Алиса Мейсснер названа в коллективном иске "лицом, выдвинувшим требование о защите прав и законных интересов группы лиц": остальные истцы - "лица, присоединившиеся к требованию". Алиса Леонидовна была одной из трех заявительниц, направивших в 2019 году жалобы в Конституционный суд. Кроме нее, в КС тогда обратились Елизавета Михайлова и Евгения Шашева - обе также находятся в списке лиц, обратившихся в Верховный суд с иском против Госдумы.
"Все заявители являются реабилитированными жертвам политических репрессий, - сообщается в исковом заявлении в Верховный суд. - Семьи всех заявителей утратили жилые помещения по прежнему месту жительства в связи с репрессиями... Родители 13 заявителей подверглись депортации по национальному признаку".
Семья Мейсснеров, проживавшая до войны в Москве, - мама Алисы Леонидовны, младшая сестра матери, дедушка с бабушкой и сестра деда - попала под каток репрессий в начале войны. Именно по тому самому, национальному признаку - как "лица немецкой национальности".
На момент депортации Мейсснеры жили в доме на улице Чаплыгина, в самом центре Москвы. Дедушка Алисы работал провизором в аптеке, бабушка была домуправом, мама трудилась на заводе имени Лихачева (тогда - завод имени Сталина) бухгалтером.
Словом, семья совсем не знатная - ни по советским, ни по дореволюционным меркам. Хотя известные имена в родовом древе Алисы Мейсснер все-таки имеются: она дальняя родственница знаменитого московского фармацевта Владимира Карловича Феррейна, основателя фирмы "Товарищество В.К. Феррейна". Бабушка Алисы Леонидовны - его племянница.
Московская жизнь семьи закончилась в сентябре 1941-го. "Им дали три дня, чтобы собраться, - рассказывает Алиса Мейсснер. - Погрузили в вагон и увезли в Казахстан, в Акмолинскую область. Дедушка умер в 1942-м году, в 1943-м умерла тетя..."
Но мама пробыла в Казахстане недолго: в 1943-м Анну Мейсснер "мобилизовали в лесную промышленность", направив в Кировскую область. Там-то, в поселке Ожмегово, куда Анну определили на спецпоселение, и родилась Алиса. Отец тоже был из ссыльных.
Спецпоселенкой считалась и сама девочка - с момента своего рождения. Возраст для сталинской репрессивной машины роли не играл, значение имело лишь происхождение. Алиса Мейсснер, кстати, официально признана государством жертвой политических репрессий: справка о реабилитации была выдана ей в 1996 году.
На вопрос, как жилось ей и ее семье в ссылке, чувствовала ли она, что отличается от других детей, Алиса Леонидовна отвечает, что жизнь была очень тяжелой, но "белой вороной" она себя не ощущала: "Мы ведь там почти все были такие. И русские, и немцы. Жили дружно". Хотя, признает она, "в семье не без урода - были разные высказывания".
Находились и такие, кто попрекал Мейсснеров национальностью. Поэтому они, мягко говоря, старались не афишировать свою немецкость. Мама Алисы в совершенстве знала два языка, немецкий и французский, но в семье говорили только по-русски.
Ссылка закончилась с началом хрущевской "оттепели". Можно было возвращаться. Но возвращаться было некуда - в московской квартире Мейсснеров давно жили другие люди.
Тоска по родине не отпускала Анну Мейсснер. Каждый год, в весенние каникулы, вспоминает Алиса Леонидовна, они мамой приезжали в Москву и шли на улицу Чаплыгина. Однажды мама даже попыталась попасть в квартиру, где жила, - хотела взглянуть на родные стены. Но новые жильцы ее не пустили. Эти места стали своими и для самой Алисы. "Все там родное, все знакомое, - говорит женщина. - Знаете, когда с детства там бываешь, ощущаешь себя как будто дома".
Тем не менее все свою жизнь она прожила - и до сих пор живет - на своей географической малой родине. То есть в месте ссылки. Из Ожмегова, правда, она все-таки уехала. Но очень недалеко. От поселка Рудничный, где живет Алиса Леонидовна сегодня, до бывшего спецпоселения, где могилы родителей, всего 26 километров. Это, правда, если двигаться прямой, через Каму. В объезд гораздо дальше.
"Жили мы и после ссылки не очень хорошо", - признается Алиса Мейсснер. Работала она до того, как вышла на пенсию, в местном леспромхозе. "На нижнем складе лес принимала, - поясняет Алиса Леонидовна. - Вот лес валят, потом везут хлыстами на нижний склад и там разделяют на сортименты".
