Девочка на табуретке, объявляющая гостям, что станет «тетей Фурцевой». Пятиклассница с двумя косичками, собирающая посылки детям воюющего Алжира. Девушка в красной косынке, читающая под проливным дождем Маяковского, чтобы студенты не разбежались с субботника. Женщина в солнцезащитных очках рядом с патриархом, президентом и мэром на Дне города, которому отдано 15 лет ежедневного труда. Все это она – первый заместитель мэра в правительстве Москвы, руководитель Комплекса социальной сферы Людмила Швецова, у которой недавно был юбилей. А какая она еще? Об этом – в интервью самой юбилярши.
Тетя Фурцева
- Будде приписывают такое высказывание: "Все, что мы собой представляем - это то, о чем мы думали раньше". Вы согласны и думали ли когда-либо раньше, что такое количество забот придется взять себе на плечи?
- На самом деле думала. Вы будете смеяться, но когда мне было три или четыре года, и кто-то из гостей, пришедших в дом, спросил: "Милочка, (так меня в детстве звали) ты кем будешь, когда вырастешь?" – я ответила: "Я буду тетей Фурцевой!" Я тогда еще даже букву "р", по-моему, плохо выговаривала... Вспоминаю и не представляю: как ребенок вообще мог знать, кто такая Фурцева?! Это сейчас есть телевизоры, дети "продвинутые" - только начинают ходить, уже в курсе: кто президент, кто мэр… Но, видимо, какой-то был послан знак судьбы.
Мне всегда чего-то хотелось, я всегда была "общественно-темпераментной", и этот общественный темперамент делал меня лидером. …Мы жили в Ростове-на-Дону – в небольшом доме на рабочей площади, 24 коммунальные квартиры. В 7 лет я уже была заводилой местных детей: читала им книги, ставила спектакли как режиссер. Сценой у нас была лестничная клетка, а местами для зрителей – ступеньки.
В школе меня могли возненавидеть все. Уже в 1-м классе мне разрешили проверять тетради и отмечать на полях сделанные ошибки, а иногда даже проводить уроки. Таких иногда называют выскочками - "лучше всех": считает, читает, уши проверяет, к доске вызывает, староста… Но вы знаете, я не вызывала изжоги у своих одноклассников. Может потому, что я делала все с юмором, с уважением к ним, и даже некоторые из тех мальчишек, кому я оттягивала уши, как классная санитарка, все равно были в меня влюблены. Я не была… рафинированной занозой, а жила в коллективе и получала по заслугам вместе со всеми. Так однажды по моей инициативе решили отлынивающим от школьного субботника подсыпать на сиденья парт алебастр (гипсовый порошок). Проучить. И пока мы тащили этот алебастр в класс, моя мама – учительница – оказавшаяся дежурной по школе, нас увидела. В общем, по поведению те еще отметки бывали.
В 4-м классе я уже была Председателем Совета дружины школы и… членом педсовета(!)(60-е годы - это был такой невиданный всплеск школьного самоуправления, второй после 20-х "макареновских" годов). Я могла в любой момент поднять всю пионерскую дружину на линейку, прийти в любой класс во время урока и раздать задания… Как-то в 5-м классе мне показалось, что мы с ребятами исчерпали все виды деятельности, им скучно. И меня с окраины города потянуло в центр, в Обком комсомола, к председателю областной пионерской организации. Прорвалась в кабинет: «Валентина Григорьевна, я такая-то. Мы много уже сделали, но скучно дружине, что бы вы посоветовали?» – «А вы макулатуру собирали?» – «Да!» – «А металлолом?» – «Ну что вы! У нас уже и паровоз именной есть!» – «А подарки детям Алжира вы собирали?» – «А что такое Алжир?!»... На следующее утро я ходила по классам с картой мира: в Алжире война, детям надо учиться, а у них нет канцпринадлежностей – надо помочь. В пионерскую комнату потянулись ходоки. Несли погрызенные ручки, грязные ластики, помятые тетрадки… Тут же было решено: детям Алжира посылать такое нельзя – значит, надо заработать деньги и купить все новое. Я выступила режиссером-постановщиком спектакля «Золушка», где сама играла мачеху. По 20 копеек за билет, три раза в день мы ставили в актовом зале этот спектакль, и все классы по очереди ходили. Заработали денег, запечатали принадлежности и отправили в Алжир через Обком комсомола… У меня была такая свобода, может, даже и не вполне адекватная моему возрасту и тому, какие решения я могла принять. Но это была школа…
