Сто с лишним лет назад один датский критик опубликовал книгу под названием «Мужчины современного прорыва». Едва она вышла, разгорелись споры вокруг употребленного им слова «модерн» («современный»): что оно обозначает? Почему в плавном течении истории вдруг происходит прорыв и наступает новое время?
«Я беру на себя смелость утверждать, — отмечала тогда одна известная писательница, — что человеческий характер действительно внезапно изменился. Как и отношения между людьми — между супругами, между родителями и детьми. А если изменяются отношения между людьми, одновременно начинаются изменения в религии, в образе жизни, в политике и литературе».
Внезапно что-то радикально меняется: темп жизни, духовный и общественный климат. Сама эпоха! Это революция. Иногда она совершается на улицах. Иногда в умах.
На протяжении веков женщина в обмен на замужество предлагала мужу верность и покорность. На мужа это правило не распространялось. Бесправное положение женщины было особенно заметно в крестьянских семьях. Жен били. Суды, как правило, отказывали им в защите и разводе с ненавистным мужем.
Женщины жаждали счастья, уходили от мужей и начинали самостоятельную жизнь. Свидетельство тому — число незаконнорожденных детей. Каждый третий младенец в Санкт-Петербурге появлялся на свет вне брака. Росло количество абортов и брошенных детей. В столице каждая пятая беременность заканчивалась абортом.
Многие пары, желавшие разойтись, не могли этого сделать. Автор дореволюционной книги «О разводе в России» показывал, к чему это приводит:
«Уменьшение количества законных браков и увеличение числа незаконных связей, увеличение количества незаконных рождений, детоубийств, супругоубийств, медленное развращение всего общества, видящего и привыкающего к разврату, супружеской неверности, нравственному оскудению и искажению нравственных идеалов».
1917 год уравнял женщину в правах с мужчиной. Это была революция в семейных отношениях! Ее многие не приняли. На поместном соборе в 1918 году священнослужители возмущались нововведениями: «Не забывайте нрава нашей деревни. Там бывают и такие случаи. Молодая девушка вышла замуж. Проходит несколько времени, и она жалуется, что муж ее не любит, так как ни разу не поучил, то есть ни разу не побил. И вот представьте: вдруг явится адвокат и надоумит — подай в суд, проси развода за причиненные истязания…»
И напрасно митрополит Сергий (Страгородский) призывал понять, что есть супруги, которым вместе жить нельзя, и не надо их заставлять: «Статистика показывает, что Россия по количеству мужеубийц занимает если не первое, то одно из первых мест во всем мире. Среди язычников, магометан наша христианская Русь стоит на первом месте по числу ужасных преступлений».
Поместный собор отверг предложение считать поводом к разводу жестокое обращение с супругой: «Брак, освященный Церковью, не может быть расторгнут гражданской властью». Православные христиане, которых разведет судья и которые вступят в новый гражданский брак, будут «повинны в многоженстве и прелюбодеянии».
То, что сто лет назад казалось аморальностью, было лишь раскрепощением, обретением свободы и права любить. Но поклонники традиций сопротивлялись! Партийная мораль развод осуждала, а на супружеские измены закрывала глаза.
Глава советского правительства Николай Александрович Булганин, поклонник красивых женщин и ценитель хороших вин, фактически завел себе новую семью. Но развод в Кремле исключался. Он жил с новой семьей, но, когда приходилось принимать гостей из числа высших руководителей страны, вынужден был ехать на госдачу, где обитала старая семья.
Второй секретарь ЦК одной из республик завел роман с дамой, работавшей врачом в совминовской поликлинике. Однажды их застукал муж-милиционер и поколотил партработника. Скандал! Местные властители пожаловались в Москву: второй секретарь «потерял авторитет и продолжать работать с подмоченной репутацией не может».
Но генеральный секретарь ЦК КПСС был снисходителен: «Если он неудачно поухаживал за одной женщиной, социализм от этого не пострадал. Мы его переведем на другую работу».
Управляющий делами ЦК партии Георгий Сергеевич Павлов стоял во главе целой империи. Распоряжался финансами партии и всей партийной собственностью. Рассказывают, что Павлов влюбился в одну молодую женщину. Но разве может развестись член ЦК! Он уговорил сына жениться на этой женщине. Сына отправил работать за границу, а тайный роман продолжался. И только когда жена Павлова-старшего умерла, он решился узаконить отношения. Пошел к Брежневу, которого знал со студенческих лет. Леонид Ильич лично разрешил ему жениться на собственной невестке. И все это не считалось аморальным!
