Тот, кто написал экспертизу, на основании которой было возбуждено уголовное дело, сам может подпасть под статью 282 УК РФ «Разжигание межнациональной ненависти». По крайней мере, именно с таким обращением к главе СКР Александру Бастрыкину обратился Российский еврейский конгресс, который усмотрел в словах религиоведа Романа Силантьева признаки преступления и просил привлечь его к ответственности.
Спектакль Беркович и Петрийчук ставился с воспитательный целью и призывал к примирению, а в словах Силантьева эксперты видят чуть ли не предвестие еврейских погромов. Но за решеткой сидят они, а не он. Мир перевернулся?
«Финист Ясный Сокол» — пьеса о судьбе российских женщин, которые решили выйти замуж за исламистов и переехать к ним в Сирию. Задумка спектакля — показать, как террористы вербуют через соцсети доверчивых девушек, показать трагизм их судеб (кто-то погибает, кто-то надолго отправляется в тюрьму). И все это для того, чтобы никому в голову не пришло пойти по их страшному пути. Не случайно спектакль не только получил одобрение (и награды) театрального сообщества, но и ставился за решеткой именно с воспитательный целью.
Те, кто стоит за этим уголовным делом, перевернули все с ног на голову. А сам «трюк» произошел не без помощи экспертизы Романа Силантьева. Цитируем обращение в СКР: «Российский еврейский конгресс убежден, что Роман Силантьев транслирует бытовые предрассудки, которые разжигают межнациональную рознь. Чем заканчивается такая риторика, показали события 1930–1940-х годов. Высказывания Романа Силантьева формируют в обществе негативное отношение к евреям, а значит, его экспертиза по делу Евгении Беркович не может быть объективной». РЕК отправил письмо в СК 17 мая, то есть с тех пор прошло две недели. Следственный комитет молчит. Зато не молчит Мосгорсуд. Он высказался, но по отношению к женщинам: признал законным арест обеих, несмотря на выступления в их защиту известных культурных деятелей (в том числе Константина Райкина, Олега Меньшикова, Александра Розенбаума и Вениамина Смехова). Важный момент — у Беркович две приемных дочери, одна из которых несовершеннолетняя.
Как может то, за что награждали вчера, сегодня считаться преступлением (это про пьесу)? Как может то, что жестко пресекали накануне, считаться нормой сегодня (это про антисемитские высказывания)? Может, стоит прислушаться к мнению ученых?
— Совершился суд по «театральному делу» (так его окрестили), — говорит академик РАН, заведующий кафедрой психологии личности МГУ, заслуженный работник высшей школы РФ Александр Асмолов. — Решение оставить женщин за решеткой беспредельно жесткое, как будто речь идет об опасных преступниках. Суд не внял не только голосу адвокатов, но и письму Российского еврейского конгресса и Управления мусульман, в котором подвергнута жесткой критике так называемая «комплексная деструктологическая экспертиза». Как показали исследования, экспертиза носит явно выраженный ксенофобский характер. Не случайно «театральное дело» сопоставляется с делами Дрейфуса (сфабрикованное судом по антисемитским мотивам ложное обвинение офицера в шпионаже — Прим. авт.) и Бейлиса (дело по обвинению в ритуальном убийстве евреями мальчика, чтобы «получить христианскую кровь для изготовления мацы». — Прим. авт.). Трагично знаменитые дела являлись символами подготовки антисемитских погромов. Благодаря жесткому выступлению Эмиля Золя по делу Дрейфуса со статьей «Я обвиняю», а также обращению «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)» Владимира Короленко по делу Бейлиса черносотенные погромы были приостановлены и во Франции, и в России. В обоих делах победили гуманизм и социальная справедливость. Это стоит помнить тем, кто стоит за кулисами «театрального дела»... От мыслей о происходящем боль стучит в моем сердце, и вспоминаются мудрые строки знаменитого немецкого пастора: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ. Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».
Неужели и мы промолчим?