А недавно раскопала свой дневник, который вела на 1-м курсе авиационного института. Я начала его, когда влюбилась безумно, просто по уши (я вообще человек без половинчатых эмоций: если люблю – так люблю, делаю – так делаю, не делаю – вообще не поворачиваюсь в эту сторону). И вела до тех пор, пока в любви не наступило счастливое объяснение. Я замечала сама себе: я становлюсь какой-то не такой в поведении, срываюсь, на меня обижаются подруги… Но один день в дневнике посвящен… комсомольскому собранию: «Мы говорили, как помочь отстающим ребятам… После собрания все стали кричать: «Люда! Комсорг!» …Я должна сделать все, чтобы никто не вылетел из группы. Надо только помочь, подсказать им, как заниматься, а для этого надо самой хорошо учиться…» Даже на фоне любовных страданий и счастья от встреч, я все равно видела, какое счастье быть нужной людям, чтобы они тебе доверяли. Это чувство всегда было со мной…
Помню, наш студотряд на строительстве дороги «Тюмень-Сургут»: мы прилетали на вертолете, спускались по лесенке на маленькую площадку, где в трех палатках жили по 30 человек. Большей романтики в моей жизни не было, хотя мы вставали в 4 утра …
Наверное, действительно ничего не бывает случайно. К той активности, которая мне до сих пор присуща, я шла шаг за шагом, и жизнь мне помогала. Совершенно неизвестно, что из меня могло бы получиться, если б мой темперамент был направлен в другое русло. Дурная компания или чувство нереализованности... Но мне очень много дала пионерская организация, комсомол. Были настоящие дела. Я понимаю, что так повезло не всем. Встречались и с формализмом, и с заорганизованностью, диктатом взрослых – и это многих отталкивало. Даже моего ребенка в свое время не приняли в пионеры только потому, что у него были какие-то оценки хуже, чем у тех, кого отобрали поступать в первый этап (а я при этом, заметьте, возглавляла Всесоюзную пионерскую организацию). Леша тогда настолько сжался, обиделся, что неделю не ходил в школу, говоря, что ходит. Он переживал и никак не мог мне признаться. Это была человеческая травма...
- Вы упомянули Харьковский авиационный институт, где учились, а можете сходу вспомнить пять терминов из словаря инженера-механика?
- Ну почему же - я могу вспомнить, из чего состоит самолет: фюзеляж, крыло, закрылки, предкрылки… Крыло состоит из лонжерона, нервюры, стрингеров... Я могу довольно многое вспомнить, могу даже «монокок констракшн» (устройство корпуса самолета, - «МК»), если хотите, вам по-английски разложить, потому что я переводила тысячи знаков в технических текстах по авиации. Вообще у меня дипломный проект был (так, на минуточку, чтобы представить себе, что девочка получила образование-то не слабенькое) – аэродинамический, прочностной расчет самолета на 100 пассажирских мест. Это был прообраз создаваемого тогда ОКБ «Антонова» самолета АН-100, аналог ЯК-42, и я делала полную компоновку этого самолета, расчет подъемной силы крыла. И проектировала крыло, у меня было 200 страниц пояснительной записки и плюс еще 10 ватмановских листов чертежей. Помогла и математическая школа, которую я закончила. А руководителем моего дипломного проекта был Петр Васильевич Балабуев, который после О.К.Антонова стал Генеральным.
«Я не феминистка, а в политике – тем более»
- У вас была кандидатская диссертация «Интеграция женщин в политику. 70-90-е гг.». По вашей инициативе в Москве реализуется проект «Лучшие предприятия для работающих мам» (поддержка работодателей, создающих комфортные условия для женщин с детьми). Вместе с тем, недавний опрос на одном из российских интернет-ресурсов показал, что более половины мужчин хотели бы иметь жен-домохозяек, да и слабый пол не против, была бы при этом зарплата…
- Если бы меня спросили: феминистка ли я, - я бы скорее ответила (хоть название и не очень научное), что я гармонистка, то есть за гармонию. За равнозначность женщин и мужчин. Это – не просто борьба за равноправие. Женщины и мужчины очень отличаются друг от друга (даже одень всех нас в брючные костюмы – женское в нас остается), поэтому так важно, чтобы и женское мировоззрение, и мужское присутствовало везде, где принимаются решения: и в семейном совете, и в Совете, скажем, в государстве, в городе... Если вдруг мужчин во власти станет меньше, чем женщин, я первая буду бороться за то, чтобы их стало больше. Паритет во власти – это абсолютное требование. Это – законы развития цивилизованного общества.