Теперь то, что считалось нормой, стало анахронизмом. Президент Путин открыто заявил о своем разводе и одним махом разрушил вековечную традицию.
В ХХ веке женщины стали жить дольше, чем мужчины. Медицина позволила избежать тяжких осложнений при родах. Сокращение детской смертности означало, что можно иметь столько детей, сколько захочется, чему способствовало появление контрацептивных средств и более безопасной техники абортов. Это открыло перед женщинами возможность делать карьеру, заниматься чем-то помимо воспитания детей и домашней работы.
Появление одиноких самостоятельных женщин создавало ощущение кризиса семьи. А сегодня незамужние женщины успешны в бизнесе, науке и менеджменте, заводят детей и воспитывают их сами или вместе с мужчинами, отношения с которыми не оформлены.
Женщины предъявили права на собственную сексуальность — на свои фантазии, на свои пристрастия и на право их удовлетворять. Успешно отстояли свою независимость на службе и в постели...
В чем смысл сегодняшнего противостояния между традициями и обновлением?
Логика истории такова. Грандиозные политические и экономические преобразования последних двух десятилетий неумолимо влекут за собой перемену привычных ценностей, усложнение жизни.
Наш истеблишмент отчаянно сопротивляется модернизации, необходимой стране. Боится политической конкуренции, понимает: в честном соревновании лишится лакомых мест. Огромный аппарат отстаивает монопольное право распоряжаться бюджетными деньгами. Потому испытывает враждебность к индивидуальности, своеобразию, непохожести на других. Разжигает в народе страх перед всем новым, неизведанным, перед обновлением жизни. Этот страх — свидетельство полнейшей в себе неуверенности. Никаких новаций! Не дай бог, что-то переменится! Как же мы-то? Пропадем…
Оказавшиеся без духовного пастыря в постсоветском мире ищут опору в фундаментализме, который обещает возвращение к идеальным моделям прошлого. Городская развивающаяся цивилизация воспринимается как болезнь, разрушающая традиции. Космополитизм и открытость миру противопоставляются народным традициям.
Следуя проверенным рецептам, формируют большую группу врагов (чтобы не доказывать вину каждого). Когда-то это были кулаки и вредители. Теперь — либералы и гомосексуалисты. Большинство людей плохо представляют себе, кто такие либералы. Никогда не сталкиваются с поклонниками однополой любви. Но слышат сигнал тревоги: рядом опасный враг, который разрушает традиционные ценности…
«Левада-центр» задавал вопрос: «Вы бы хотели жить в стране, которая активно защищает свои традиции, или в стране, открытой всем современным веяниям?» Три четверти высказались за первый вариант.
Но за все ли стоит цепляться?
Есть вечные нравственные законы, изложенные в Нагорной проповеди. Есть моральные принципы, которые не меняются веками, потому что сохраняют человека как личность. И есть привычки хорошие и дурные. Дурными-то чего дорожить?
Сто лет назад академик Михаил Михайлович Богословский записал в дневнике: «Мы все делаем кое-как, спустя рукава, смотрим на работу как на досадную помеху и стараемся отбыть ее как ни попало. А вся наша безалаберщина!.. Что же удивительного, что и управление у нас такое же, как мы сами! Ведь оно из нас же самих пополняется. Что же жаловаться на нарушение закона губернатором? А сами мы соблюдаем закон?».
Когда ныне генеральный прокурор, объясняя причины страшной катастрофы с человеческими жертвами, говорит о «традиционном отечественном разгильдяйстве», — разве это не призыв отказаться от опасных традиций?
Традиция, увы, — это взяточничество, мздоимство, коррупция. Вот уж что преследует нашу страну столетиями! И кто-то готов положить жизнь во имя сохранения этих традиций?
Любое обновление, особенно в России, всегда воспринимается в штыки. Но история доказывает: то, что вчера представлялось немыслимым, сегодня — норма. Модерн — это отказ от традиции невероятного лицемерия и движение страны вперед. Обратное движение — путь страны в историческую пропасть, вылезти из которой будет непросто.
