Итак, тот самый «ХПБЕ» с политической, правовой и лингвистической точек зрения.
1. С точки зрения политики…
«Матерные» законы — это, с одной стороны, «закручивание гаек» — политика двойных стандартов, создание механизмов для избирательного применения права, для возможной расправы с неугодными СМИ, с политизированными сумасшедшими художниками-перформерами и проч.
С другой стороны, это эффективный переключатель общественного внимания с неудобных для власти тем — ведь общественное сознание, как известно, не резиновое. «Борьба за народную нравственность» — это универсальный инструмент, позволяющий забалтывать любые по-настоящему актуальные проблемы, включая, кстати, и проблему культурно-нравственного уровня народа.
2. С точки зрения права…
«Матерные» законы — это очень характерный симптом создания полицейского патерналистского государства (а не правового, как заявляют «борцы за нравственность»). Именно полицейское государство стремится максимально регламентировать (и, таким образом, забюрократизировать) всё существование общества. Именно полицейское государство лучше своих граждан знает, что такое добро и зло, что такое счастье и несчастья, и, разумеется, какие слова — хорошие, а какие — плохие.
Именно в полицейском государстве морали (точнее, представлению властей о морали) пытаются придать статус закона — чтобы нарушитель нес, помимо общественного осуждения, еще юридическую ответственность, да побольнее, побольнее.
Поскольку все «матерные» правовые инновации не содержат в диспозициях вводимых или корректируемых правовых норм исчерпывающего определения, что же такое «нецензурная брань», относятся ли к ней эвфемизмы или отточия, судья, видимо, будет полагаться исключительно на экспертные заключения неких экспертов. Интересно, сами эксперты будут ограничены в своем праве ругаться матом или им можно?
3. С точки зрения лингвистики…
Автор сих строк за последние годы не припомнит ни одного матюка ни на одном теле- или радиоканале, ни в одной газете или журнале — за исключением запиканной прямой речи маргинальных персонажей и фриков.
В русском языковом сознании четыре корня («ХПБЕ») и производные от них на протяжении обозримой истории являются табуированной лексикой, использование которой подразумевает экстремальное эмоциональное состояние говорящего. Употребление этих «волшебных слов» не в снижено-эмоциональном или карнавальном контекстах, а в нейтральном, ведет к девальвации мата и его профанизации. Вот с этим, пожалуй, следовало бы бороться, но, разумеется, не путем ужесточения Административного Кодекса.
Ну и, конечно же, мат — это уникальная часть русской лексики и культуры в целом: ничего подобного нет в иных языках. Это один из факторов российской «мягкой силы» (Soft Power), благодаря которой в мире складывается специфический и достаточно обаятельный образ России, русской культуры и «загадочной русской души».
В общем, пока получается как у Снежной Королевы: она дала Каю четыре буквы — «А», «П», «О», «Ж» и заставила сложить из них слово «СЧАСТЬЕ». (Кстати, а это чудесное слово — тоже «нецензурная брань»? Или брань, но цензурная? Или не брань?)
P.S. Автор настоящих строк не употребляет нецензурную лексику («ХПБЕ» и производные) публично и очень редко любит, когда в его присутствии это делают другие.