А если говорить о конкретном человеке, о женщине – она должна выбирать сама и общество должно помочь ей жить так, как она посчитает нужным. Вы сказали «поддерживать домохозяек» – может, и да. Если женщина не просто готовит обеды мужу, а растит детей – мы должны исходить из того, что она выполняет важную государственную миссию, особенно в сложной демографической ситуации. Поэтому мы в Москве уже создали сейчас 240 семейных детских садов. Женщина, которая занимается с тремя малышами (допустим, двое ее и один соседский) – уже может оформить семейный детский сад. При этом она получает деньги на содержание, питание этих детей, получает зарплату. Она прикреплена к дошкольному учреждению, где ей передают методики, по которым работают воспитатели. Она может приводить ребят в детсад на какие-то мероприятия, участвовать в праздниках... Кроме всего, мы фактически даем ей возможность получать стаж, что будет влиять на ее пенсию. По сути – это та самая поддержка, о которой вы говорили.
Но все-таки в таком мегаполисе как Москва – достаточно жестком, с точки зрения того, что если ты не работаешь, то не сможешь жить на достойном уровне, – обстоятельства подвигают женщин реализовывать и находить себя и в работе. А для этого должен быть такой уровень технического прогресса, обеспеченности продовольственной и иной, чтобы женщина на домашнее хозяйство тратила минимальное количество времени. Сейчас многое изменилось даже по сравнению с тем временем, когда я молодая, с маленьким ребенком на руках, продолжала очень активно работать. Помню, была поездка по линии женского движения в Японию, и я сказала им: «Господи, если бы у нас можно было прийти в магазины и за одну минуту все купить, чтобы накормить семью, если бы у нас стояли такие стиральные машины и сушки, если бы у нас было…» Я называла то, что сегодня на самом деле является реальностью. Сегодня не надо стоять в очередях, выкручивать белье руками, как это делали мы…
Конечно, должны быть все вспомогательные учреждения для воспитания детей. Кстати, в Париже, я очень изумилась, когда узнала, что развитием дошкольного образования там занимается не Департамент образования, а управление, которое ведет вопросы равноправия. То есть они дошкольные учреждения рассматривают не как систему образовательных услуг, а как систему, позволяющую достичь равноправия. Это тоже к вопросу о совмещении семьи и активной общественной жизни.
Я вообще категорически против тезиса, который часто возникает в голове молодых девочек: или карьера, или семья. Эти рассуждения – я сначала стану президентом, вице-президентом банка, а уж потом рожу – прежде всего, вредны самой женщине. Точно так же, как я иногда не поддерживаю, когда молодые, амбициозные, способные, талантливые даже женщины совершают «подвиг»: «Все – я только жена, только мать». Некоторые могут просто споткнуться оттого, что потеряют себя, а потом потеряют интерес к себе мужа и даже интерес своих детей, которые будут тянуться из дома в какое-то другое общение. Идеальный вариант, когда все можно сочетать. Поэтому – повторю – мы и дальше будем поддерживать и предприятия для работающих мам, и семейные детсады, и делать так, чтобы женщина могла сама выбрать.
«Принятие 122-го закона до сих пор не могу забыть»
- У вас ведь в этом году еще два юбилея – в 89-м году вы были представлены на госслужбу, и уже 15 лет, как работаете в Правительстве Москвы. А какие за это время были самые тяжелые решения, которые вам пришлось принять?
Швецова задумалась.
