Стыковка в Торгау

“Русским очень нравились наши сигареты, а нам — их водка”

Вообще-то непосредственными ветеранами встречи на Эльбе считаются участники трех патрулей, которые были посланы на разведку. Из 91 человека, встретившегося тогда с русскими, в живых остались только Гарольд Бруммель и Игорь Белоусович.  

Первых русских я увидел 26 апреля 45-го года. В тот день мы выдвинулись из пригорода Лейпцига, чтобы охранять дорогу между Айленбургом и Торгау, это была дистанция примерно 15—20 миль. Потом именно по этой дороге высшее военное руководство США спокойно проезжало на переговоры с советскими генералами. Мы с моим полковым командиром (под его началом было 3200 человек) отправились на городскую площадь Торгау, чтобы выяснить, что там происходит. Мы очень удивились, когда увидели на площади русских, которые безудержно пили. Полковник не захотел оставаться, и мы вернулись в наш штаб.  

— Но вы же потом общались с советскими солдатами. На каком языке происходило общение?

— С обеих сторон были переводчики.  

— Отмечали ли как-то советские и американские военные встречу союзников?  

— Сначала нет, позже что-то было, но только для высокопоставленных офицеров, и я не принимал в этом участия.  

— Наверное, американцы и русские дарили друг другу какие-нибудь подарки или сувениры?  

— Мы больше менялись, чем дарили друг другу подарки. Русским очень нравились наши сигареты, а нам — их водка.  

— А вообще каково было ваше тогдашнее отношение к советским союзникам?

— Наш полковник был насторожен по отношению к русским — и эта настороженность передалась мне. Я еврей, мой отец родился в Санкт-Петербурге и приехал в Америку, когда ему было 15 лет. Я ничего не знал о жизни моего отца в России, но не думаю, что она была там хорошей. Когда мой отец жил в России, антисемитизм там был нормой. Поэтому в детстве мы никогда не пытались узнать что-то о России. Во время войны мы были союзниками — и, насколько мне известно, антисемитизм не был проблемой. В американской армии я никогда не боялся и не волновался по поводу антисемитизма, хотя и бывали случаи его проявления. Что касается моего отношения к русским солдатам, то я о них просто не думал. Они выполняли свой долг...  

— А как вы думаете, почему ваш полковник был насторожен в отношении союзников?  

— Я думаю, такие американские военные, как Паттон, Брэдли и многие другие, могли полагать, что США начнет воевать с СССР еще до того, как мы вернемся домой. Возможно, поэтому многие офицеры старались не сближаться с потенциальным врагом.  

— Встречались ли вы с российскими ветеранами после войны?  

— Я виделся с российскими солдатами в апреле 2005 года на юбилейных торжествах в Торгау, а также в мае того же года в Москве. Мы хорошо провели время, и они мне понравились.


Американский ветеран Игорь БЕЛОУСОВИЧ, участник встречи на Эльбе, с корреспондентом “МК” разговаривал по-русски.  

— Во время Первой мировой войны мой отец был военным летчиком старой русской армии. В Гражданскую он воевал на стороне белых и очутился на Дальнем Востоке. К концу Гражданской войны он женился в Хабаровске, и вся семья перешла китайскую границу вместе с несколькими тысячами русских беженцев. Я родился в Китае, и когда мне был один год, мы приехали в Сан-Франциско... В семье говорили только по-русски, все знакомые и друзья были тоже русские. Я считаю себя представителем второго поколения первой волны русской эмиграции.  

Моя дивизия взяла город Лейпциг — это был наш последний бой — и продвинулась немного на юг. Наши части остановились на западном берегу Мульде, притока Эльбы. И мы, и советские войска были очень осторожны: если бы мы по ошибке открыли огонь друг по другу, то была бы крупная неприятность... Мы организовали три патруля: два маленьких и один побольше. Первые два должны были провести разведку между Мульде и Эльбой, а самый крупный патруль получил задание установить контакт с советскими частями. Так случилось, что все три патруля встретились с советскими подразделениями независимо друг от друга в течение 2—3 часов. Поэтому мы считаем, что любой ветеран из этих трех патрулей может считать себя участником встречи на Эльбе.  

Кто-то в штабе полка вспомнил, что в такой-то роте есть будто бы русскоязычный, и меня вызвали в штаб и включили в состав третьего патруля.  

