Вот так и пришел в загс. Точнее, прилетел — за пару минут до закрытия, у меня всегда так, в последний момент. Строгая тетенька поначалу даже напрочь отказалась сына регистрировать. Опоздали, дескать, завтра приходите. Мило улыбаясь, на ходу придумал что-то из серии “специально из-за города к вам мчался, дороги-то забиты…”. Уговорил.
Фамилию спрашивает. Называю. “А имя?” — “Даня, — отвечаю. — В смысле — Данила”. — “Понятно, — улыбается хмурившаяся тетенька. — Могла бы не спрашивать…” — “Почему?” — удивляюсь я. “А сейчас все так называют…”
Смешно признаться, но мы с женой гордились. Имя, мол, оригинальное. Вечно у нас так. Потом уже жена брата, которая до декретного отпуска трудилась в роддоме, рассказала, что Данилки у них в отделении для новорожденных — буквально через одного. И что пошло это после выхода “Брата”, а особенно “Брата-2” с Сергеем Бодровым, светлая ему память…
Мой друг Андрюха, получавший среднее образование в одной с Бодровым школе, рассказывал, каким простым — не путать с простаком! — и ясным человеком оставался тот, получившей уже в печати ярлыки типа “кумир” и “культовый персонаж”. Легко мог, проезжая по Ленинскому проспекту с кавалькадой каких-нибудь киношников, тормознуть авто, увидав друга детства. Выйти из машины, по-братски обнять — даже если человек одет был а-ля нищий в Сингапуре, спросить, какие проблемы. “Это, — говорил Андрюха, — потому что он вместе с нормальными пацанами учился. С такими, как я. Хорошо бы и нашим с тобой детям так повезло!”
Друг мой этот — человек вообще, несмотря на статус рекламного магната, очень оригинальный — как-то сказал: “Ты не представляешь, с каким количеством выпивающих людей я познакомился благодаря ребенку”.
“Не понял…” — сказал я ему.
“Чего тут непонятного? — обиделся более опытный (в плане отцовства) товарищ. — У сына же есть приятели. У приятелей есть папы. В большинстве своем — нормальные выпивающие люди”. Так я понял, что у отцовства тоже есть плюсы. И стал даже вечерами гулять с синей коляской, в которой мирно спал мой ничего не подозревающий наследник. Друзей-приятелей у него в силу четырехмесячного возраста пока нет — зато сколько людей, которых по занятости не видел уже лет десять, я благодаря сыну встретил.
Например, свою первую любовь. И еще пару-тройку одноклассников, рассказавших, что детское питание, которое бесплатно выдают молодым папам и мамам на молочной кухне при районной поликлинике, неплохо помогает с утра взрослым.
Моему любимому писателю Сергею Довлатову жена говорила примерно следующее: “Ты ведешь образ жизни знаменитого литератора, не имея к тому ни малейших предпосылок”. Иногда добавляя что-то вроде: “С твоими недостатками нужно быть как минимум Хемингуэем”.
Моя жена говорит то же самое. Только вместо Хемингуэя приводит в пример кого-то более знакомого. Скажем, соседа по подъезду — он, когда не ночует дома, потом хотя бы подарки своей нежной голубке привозит. И политкорректно врет, что сильно задержался на работе, а не честно, как я, рассказывает, что смотрел с друзьями футбол, потом обсуждал следующий номер газеты, потом — уже вышедший, потом рассуждал, кто гений, а кто бездарность, а потом метро уже закрыли, а за деньги, отложенные вроде бы на такси, можно было доехать разве что до ближайшего отделения милиции и сдаться властям. Да и то ведь связываться не захотят — проверено уже!
Да, о политкорректности. Еще один мой друг Игорь Р., который недавно опять умотал (клянется, что на время) в свои Штаты, как-то сказал: “Американцы настолько политкорректны, что я там работать не могу. Там, чтобы сделать успешную карьеру, нужно быть или негром, или женщиной, или каким-нибудь инвалидом, или голубым. А я что — ни то, ни другое, ни третье, ни тем более четвертое... Вот и приходится вкалывать здесь!”
В связи с этим мне вспоминается одна история.