- Самые тяжелые… Вот так по-крупному... Очень трудное решение было связано с реализацией в 2005 году печально известного 122-го закона, о монетизации льгот. Трудное оно было не только потому, что московскому правительству пришлось в срочном режиме (когда уже был принят бюджет), искать 26 с лишним млрд рублей, чтобы никто в городе не ощутил ухудшения собственной жизненной ситуации. Сложность была связана и с тем, что нам в Москве – Юрию Михайловичу Лужкову и мне, человеку, который достаточно долго работал в социальной проблематике, – было понятно, что совершаются очень серьезные ошибки. Мы упорно и много говорили об этом и на трибунах, и в газетах, вносили многочисленные поправки. Я лично встречалась с депутатами Госдумы и разъясняла им нашу позицию. Нельзя так принимать такие крупные, сущностные изменения в социальной политике: абсолютно не обсудив, не посмотрев, на что и как они могут повлиять. Все делалось быстро – как план молниеносного штурма, чтоб никто не успел ни очнуться, ни понять, что происходит. Перед каникулами Дума за все это проголосовала, а дальше – будь что будет. Мы в Москве тогда все мобилизовались: не отдыхали летом, у меня весь Департамент соцзащиты работал в усиленном режиме. И мы отработали тогда предложения, а мэр и Мосгордума приняли решения, которые позволили смягчить удар в городе… Сейчас многое возвращается на круги своя, общество фактически признало неправильность многих положений 122 закона. И обидно, что мы об этом говорили заранее, но нам пришлось принять их.
Кроме крупных, у меня, увы, бывают тяжелые решения каждый день. Как правило, когда я вынуждена отказывать людям. Очень много ситуаций пограничных. Ты видишь – страшно тяжело живет человек (пишут же не только о жилищных условиях, а обо всем сразу), а помочь не можешь: потому что, например, у него жилплощади на 0,5 метра больше на душу, чем положено по закону. И когда погружаешься в жизнь этой семьи, только каменное сердце может не дрогнуть… Но я не могу переступать закон, заниматься благотворительностью, работая в органах исполнительной власти. Мы, конечно, вместе с коллегами до последнего ищем возможность помочь людям, и я часто возвращаю вновь и вновь на доработку какие-то вопросы, чтобы с другой стороны посмотреть на проблему, найти решение... Если честно, я даже в последнее время письма граждан стала смотреть не по вечерам, а встаю на полчаса раньше утром. Потому что иначе я просто не могу спать от переживаний.А такполучаю этот «холодный душ» и спускаю на моих коллег...
Кстати, письма, на которые приходится писать отказ, все равно оставляют в голове свой след, и когда похожие вопросы накапливаются – рождаются решения, позволяющие справиться с проблемой в целом. Допустим, когда я еще возглавляла отдел наград Верховного совета СССР, нам удалось восстановить историческую справедливость и сделать так, чтобы миллионы людей, которые работали во время войны в тылу, но по стечению обстоятельств не получили тогда медали тружеников тыла, получили бы, наконец, по крайней мере удостоверение к награде. А это дало им право пользоваться заслуженными льготами. Или недавняя история: по закону, многодетная семья - эта лишь та, где три и больше несовершеннолетних, а если кто-то вырос, то и остальные переставали пользоваться льготами. И по всей стране такой порядок. Мы в Москве его изменили, в том числе прочитав письма. То есть обращения жителей со временем тоже преобразуются в законодательные акты.
- А приходилось ли лично вам за это время кардинально менять свое мнение по каким-то вопросам?
- Отказываться от каких-то проектов или немного разворачиваться в другую сторону – такое было. Но кардинально менять суждения – нет, даже в тех пограничных ситуациях, которые были связаны с распадом Советского Союза. Потому что я, к моему счастью, была достаточно молодой, и мои оценки тогдашней политики были основаны на критическом взгляде на очень многое, а не только на аплодисментах и криках «ура». И, кстати, мне предоставлялась возможность мои критические взгляды высказывать, и я это делала, будучи членом ЦК КПСС двух созывов. В начале 91-го года мне предложили избираться членом Политбюро, но я отказалась. Не по идейным соображениям, а поскольку деятельность партии в те годы, на мой взгляд, во многом и привела к распаду СССР.
- Партбилет сдали?
- Нет, билет у меня хранится дома. Я его не бросала на площадях. Я вообще ничего никогда не бросаю, я все шаги в жизни совершаю осознанно и умею хранить уважение к тому, что делаю. И я вступала в партию не потому, что мне нужно было должность получить или меня кто-то заставлял. Было обдуманное решение, какой-то романтизм, связанный с этим.
«Реальный сектор экономики – это 20% бюджета Москвы»
- Всю жизнь можно вписать в деятельность ваших ведомств: ЗАГСы, Департамент семейной и молодежной политики, образования, здравоохранения, труда и занятости, культуры, соцзащиты... Кого, как не вас, спросить о том, что волнует всех москвичей. Один из самых острых вопросов в кризис - безработица. Будут ли новые кардинальные меры по борьбе с ней?
