Осень не торопится в Беслан. Как будто знает, что вместе с дождями придут слезы. Что ее здесь не ждут.
Жарко в «Городе ангелов» — мемориальном кладбище на выезде, где покоятся жертвы трагедии в бесланской школе.
Пластиковые бутылки с водой кончаются одна за другой. Господи, как же им было тяжело. В те их последние три дня. Как же хотелось пить!
Сегодня наполненные до краев бутылки рядом с фигурками ангелов стоят у каждой могилы, и на полу у стен спортзала — тоже. Пейте, дети, пейте…
Последняя школьная перекличка проходит на кладбище. «А», «Б», «В»…
Абросимова Екатерина,
Агаев Георгий,
Адырхаев Альберт…
Буква «А» все не заканчивается.
Адырхаева Ирина,
Адырхаева-Аликова Зара,
Азиева Злата…
266 человек поселились в «Городе ангелов».
334 погибло всего.
Из них 186 детей.
Шестнадцать лет прошло. Не круглая, не громкая дата, не время пафосных речей, подведения итогов и осмысления новых фильмов…
Первый раз я приехала в Беслан шестнадцать лет назад, всего через несколько дней после штурма. Когда не было еще разделения на живых и мертвых, когда нельзя было опознать ошметки тел, и поэтому все верили в то, что их дети уцелели. Просто пока еще не вернулись домой.
Шестнадцать лет их ждут.
Бедрозов Алан,
Бедрозов Руслан,
Бедрозов Аслан…
Я остановилась у мамы Алана и Аслана — Эммы Бедрозовой. Самый близкий дом от школы — Коминтерна, 1. Она не пришла в тот день на линейку. А ее мужа Руслана расстреляли самым первым.
Растерзанная пустая школа зияла тогда ранами окон. Пусто было во дворе. Выжившие не смели перейти Рубикон. Родственникам погибших было не до того.
И только младшеклассница в белом фартуке шла с цветами и папой навестить свою погибшую подругу. Я попросила девочку показать мне школу. Она согласилась.
Тогда, 16 лет назад, школа номер 1 казалась такой большой. Мы обходили ее, наверное, целый час. В классах, где стояли парты, еще пахло свежей краской. В коридорах — пеплом.
Спортзал не пах ничем. Органы чувств отказывались, не хотели воспринимать происходящее.
Странно: думая об этом сейчас, я вспоминаю, что мир тогда из цветного вдруг стал черно-белым. Словно старая выцветшая фотография. Где всё ненастоящее.
Кцоева Мадина,
Лолаева Алана,
Макиев Станислав,
Макиева Людмила…
Сегодня школа выглядит почти игрушечной и тоже немного нереальной, памятником самой себе, словно театральными занавесями, окруженная желтыми металлическими листами от непогоды и ветра. Квадратный спортзал — то, что от него осталось, — как будто расположен в круге.
Сегодня здесь шумно и многолюдно. Все утопает в цветах и свечах. Священники служат службу. У входа воздвигли храм «на месте гибели невинных отроков и младенцев». Все плачут. И уже нельзя понять, те ли это, у кого кто-то погиб, или приезжие, случайные, родственники, соседи… Невозможно не плакать среди плюшевых игрушек и надписей «Беслан, мы с тобой!» — «Норд-Ост», рейс 9268, разбившийся над Синайским полуостровом, Москва, Питер, Махачкала, далее везде.
«Мадина, девочка моя, Мадина!» — как раненая птица, бьется в руках сына женщина средних лет. Это Марина. Она тоже была в заложниках вместе со всеми своими. Трое детей остались в живых. Самая взрослая, 12-летняя Мадина, — погибла.
«Он у меня пятый», — кивает Марина на сына. Мальчишке 14. Он родился уже после теракта. Он впитал его с молоком матери. Он стал старше старшей сестры.
Каково это — быть детьми в городе, похоронившем своих детей?
Я смотрю на фотографии на стенах, на юные лица и пытаюсь подсчитать: сколько им было тогда и сколько бы исполнилось теперь? Самому маленькому в 2020-м сравнялось бы девятнадцать…
«Помните малышку — ее вместе с мамой вывел из школы Руслан Аушев? Он спас тогда 26 человек. Это моя сестра. Она вышла замуж. У нас на Кавказе вообще рано замуж выходят».
Год за годом ночь в канун штурма матери проводят в школе. Это только их время.
Утро — время для всех. При входе в школу полиция пропускает нас через металлическую рамку и проверяет сумки. Предлагает надеть черные медицинские маски.
В 13.05 нынешние старшеклассники выпустят вверх белые воздушные шары. Это время, когда в спортзале взорвалась первая бомба.
Это традиция.
Как традиция вспоминать каждого по имени.
«Ислам. Моего сына звали Ислам. Он сказал боевику: «Вы меня не убьете, потому что я тоже мусульманин». Я знаю, мне люди потом рассказывали… А когда начался штурм, одноклассница крикнула ему: «Ислам, помоги мне!» — и он вернулся. Он был настоящим мужчиной».
Реквием сменяет тема из «Списка Шиндлера». Невероятно.
Так совпало, что я приехала сюда вместе с другими журналистами на семинар по вопросам противодействия ксенофобии и этнической нетерпимости на примере Холокоста и жертв террора. Где же его проводить, как не в Беслане?
Девочка в красном пальто.
Девочки в красных галстуках на стенах бесланской школы. Многие на фотографии изображены именно в них; снимки парадные, здесь действовала своя пионерская организация.
Черно-белый мир прорывается алыми, обреченными пятнами.
Проломы в полу заполнены пурпурными розами. Поминальные свечи зажжены в багряных стеклянных колбах.
Сколько лет, десятилетий, веков прошло, а в мире ничего не меняется… Кроме имен и фамилий убитых.
Цогоев Алан,
Цогоев Аслан,
Цогоев Виктор,
Цогоева Джульетта…