Однако об эмиграции из страны, уверяет женщина, она никогда не помышляла. Даже когда началась перестройка и советские немцы валом повалили в Германию. "Нет-нет-нет, - категорична Алиса Леонидовна. - Здесь роднее. Здесь семья. Я ведь даже языка не знаю. Кто нас ждет там, за границей? Никто не ждет".
Борьба Алисы Мейсснер за восстановление справедливости началась четверть века назад, в середине 1990-х. Сначала она хлопотала лишь о компенсации за утраченное семьей в результате имущество. Только потом узнала, что по закону может претендовать на жилье в Москве.
Для справки: согласно закону "О реабилитации жертв политических репрессий", в случае возвращения реабилитированных лиц в те местности, где они жили до применения к ним репрессий, они имеют право на обеспечение жилыми помещениями. "Это право распространяется также на членов их семей и других родственников, проживавших совместно с репрессированными лицами до применения к ним репрессий, а также на детей, родившихся в местах лишения свободы, в ссылке, высылке, на спецпоселении", - подчеркивает закон.
Но все дело в том, что этот замечательный документ содержит важную оговорку, чрезвычайно сузившую границы государственной щедрости - "в порядке, предусмотренном законодательством субъектов Российской Федерации". Порядок, предусмотренный московским жилищным законодательством, не позволил Алисе Мейсснер реализовать право, декларированное федеральным законом.
Она прошла все московские административные и судебные инстанции, и результат везде был один и тот же: "Меня футболили, футболили, футболили..." Сначала билась в одиночку, потом московские знакомые, тоже из числа репрессированных и реабилитированные, надоумили обратиться в "Международный Мемориал" (в 2013 году признан российскими властями иностранным агентом).
После того, как к тяжбе подключились юристы "Мемориала", дело пошло более споро. Но тоже без особых успехов. Первой и пока единственной победной вехой на этом пути стало решение Конституционного суда от 10 декабря 2019 года.
Оспариваемые заявителями положения федерального закона "О реабилитации жертв политических репрессий" и московского закона "Об обеспечении права жителей города Москвы на жилые помещения" не соответствуют Конституции РФ "в той мере, в какой... препятствуют возмещению вреда реабилитированным лицам, - гласит постановление КС. - Федеральному законодателю надлежит незамедлительно... внести в действующее правовое регулирование необходимые изменения". То же самое предписывалось сделать региональным парламентам.
Радость от этого вердикта была очень большой. "Мы надеялись, что на этом наше хождение по судам закончится, - говорит Алиса Мейсснер. - Но оказывается, зря надеялись".
Прошло два года, а воз, как говорится, и ныне там: Госдума так и не удосужилась поменять закон, регионы тоже, мягко говоря, не торопятся. Не оправдалась, как видим, и надежда на Верховный суд. Его пресс-служба, объясняя отказ принять иск, ссылается на положения закона "О Конституционном суде РФ": "Решение КС действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами. ВС не вправе вмешиваться в деятельность КС, это запрещено законом".
Однако Алиса Мейсснер не опускает руки, продолжая твердо верить в победное завершение своей судебной эпопеи - в возвращение из ссылки в Москву. И в принципе, основания для оптимизма у нее имеются.
Коллективный иск, поданный в Верховный суд, "уже отчасти достиг своей цели, поскольку руководство Госдумы пообещало возобновить работу над законопроектом (проектом поправок к закону "О реабилитации жертв политических репрессий". - "МК") и учесть мнение "детей ГУЛАГа", - говорит представитель "детей ГУЛАГа", юрист "Мемориала" Григорий Вайпан. - Это важный промежуточный результат. Пока нам не известны мотивы, по которым Верховный суд отказал в принятии иска. Мотивы станут известны из текста определения, которое мы пока не получили.
В любом случае мы будем его обжаловать во всех инстанциях вплоть до Конституционного суда. Потому что иначе получается, что люди лишены возможности добиться исполнения постановления КС в их пользу... Мы будем использовать все доступные нам средства, чтобы люди смогли вернуться и получить жилье".
Такой настрой не оставляет сомнений в том, что в конце концов этот судебно-административный Карфаген будет разрушен. Вопрос лишь в том, как скоро это случится. Но вопрос исключительно важный: самому младшему из "детей ГУЛАГа", обратившихся с иском в Верховный суд, исполнилось 64 года, самому старшему - 90 лет.
Далеко не юна, увы, и истица №1: в сентябре отметила 71-ю годовщину своего рождения. Впрочем, для Алисы Мейсснер это дело давно уже стало делом принципа. "За нами Москва", - говорит она.
Читайте также: "Вечная тайна следствия: почему российские спецслужбы скрывают имена сталинских палачей"