- Во-первых, люди могут обращаться в службы Департамента труда и занятости населения по месту жительства. Есть отраслевые службы занятости (в промышленности, строительстве, на транспорте и т.д.). Постоянно проводятся общегородские и локальные ярмарки вакансий: с начала 2009 г. в них приняли участие около 120 тысяч человек.
Чтобы контролировать ситуацию на рынке труда, все столичные предприятия обязаны заблаговременно заявлять властям, сколько сотрудников и когда они планируют сократить. Мы проверяем обоснованность этих заявок, и – либо пытаемся предотвратить массовые сокращения, либо организуем общественные работы, переобучение увольняемых.
Есть наиболее уязвимые категории: мамы-одиночки, единственный кормилец в семье, инвалиды, молодые специалисты. Им мы уделяем особое внимание. Есть женский центр занятости, мэрская программа, согласно которой каждому выпускнику вуза должно быть предложено хотя бы одно рабочее место. Во многих вузах есть собственные службы занятости, с которыми мы работаем. Сегодня из примерно 9-9,5 тысяч выпускников, которым нужно было оказать содействие в трудоустройстве, остаются в поиске 2-2,5 тысячи.
Ухудшение ситуации на рынке труда – это, естественно, производная от всех тех процессов, которые происходят в реальном секторе экономики, в банковской системе и в стране, и в городе. Поэтому главное сегодня – подъем реального сектора экономики…
- Для многих Москва – это офисы турфирм, банки, рестораны, салоны красоты…
- В Москве очень крупный сектор промышленности: предприятия авиационной отрасли, машиностроительные, легкая, пищевая промышленность. У нас есть свои очень серьезные агрокомплексы за пределами Москвы, откуда в город направляем птицу, мясо, молоко, овощи. Развита перерабатывающая промышленность, есть огромные предприятия строительного комплекса, которые производят все необходимое, чтобы мы могли так быстро и энергично строить город. Научные предприятия занимаются как фундаментальными, так и прикладными исследованиями. Реальный сектор экономики всегда давал большой приток в нашу казну, около 20%. И еще 36% мы получаем от малого бизнеса, в котором сегодня работает 2 млн человек… Москва – это, к нашему большому сожалению, пока еще не достаточно развитая туристическая система. Со своей историей город мог бы гораздо больше привлекать туристов. Многие древние столицы мира основной бизнес строят на туризме.
- От вопросов труда и занятости – к семье и образованию. Все борются за повышение рождаемости, 113 тысяч новорожденных ожидают в Москве к концу 2009-го. А что с детскими садиками? Обещали вводить в строй по 100 новых детсадов ежегодно...
- Очередь в сады – одна из самых напряженных, если не считать очередей на получение жилья. Программу строительства 100 детсадов ежегодно мы начали в 2007-м, когда проводили Год ребенка и продолжили в 2008-м. Это фантастическая инвестиционная программа для любого мегаполиса мира. Сейчас, действительно, мы вынуждены немного сократить свои планы, но все равно на 50 детсадов будем выходить и в этом, и в следующем году. Тот запас прочности и те программы, которые мы создали, дают нам возможность серьезно наращивать места в дошкольных учреждениях. Кстати, этого 1 сентября в сады пошло на 29 тысяч больше детишек, чем в прошлом году. Есть программа постепенного перевода и возврата детям зданий еще советских детсадов, используемых не по назначению. И здесь кризис резко наши планы не изменил. Поддержим и негосударственный сектор дошкольного образования.
- Текущий год в Москве был объявлен Годом равных возможностей. Уже можно подвести какие-то итоги?
