— То, что моя ориентация стала достоянием общественности, — не мое желание, — с ходу заявил Артем. — Я не собирался ничего афишировать. Дело в том, что ко мне часто обращались журналисты за комментариями. И вот один из них — Евгений Халилов, с которым мы уже давно общаемся, в очередной раз написал запрос. Его интересовали подробности скандала с дьяконом-наркодилером одной из самарских церквей, а главное, мог ли настоятель не знать о том, что у него служит наркозависимый. Я сразу отказался комментировать, так как уже не отношу себя к РПЦ — сложил с себя полномочия священника еще в апреле, а уволился из семинарии в июне 2015-го. Но в завязавшейся переписке, как я думал — частной, предположил, что настоятель храма наверняка был в курсе. Привел свой пример — все абсолютно — и учащиеся, и преподаватели — знали о том, что я гей. Начальник во все времена обязан был знать все о своих подчиненных. На следующий день вышла статья этого Евгения, но не о дьяконе-наркодилере, а обо мне.
Таким образом, о гомосексуальности бывшего преподавателя Нового Завета и иностранных языков Самарской православной духовной семинарии стало известно всем.
— По какой причине вы закончили свою церковную карьеру?
— Мне перестало быть комфортно. Да и захотелось заняться личной жизнью. Как уже говорил, я никогда не скрывал, кем являюсь, но и в открытую жить и строить отношения было нельзя. Но не это главное. Основная причина — политика патриархийная и семинарская. Вот это постоянное затыкание рта, гонения на искусство (на «Тангейзер», например), развитая система доносов. На меня же постоянно писали доносы: что я протестант, что я криптокатолик, что я обсуждаю со студентами теорию Дарвина на лекциях (я убежденный эволюционист!), что я тем самым разлагаю церковь и развращаю студентов. Да и потом мне надоело хамство со стороны митрополита-ректора.
— Вы когда-нибудь испытывали на себе агрессию, связанную с вашей ориентацией?
— Особых гомофобных историй со мной никогда не случалось. Мы замечательно общались со студентами, притом что все всё знали. Пили чай, играли в «Мафию», общались на самые разные темы, даже на очень сокровенные. Студенты мне доверяли. С коллегами сложились, в общем, хорошие отношения, многие звонят мне после этого конфликта с абсолютной поддержкой. Прихожане меня очень любили. Хотя и врагов у меня было много, но не из-за того, что я гей, а из-за мировоззренческих и богословских разногласий.
— Но после того, что произошло, не боитесь нападок? Испытываете ли на себе какое-либо давление со стороны властей?
— Да, со стороны властей есть прессинг. Не хотелось бы про это сейчас говорить. Признаюсь, в городе мне стало немного неуютно. Но я ощущаю поддержку людей. Каждый день мне на почтовый ящик приходит масса писем, так вот на одно гневное послание с угрозами приходится не меньше 20 со словами поддержки. Я очень благодарен за это. Вообще я верю в людей и всегда верил! Вся эта гомофобная истерия сверху ведь идет, а наш народ в целом совсем не так радикально настроен.
— А близкие как отнеслись к вашему каминг-ауту?
— Абсолютная поддержка. И со стороны мамы и сестер, их у меня две. Тяжелее всего моему брату-близнецу. Мы с ним внешне очень похожи, у него жена и пятеро детей. Мои родные уже давно знают про мою ориентацию. Лет в 16 я им признался во всем. Восприняли не с восторгом, тут восхищаться нечем. Но реакция была нормальная, адекватная.
— Собираетесь ли и дальше защищать права геев?
— Этот самый журналист написал в своем материале, что я собираюсь «бороться» за эти права. Но никакой борьбы я не затеваю и не затевал. Права геев — это права человека. И эти права я отстаивал и буду отстаивать.
— А в церковных писаниях есть какая-либо полемика относительно гомосексуализма?
— Полемики никакой нет. Как правило, все всегда приводят слова апостола Павла из Первого послания к коринфянам о том, что «Мужеложники Царствия Божьего не наследуют». Однако в этой цитате буквально через запятую с мужеложниками перечислены и блудники, идолослужители, прелюбодеи, воры, пьяницы и злоречивые (т.е. просто те, кто ругается). Но про пьяниц и прочих перечисленных никто почему-то не вспоминает. Удивительная способность выборочного чтения! А вообще это серьезный богословский вопрос. Священные писания — это древний текст, чтобы его читать и комментировать, надо многое знать. В них нет простых вещей, все очень неоднозначно.
— Вам сейчас грозит церковный суд...
— Да, но это чисто формальная процедура а не какие-то страсти, как сейчас пишут журналисты. Просто есть определенные процедуры: соберется коллегия из нескольких человек — этот самый церковный суд — и подпишут необходимые документы и лишат меня сана.
После увольнения из семинарии Артем Вечелковский работает частным преподавателем языков. По скайпу ведет уроки английского, немецкого, испанского, древнегреческого, древнееврейского и латыни. Пишет музыку.
— Я мечтаю быть реализованным как можно в большей степени. Помогать людям, как я и помогал. Образование и преподавание считаю главной своей целью в жизни. Люблю делиться знаниями.
В РПЦ к действиям Вечелковского отнеслись отрицательно. Хотя некоторые отдельные священники высказали ему слова поддержки. Например, протодиакон Андрей Кураев сказал, что он благодарен самарскому священнику за открытое признание: «Он молодец, что нашел в себе силу сделать такой выбор. Это важно, что он не будет впредь восприниматься как одно из лиц Церкви».