Рано-рано утром мы переправились через Мульде, мы все были на джипах. Немецкого сопротивления мы не встретили. Вскоре издалека мы увидели русских всадников. У меня одного оказался в кармане маленький фотоаппарат, и я успел сделать снимок до нашей встречи. Прошло 2—3 минуты, и мы встретились лицом к лицу. Все произошло очень быстро, никто не мог друг с другом объясниться, только хлопали друг друга по плечам, улыбались, обменивались маленькими сувенирами. Наши интересовались маленькими красными звездочками на головных уборах красноармейцев — я особо не наблюдал, но впоследствии кое у кого осталась такая память о встрече. Офицеры конного патруля посмотрели на нашу карту и посоветовали нам, куда и как ехать дальше. У них, видимо, было какое-то задание, и вскоре они ускакали.  

Мы продолжили путь к Эльбе и минут через 20 доехали до реки, где советские части уже организовали переправу. Это был большой паром на понтонах, который перетягивали на другую сторону стальными тросами. Мы переправились вместе с джипами и увидели группу офицеров. Это оказался штаб 58-й гвардейской дивизии вместе с командующим — генералом Русаковым. Я представил своих офицеров генералу и обратился с вопросом: как его представить моему майору? Он как будто был не уверен и посмотрел искоса на офицера, который не отступал от него ни на шаг. Вы, конечно, понимаете, кто это был, — его политический заместитель, или, как они назывались, политрук. Я увидел, как тот чуть-чуть незаметно кивнул — значит, можно.  

Мы провели ночь в советском лагере — нас так хорошо напоили, что утром здорово болела голова. Недалеко был немецкий лагерь для военнопленных, и на следующий день нас туда повезли. Там были французы, англичане и американцы. И вот там произошла очень веселая встреча. Все хлопали, кричали, смеялись — в общем, настоящее торжество. Вечером мы вернулись к своим частям. Все было быстро и просто.  

— Что вам больше всего запомнилось?  

— Несколько недель после встречи наши части оставались на нашем берегу Эльбы. Я был недалеко от моста при городке Торгау, выполняя роль переводчика. Появились эшелоны с бывшими советскими военнопленными и гражданскими, угнанными на работу в Германию. Вы, конечно, понимаете, что их ждала незавидная участь: я достаточно знал о советском строе и понимал, что жизнь там была суровой и временами жестокой, но тогда они как будто были рады возможности вернуться к своим. Хотя многие сидели молчаливо и угрюмо.  

— Встречались ли вы с российскими ветеранами после войны?  

— Я принимал участие в празднованиях по случаю 30-летия и 50-летия Победы. Был в Москве в мае 2005 года, там я встретил некоторых ветеранов, с которыми я виделся на предыдущих встречах.


— Я попал на войну в январе 1945 года, — вспоминает Гарольд БРУММЕЛЬ. — Фронт проходил рядом с немецкой границей. Мне тогда было девятнадцать. Я участвовал в битве за Рейн и некоторых других операциях, включая взятие Лейпцига.  

— Какими были ваши чувства при встрече с союзниками из Красной Армии?  

— Обе стороны были счастливы увидеть в союзнике друга. Я думаю, что больше всего мы радовались тому, что война почти закончилась и скоро мы сможем вернуться домой к своим семьям. Но таких бурных празднеств, которые были показаны на фотографиях со встречи советских и американских генералов, не было. Все совместные вечеринки и обеды проводились на следующий день, 26 апреля, для высокопоставленных военных. А нам довелось лишь поесть вместе солдатской похлебки.  

— Как вы преодолевали языковой барьер с советскими солдатами?  

— У нас был переводчик, который знал русский, а также переводчик, говоривший на немецком. Ну, а некоторые общались на языке жестов, а также использовали некоторые немецкие слова, которые и мы, и русские уже знали.  

— А были ли случаи боевого взаимодействия американских и советских войск после встречи на Эльбе?  

— Совместные боевые операции не проводились, но мне известно, что обе стороны действовали с большой предосторожностью во избежание случайных столкновений.  

…Больше всего меня впечатлила “крутизна” русских парней. Один мужчина был с перевязанной головой и, несмотря на ранение, все равно находился при исполнении. С тех дней 1945 года я не виделся с российскими ветеранами. Но я хорошо помню время, проведенное на войне. Некоторые дни, такие как встреча с русскими, запечатлелись в памяти так, как будто это было вчера.