- Итоги будем подводить, когда год закончится. Но могу сказать, что намеченная программа выполняется очень активно по всем пунктам: и в том, что касается соцподдержки, и приспособления инфраструктуры, и образования, и здоровья. Чем больше мы делаем, тем больше обнажается проблем. Можно иногда обижаться на тех, кто хочет эпатировать публику – вот, дескать, подъемник установили, вот спуск сделали с тротуара. Но правда в том, что до начала этого столетия мы вообще фактически не занимались инвалидами. Были даже рассуждения, мол: зачем вкладывать деньги в тех, кто потом не сможет их вернуть? В лучшем случае их лечили, иногда давали элементарное образование. А в целом, казалось, мы даже не ощущаем, что эти люди живут с нами в одном городе. Но если человек является инвалидом, это не значит, что он не нужный для общества. Ему послано больше, чем другим испытаний (кстати, любой здоровый не знает, что может случиться с его здоровьем завтра), но мы еще можем кое-чему у них поучиться. Например, как ребята на инвалидных колясках, проводящие месяцы в больничных стенах на реабилитации, становятся лучшими учениками в вузах... Когда мы обнажили проблему, посмотрели что нужно изменить, то оказалось, что это очень крупная задача и по времени, и по средствам. Скажем, на сегодня общая сумма по приспособлению городской среды - около 122 млрд рублей, и их надо изыскать только из бюджета. Кроме этого, законом города мы обязали все коммерческие структуры, крупных строителей офисов, спортучреждений, чтобы все новые здания были приспособлены для всех категорий маломобильных граждан: слепых, глухих, опорников. Кстати, одновременно в эту категорию попадают не только миллион двести тысяч инвалидов, но и молодые родители, которым с коляской надо развернуться и в транспорте, и в лифте. Только в этом году мы должны разместить более 2 тысяч модулей наземных пешеходных переходов, 1650 модулей подземных, купить еще 460 единиц низкопольного транспорта. С 2006 года в Москве вообще закупаются только низкопольные троллейбусы, автобусы, трамваи, так что поэтапно весь городской транспорт мы переведем на то, чтобы он был удобен для каждого.
- Сейчас в том числе в ваших ведомствах идет подготовка к 65-летию Победы. Каким будет этот год в Москве?
- Подготовку мы начали заблаговременно, уже полтора года назад было принято постановление Правительства Москвы. Оно касается и заботы о ныне здравствующих ветеранах, тружениках тыла, детях войны, и праздничных акций, и ухода за могилами погибших, памятниками (в городе более 40 тысяч захоронений участников ВОВ). Мы сохраним для ветеранов абсолютно все льготы, выплаты. 2010-й год начнем с того, что минимальные доходы пенсионера достигнут уровня двух прожиточных минимумов, то есть будут больше 10 тысяч рублей. Нуждающимся заменим товары длительного пользования – холодильники, стиральные машины, телевизоры. Естественно, продолжим программы санаторно-курортного лечения ветеранов на наших стационарных базах отдыха и уникальную программу «санаторий на дому» для тех, кто по состоянию здоровья не может поехать отдыхать. На месяц к таким людям привозят спецаппаратуру для процедур, приходят врачи, массажисты, привозят обеды, убирают квартиру.
- В День города президент отметил, что в Москве сильная система соцподдержки населения. Вместе с тем, разрыв между самыми богатыми и самыми бедными в Москве - 42 раза…
- Во-первых, в конце 90-х эта цифра была 75. Псевдолибералы подарили нам такую социально-экономическую политику, при которой мы в 4 раза посадили экономику. А если экономика не дает нужных доходов, то, естественно, и расходная часть, которая идет на соцподдержку, сразу уменьшается. Мы стараемся выровнять ситуацию. И не за счет ограничения тех, кто получает большие деньги (главное, чтоб они платили исправно налоги), а повышая уровень заработков отстающих. Сегодня мы вышли на отметку в 33 тысячи рублей для средней зарплаты в соцсфере, серьезные повышения в пенсионном обслуживании. Кстати, если говорить еще об одной цифре – процент населения, живущего ниже черты бедности – то в конце 90-х таких людей было 27%, мы вышли на 11 %. Правда, кризис повлиял, и сейчас мы приближаемся к 14%, но перемены все равно происходят.
- Вы очень энергичный руководитель, Юрий Михайлович – очень энергичный мэр. Сложно быть в одной команде?
