячут, чтобы его мать без него не смогла квартиру приватизировать?
     — Нет, приватизированное жилье заполучить даже легче: такой Боря подпишет любой документ. Вот когда квартира муниципальная, это сделать сложнее: чтобы получить на нее ордер, нужны завязки на уровне префектуры.
     Несколько лет назад были раскрыты махинации с такими квартирами. Цепочка следующая: допустим, умирает одинокий человек в неприватизированной квартире. А ЖЭК и раньше занимался приватизацией, в них имелись квитанции об уплате за нее 130 руб. — анонимные, без фамилии, адреса. Через “своего” нотариуса делали поддельное завещание на освободившуюся квартиру, на посредника. И уже посредник — за бутылку, за 100 баксов — выдавал махинаторам генеральную доверенность на квартиру. А те подавали в суд, в котором тоже имелись свои завязки, иск о посмертной приватизации квартиры: мол, покойный собирался сам оформить, да не успел. А вот и доказательства: договор заполнил, завещание подписал, даже квитанцию оплатил. И суд решал: посмертно приватизировать квартиру...

     Этим летом судья Николаева по иску Александры Васильевны вынесла решение: выселить Тищенко из квартиры Лопуховых. Правда, приговор еще не вступил в законную силу. Но теперь, выходит, между неизвестными охотниками за метражом и жизнью Лопуховых не осталось никого? Даже оторвы-украинки?
     Первая же встреченная в подъезде соседка охотно поддержала разговор:
     — Да это же наш собственный участковый и навел на бабку мафию! Заодно они...
     Почтовая бабушка, как выяснилось, тоже побаивается своего участкового:
     — Он говорил: поселю у тебя человека. Мол, будет тебя охранять, дверь железную поставит. А этот человек меня-то домой пустит? Я отказалась.
     Еще участковый свел меня с Ниной, это старшая по соседнему дому, его помощница. Я знаю, она жильем интересуется. Нина провожала меня в суд. Вроде доброе дело — но зачем она при этом просила мой паспорт? Я спрятала паспорт у знакомой. Нина как узнала, так пятнами и пошла! Как-то меня к себе затащила. Тут же прибегает ее подруга, Юля, с портфельчиком и поет ласково: “Сейчас мы, бабушка, бумажку одну составим!” Я — бежать! Я всех боюсь: и Нину, и участкового. И невестку.
     Эти серьезные обвинения не остались неизвестны ни в ГУВД, ни в Управлении собственной безопасности.
     Из объяснения, данного Ниной Т. в Савеловской прокуратуре:
     “13 ноября 2001 г. я встретила Бориса Лопухова, который сказал, что ему плохо и нужно опохмелиться. Я привела его к себе. У меня находилась моя подруга Юля. Я дала Лопухову выпить немного водки. Лопухов рассказал, что хочет развестись с женой, что ему нужно помочь в этом. Говорил, что его хотят убить. Моя подруга Юля сказала, что постарается помочь. ...Он временно жил у Юли, у какой-то знакомой по имени Наташа, у своих друзей... Участковый Соколов никаких действий по выселению Лопухова из квартиры не предпринимал”.
     Крепенький, как боровичок, капитан милиции Евгений Соколов, участковый ОВД “Аэропорт”, корреспондента как будто поджидал:
     — А-а, вы, наверное, насчет Лопуховой? — и широким жестом шлепнул на стол толстенную папку. — Пять лет собираю!
     — Евгений, квартира явно криминальная, бабка в беде, вокруг сына крутятся какие-то темные личности. Как участковые работают с группой риска?
     Участковый пожимает плечами:
     — В компетенцию милиции вселение-выселение не входит. У меня 4 улицы, 16 домов — сколько таких семеек! А теперь бабка выдумала, будто я с мафией заодно. Да если бы я был заинтересован, я бы туда давно въехал, а я с двумя несовершеннолетними детьми живу в Москве без квартиры. Фактически бомж! Борис с подругой хотят Тищенко выселить, а квартиру разменять.
     — Откуда же алкашу такое счастье привалило — подруга, да еще, говорят, с иномаркой? Даже адвокат нанят?
     — Адвокат? — Соколов слегка напрягся. Хотя, может, это мне только показалось. — Не знаю, я на суде не был. Но Борис, возможно, живет у тех людей, которые ему помогают. Думаю, это хорошие люди.
     Почему участковый так уверен, что хорошие?
     — Как вы считаете, что грозит бабушке, когда Тищенко окончательно выселится?
     — Не исключено, что появится вторая Тищенко.
     Скоро Почтовой бабушке придется покинуть временный приют в отделе доставки. И вернуться домой.
     Я смотрю в серое от ужаса лицо, и меня душат жалость и бессилие. Можно попробовать разделить лицевой счет, приватизировать свою долю квартиры, подарить кому-то из близких. Успеет ли она? Прокуратура Москвы не раз заявляла о необходимости выработки рекомендаций по работе с группой риска. Может быть, рекомендации и есть. Но участковому Соколову об этом ничего не известно.
     Я роюсь в кармане и сую Почтовой бабушке комок бумажных купюр — на железную дверь, на новый замок. Она отводит мою руку:
     — Спасибо, но железная дверь не спасет — знаете, высверлят личинку, и все...
     Я знаю, что она трезво оценивает ситуацию и нисколько не преувеличивает. К ее ногам жмется грустный беспородный барбос. И барбоса отсюда уберут.
     А после евроремонта из убогой “трешки” в “сталинском” доме получится прелесть что за гнездышко...