Знаменитый ныне спортивный журналист (я у него разрешения на публикацию этой байки не спрашивал — поэтому имя и не называю) еще во времена тотального перестроечного дефицита поехал в Штаты. И жена попросила его привезти сапоги. Для советского баскетбольного журналиста попасть на Всезвездный уик-энд НБА — событие на всю жизнь. Всю дорогу он ходил под впечатлением: как же, увидел живых Мэджика, Берда, Джордана и Ко, с некоторыми даже чуть-чуть поговорил. О сапогах, естественно, вспомнил в последний момент. Прибежал в запарке в магазин — с американским славистом Бобом, который его там встречал-привечал. И схватил два сапога… на одну ногу. Жена дома — в крик! Ну ладно наш знаменитый журналист — не отошел еще от баскетбола, от общения с великими. Но куда, спрашивается, смотрел невозмутимый американский сопровождающий? Оказывается, тактичный Боб решил, что у его гостя — одноногая супруга…
Но что нам эта американская политкорректность — вот недавно был в командировке в одной соседней стране… Из наших, как говорится, бывших. Так там рассказали, что премьер-министр и руководитель администрации президента крепко повздорили. То ли на почве футбола, то ли из-за женщины... Из-за чего еще большие политики ругаются?
И тот, который премьер, решил как-то к тому, который управделами, в гости заглянуть, спорные вопросы утрясти. А тот, как услышал, что недруг в гости пожаловал, секретарше заявил: отвечай, мол, что нет меня, пусть записывается в порядке общей очереди (это премьер-то!). И охрану на всякий случай усилил. Да только что тому премьеру — то ли мастеру спорта по борьбе, то ли камээсу по боксу — эти пацаны бритые. Он, как услышал “в порядке общей очереди”, так рассвирепел, что охрану всю мигом раскидал, в кабинет к интеллигентному с виду управделами ворвался да по лицу несколько раз стукнул…
Очень, по-моему, напоминает любимый фильм “Бригада” моего друга Саши по кличке Батон. Помните, как там Безруков—Белый с Майковым—Пчелой и Вдовиченковым—Филом закатываются к бизнесмену Артурке? Единственное — тот в туалете с бутылкой спрятаться успел. В отличие от товарища управделами…
Еще Экклезиаст сказал: “Что было, то и будет. Что делалось, то и будет делаться. И нет под Солнцем ничего нового”. Потом это превратилось в гегелевское, кажется, “история движется по спирали”.
На самом деле меняются только декорации. Поступки и характеры — остаются.
Вот недавно по “Культуре” (единственный, на мой взгляд, приличный телеканал — до появления “Спорта”) показывали фильм про крестоносцев. Вообще про то время — крестовых походов. Посмотрел. Господи, да как же все знакомо! Знаете, с какими лозунгами зазывали французских, кажется, крестьян обрушиться всем миром на иноверцев? Не просто рассказывали, что басурмане-де хозяйничают в святом для христиан городе, но и обещали вечную жизнь. Рай — сразу после смерти. Вне очереди. Как пострадавшим в священнейшей из всех войн. И так далее. А потом люди тысячами гибли непонятно зачем. Точнее, им казалось, что — понятно.
Подумалось: вот бы показать эти фильмы в Палестине, Чечне, да мало ли где еще…
Мой друг Серега Самсонов, впервые увидев моего сына, сказал: “Даже если жена захочет тебя обидеть и скажет, что это не твой ребенок, ничего не получится. Слишком похож”.
С тех пор, правда, наследник стал вдруг стремительно меняться — папу теперь напоминает все меньше. Но меня это, по правде сказать, занимает не так сильно, как мысли о крестоносцах. О том, что очень не хочется, чтобы сын участвовал в крестовых походах. Становился премьер-министром и бил физиономию управделами.
Лучше пусть ведет образ жизни знаменитого литератора. Желательно — хоть с какими-то предпосылками.
А для начала попадет в один класс с нормальными пацанами. Скоро 1 сентября — и хотя сын пойдет в школу в лучшем случае лет через шесть, я уже часто об этом размышляю.
Великий Лев Иванович Яшин говорил: “Можно стать хорошим футболистом, но плохим человеком. Так будь лучше хорошим человеком, но плохим футболистом…”