- Тяжело, конечно, – просто потому, что работа такая: огромный город, огромное количество проблем, огромный объем дел, ответственности… Но зато в такой команде очень надежно, интересно, иногда даже азартно. Мэр всегда нам говорит, что «работаете вы хорошо, но так работать дальше нельзя, надо работать гораздо лучше!» К тем программам, которые мы предлагаем ему для рассмотрения, он, как правило, добавляет много своих идей, а часто мы, наоборот, разрабатываем социальные идеи мэра. Как, например, с Годом ребенка вышло – это была в чистом виде идея Юрия Михайловича, которую он мне «подарил». Я ехала куда-то в машине, вдруг звонок: «Слушай, Людмила, я, наверное, тебя сейчас расстрою!» Я спрашиваю: «А что такое, Юрий Михайлович, что-то случилось?» - «Да нет. Ты понимаешь, я думаю, что нам стоит следующий год (это был май 2006-го) объявить в городе Годом ребенка и реализовать большую программу». Я говорю: «А почему вы думаете, что вы меня этим расстроите?» - «Ну как же! Тебе же придется больше работать!» Естественно, это была шутка, но вот с этого звонка началась масштабная разработка программы. Уже в сентябре мы внесли ее в правительство, ее профинансировали, добавив 60% (!) к предыдущему социальному бюджету, который и так был существенным. И в итоге этот год был ударным с точки зрения решения вопросов в жизни города. Поэтому в такой команде – где руководитель может инициировать столь масштабные проекты и ставить масштабные задачи, и вместе с тем может поддержать, когда с подобными идеями приходишь к нему, – работать очень интересно. Вы говорили о юбилеях в работе, знаете, за все годы моей госслужбы самое интересное и самое трудное – это, пожалуй, время работы в московском правительстве.
ФОТОАЛЬБОМ
«Это я в 1-м или во 2-м классе. Позже появятся металлические октябрятские звездочки с портретом Ленина, а когда делали этот снимок, их еще не было. Ученики вырезали звездочку из картона и потом сами обшивали красной тряпочкой».
Свадьба Люды Одинцовой и Толи Швецова. «Недавно посчитала: оказывается, в молодости я всего два года жила в собственной квартире. Папа получил ее, уже будучи военкомом Ростова-на-Дону, а все остальное время, с самого моего рождения, мы с родителями жили в частном секторе, в служебных квартирах, в мазанках: у нас не было личной посуды, мебели, нам выдавали солдатские алюминиевые миски, ложки в воинской части. И только за два года перед поступлением в институт мы переехали в пятиэтажную хрущевку и были безмерно счастливы. У нас появилась собственная хельга! Это слово - «хельга» - было для меня как из мира фантастики. Потом 6 лет я жила в институтском общежитии и 4 года, пока не вышла замуж, в общежитии молодых специалистов. Моя свекровь даже считала зазорным, что ее единственный сын будет брать за себя девочку из общежития, и меня на «Чайке» хотели везти из какого-нибудь другого места, но я сказала – «Нет! Это будет только общежитие! Наше замечательное общежитие на улице Депутатской города Киева!» Отсюда меня, красавицу, в платье, которое я сшила сама, с распущенными белокурыми волосами до пояса, и взяли. Кстати, интересно, как мы с Толей познакомились. На Киевском механическом заводе, теперь – ОКБ Генерального Конструктора О.К.Антонова – где мы работали, он был секретарем комитета комсомола, а меня выдвинули в его заместители. Он сопротивлялся, и тогда наш секретарь парткома сказал: «Толя, ты ничего не теряешь: не получится заместитель, женишься!». Вот уж поистине, партия решала все!»
Л. Швецова – Председатель Центрального Совета Всесоюзной Пионерской организации. «Помню, в 4-м классе меня позвали в «Артек» - лагерь пионерской элиты, куда отправляли самых выдающихся детей, победителей... Как правило, туда ездили, начиная с 6-7 класса, а меня послали как активистку вот так рано. Путевку дали на февральскую смену, мама пошила мне новое пальто (а мы жили скромно, и для того, чтобы это новое пальто появилось, надо было напрячь семейный бюджет). Вдруг – за 2 недели до поездки – я узнаю, что не еду. Сказали: «Ты еще молода, в другой раз». Позже я узнала, что эту путевку отдали сыну секретаря райкома партии. Моя детская обида была даже не за то, что меня не послали – мне было обидно за маму: что они так старались, а вот я поехать не могу. И потом, когда я работала председателем Всесоюзной пионерской организации, я никогда не шла на то, чтобы кому-то дать путевку в ущерб другого ребенка, кому ее уже выделили… Кстати, когда я начала работать в мэрии, некоторые «доброжелатели» не упускали случая заметить в трудной ситуации: «Что с нее возьмешь, женщина, пионервожатая…».
